Повелители утренней звезды - Гамильтон Эдмонд Мур - Страница 47

«Вот и все!» — ахнул про себя Бэйрд. Но он ошибся.

— Собирайся, — сказал Шейнер. — Мы стартуем сегодня утром.

Когда только что проснувшиеся рекруты осознали услышанное, по казарме прокатилась волна возбуждения.

— Но как же… Мы же должны были тренироваться еще несколько недель… — послышались со всех сторон удивленные голоса.

— Это не моя идея, а начальства, — заверил их Шейнер. — В общем, очередная ракета взлетает сегодня, и в ней есть место для нашей команды, так что мы тоже летим. Старик в последнее время очень торопится!

К десяти часам Бэйрд уже стоял вместе с остальным отрядом на взлетно-посадочной полосе, нагруженный всем — от тяжелых ботинок до аптечки первой помощи. Другие отряды — всего их было с полдюжины — тоже выстроились неподалеку.

Раздался свист, и на гигантской ракете, возвышавшейся над ними, как небоскреб, вспыхнули сигнальные огни, после чего отряды начали подниматься в нее по трапу. Через пятнадцать минут все были внутри, и услышали, как со скрежетом захлопнулись огромные люки.

Бэйрд оглядывался вокруг с таким же любопытством, как и остальные. Но смотреть внутри корабля было не на что. Они находились в железной комнате без окон, вдоль стен которой стояли привинченные к полу койки. Шейнер сразу же велел всем лечь на них.

— Примите таблетки и молитесь, — то ли приказал, то ли посоветовал он.

Рекруты пристегнулись к койкам, приняли противошоковые таблетки и стали ждать. А через четыре минуты мир под ракетой, казалось, взорвался, и пассажиров глубоко вдавило в пружинящие поверхности коек.

Ревущее, бушующее пламя поднимало гигантский корабль все выше и выше, как лифт, который двигался только вверх и никогда не должен был спуститься. Во время этого подъема с коек раздались сдавленные крики боли.

«Почему, меня совсем не беспокоит перегрузка? — удивленно подумал Фаррел. — По крайней мере, пока!..»

Он, конечно, почувствовал резко выросшую нагрузку, но это не причинило ему ни малейшей боли. При этом он видел искаженные агонией лица других мужчин, корчившихся на соседних койках, но сам не ощущал ничего неприятного.

Грохот и рев продолжались. Потом, спустя очень долгое время, как показалось Бэйрду, они прекратились, а затем снова вернулись, но через более короткий промежуток времени, после чего опять прекратились, и наступила окончательная тишина. Тогда Фаррел отстегнулся, встал с койки и, вспомнив инструкции по использованию удерживающих стержней, помог спуститься на пол Шейнеру, выглядевшему совершенно больным. Шейнер в изумлении уставился на него.

— Какого дьявола, ты перенес взлет лучше, чем я, а я взлетал четыре раза! — воскликнул он. — Ты железный, что ли?!

— Да меня это как-то не сильно беспокоило, — беспечно отозвался Бэйрд.

Но про себя он подумал, что знает, в чем тут дело. Он уже давно обнаружил, что жизнь в жестокой Антарктике воспитала в нем такие силу и выносливость, какие и не снились никому из «обычных» людей.

С этого момента для Фаррела, как и для остальных, начался период безвременья. Они улетали все дальше и дальше от Земли, уносясь от нее по широкой дуге. И они по-прежнему ничего не видели и не слышали, оставаясь заключенными в железной комнате с железным же распорядком дня.

Проходили дни, недели… Люди болели и выздоравливали. Периодически они «срывались с катушек», проклиная Юпитер, Ганимед и Шерриффа, и их привязывали к койкам, пока они не успокаивались.

Бэйрд оставался менее уязвимым для всего этого, чем любой из рекрутов. Годы ледяного безмолвия и одиночества в Антарктиде сослужили ему хорошую службу, и к тому же, у него была ясная цель, которая помогала ему пройти через это испытание. Каждый день, каждый час приближал его к Вейлу.

Как и многие в его отряде, он отрастил щетинистую бороду, рассудив, что это эффективно скроет его от Вейла, который все-таки видел его несколько месяцев назад и мог его узнать — теперь сделать это убийце было бы затруднительно.

Если только его уже не предупредили о прилете Бэйрда-младшего и он не ожидал его! Было ясно, что Нарамор подозревал правду о личности Фаррела, а это означало, что такие подозрения должны были быть и у Шерриффа. И все же они оба позволили Бэйрду делать то, что он задумал.

По служебным помещениям ракеты постоянно циркулировали сплетни и догадки о том, что ожидало их на Ганимеде.

— Говорят, что предварительное погружение в Юпитер начнется вскоре после того, как мы туда доберемся. Молю Бога, чтобы они не дождались нас! — услышал Бэйрд мнение одного из рекрутов.

— О, у них уже достаточно людей для первой вылазки, осталось только получить последнее оборудование и материалы, а там уже и главное погружение не за горами. Ты поймешь, что грядет настоящее падение в Юпитер, когда увидишь старика… — отвечал другой.

— Хочешь сказать, что старина Шеррифф собирается играть по-крупному и сам будет в этом участвовать? Черт возьми, ему за пятьдесят, и выглядит он не лучшим образом!

— Ты бы тоже выглядел не лучшим образом, если бы летал на Ганимед так часто, как он, — ехидно заметил Шейнер. — Но не волнуйтесь, когда они отправятся на ядро Юпитера в полном составе, он тоже там будет.

Последние слова обеспокоили Бэйрда. Если Мериден Шеррифф возглавит основную экспедицию и она увенчается успехом, он станет таким великим героем, что никто, никакие доказательства не смогут ему повредить. Нужно было как можно быстрее найти Вейла и быстро выжать из него правду. И было бы поистине жестоким возмездием сразить Шерриффа прежде, чем он успеет сделать последний, завершающий шаг в своей безжалостной карьере.

— Надеюсь, он возьмет с собой свою дочь, — с улыбкой вступил в разговор Джой. — Эльда Шеррифф украсила бы базу на Ганимеде…

— К твоему сведению, она уже дважды была там со стариком, и она в четыре раза лучший космонавт, чем ты когда-либо будешь, — язвительно сказал Шейнер. — Лучше помолчи.

А дни все тянулись, глухие и безмолвные. Раз в неделю небольшому числу рекрутов разрешалось провести полчаса у иллюминаторов, и это был единственный перерыв в их скучной, почти тюремной, рутине. Но и в иллюминатор мало что можно было увидеть. Бэйрд таращился в черноту, усеянную яркими огнями, и пытался разглядеть знакомые созвездия, но не находил ни одного. Эта звездная панорама казалась сном, это был нереальный, бездонный занавес из тьмы и огоньков, и ничего больше.

Недели сменяли одна другую, но, в конце концов, на корабле снова закипела жизнь: они приближались к цели. Планета-гигант и ее спутники, кружащиеся на своих орбитах, неотвратимо неслись им навстречу.

— Торможение будет чертовски более ужасным, чем взлет, — шутливо подбадривал Шейнер своих рекрутов, когда они пристегивались к койкам.

Так оно и произошло. Грохот и рев тормозных импульсов, казалось, продолжались вечно. Удары и шум стали невыносимыми, причем для всех, кроме Бэйрда, который совсем не беспокоился по этому поводу. Остальные, наполовину впавшие в ступор, смотрели на него с удивлением и не понимали, как он может быть таким невосприимчивым.

— Ты уверен, что ты не робот? — слабым голосом спросил Джой, и это заставило Фаррела вспомнить о маленьком воришке Киннере, оставшимся далеко на Земле.

К моменту приземления несчастные рекруты были почти без сознания — кроме Бэйрда, который лишь почувствовал резкий рывок от столкновения с поверхностью Ганимеда. Шейнеру потребовалось немало времени, чтобы поднять остальных с коек и поставить их на ноги. Проклиная все на свете и задыхаясь от приложенных усилий, они неуклюже надевали лунные ботинки на толстой подошве, готовясь к выходу на поверхность. Вопреки прежним представлениям астрономов, на Ганимеде имелась атмосфера, но она была разреженной и бедной кислородом.

РЕКРУТЫ С ТРУДОМ ВЫБРАЛИСЬ из ракеты. Большинство из них были слишком слабы, чтобы проявлять интерес к спутнику Юпитера, они шатались, едва держась на ногах, и пытались сохранить равновесие. И только Фаррел, оказавшись на трапе, с нетерпением и любопытством вертел головой.