Мой муж – Тёмный Властелин и другие бытовые проблемы - Арниева Юлия - Страница 2

– Послушай меня, девочка, – сказал он медленно, чеканя каждое слово. – Твоя прошлая жизнь окончена. Теперь ты наша дочь, леди Ангелина де Рос. Ты помолвлена и скоро выйдешь замуж за могущественного человека. Твоя задача – быть покорной, тихой и сделать то, что тебе велят. Всё поняла?

Я яростно замотала головой. В моём сознании билась одна-единственная мысль: это сон. Кошмар. Такого не может быть. Я беззвучно открывала и закрывала рот, пытаясь кричать, но получался лишь жалкий, беззвучный оскал. Слёзы ярости и бессилия хлынули из глаз.

– Непокорная, – констатировала женщина, стоявшая позади мужа. – Её придётся запереть до самой церемонии. И переодеть в нечто пристойное. Этот… наряд… просто неприличен.

– Заприте её, – бросил мужчина, которого я теперь должна была считать отцом. Он потерял ко мне всякий интерес и направился к выходу. – И принесите воды. Она должна дожить до свадьбы.

Они ушли. Женщина бросила на меня последний взгляд, полный ядовитого презрения. Дверь закрылась, и звук задвигаемого засова прозвучал как смертный приговор.

Я осталась одна. В полной тишине.

Я рухнула на колени, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Подсвечник с громким лязгом упал на каменный пол. Я била кулаками по плитам, пока не сбила костяшки в кровь, но даже боль не могла заглушить оглушающий крик, который застрял у меня в голове.

Это был не розыгрыш. Не похищение ради выкупа. Это было что-то другое. Что-то невозможное, выходящее за рамки всего, что я знала. Магия. Заклятие. Другой мир.

Меня вырвали из моей жизни, из моей реальности, в самый худший, самый унизительный момент. Лишили голоса. Лишили всего. И теперь собирались снова выдать замуж. За какого-то «могущественного человека».

Отчаяние было таким густым, что его, казалось, можно было потрогать. Я была в ловушке. Совершенно одна. Без голоса, без оружия, без малейшего понятия, где я нахожусь и что будет дальше.

За окном сгущался серый, унылый вечер. В камине почти погас огонь. И в наступившем холоде и мраке я, Ангелина Воронцова, несостоявшаяся жена и новоявленная леди Ангелина де Рос, поняла, что мой кошмар только начался.

Глава 2

Я не знаю, как долго просидела на коленях на ледяном каменном полу, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Минуту? Час? Целую вечность? Мир сузился до боли в сбитых костяшках пальцев, до унизительной мокрой дорожки от слёз на щеках и до оглушающей, абсолютной тишины, поселившейся у меня в горле.

Тишина. Раньше я никогда по-настоящему не задумывалась о ней. Она была просто отсутствием звука. Теперь же она стала чем-то материальным. Тяжёлым, удушающим одеялом, которое набросили на меня, отрезав от всего мира. Мой главный инструмент общения, мой способ выразить гнев, страх, несогласие – мой голос – был отнят. У меня украли не просто звук, у меня украли часть меня самой.

Постепенно слёзы иссякли, оставив после себя лишь горькую пустоту и саднящее чувство в груди. На смену отчаянию медленно, очень медленно, начала приходить холодная, звенящая ярость. Это была не та вспыльчивая, горячая ярость, что заставила меня кричать на Игоря у алтаря. Нет. Эта была другой. Спокойной, сосредоточенной и смертельно опасной. Ярость загнанного в угол зверя, которому больше нечего терять.

Я подняла голову. Комната тонула в густых сумерках. Единственным источником света были догорающие угли в камине, отбрасывавшие на стены дрожащие, уродливые тени. Мои похитители, мои новые «родители», так и не вернулись. Они просто бросили меня здесь, как сломанную игрушку, уверенные в моей полной беспомощности.

Что ж, в этом они ошибались.

Я встала. Каждый мускул в теле ныл, но я не обращала на это внимания. Боль – это доказательство того, что я ещё жива. А пока я жива, буду бороться. Я подошла к двери и методично ощупала её поверхность. Массивные дубовые доски, скреплённые коваными железными полосами. Никаких щелей, никаких слабых мест. Засов с той стороны, судя по звуку, был размером с мою руку. Выбить такую дверь было невозможно.

Тогда окно. Взобравшись на стул, я смогла рассмотреть окно поближе. Оно было маленьким, не шире моих плеч. Толстое, мутное стекло было намертво впаяно в свинцовый переплёт, а тот, в свою очередь, вмурован в каменную кладку. Даже если бы мне удалось разбить это стекло, пролезть в узкий проём, не перерезав себе все артерии, было бы проблематично. И куда потом? Судя по высоте, я находилась как минимум на третьем этаже. Прыжок отсюда означал бы верную смерть.

Я слезла со стула, чувствуя, как холодные пальцы безнадёжности снова пытаются прокрасться мне под кожу. Нет! Я не сдамся!

Ярость, накопившаяся за эти бесконечные часы, вырвалась наружу. Я схватила тот же стул и со всей силы опустила его на пол. Стул, сделанный из тёмного, крепкого дерева, лишь глухо стукнулся о камень и даже не поцарапался. Я швырнула его в стену – тот же эффект. В отчаянии я начала метаться по комнате, пытаясь сломать, разбить хоть что-то, выплеснуть свою ярость, но всё здесь было чужим, каменным и нерушимым.

Когда приступ бессильной ярости прошёл, я рухнула на пол, задыхаясь от собственной беспомощности. Руки дрожали, в груди всё горело, а перед глазами плыли чёрные пятна. Я была как раненый зверь, мечущийся в клетке. Но даже в этом состоянии инстинкт самосохранения толкал меня к действию. Сидеть на месте было невыносимо. И я поползла по комнате, ощупывая стены, заглядывая под мебель, движимая не логикой, а животным желанием найти лазейку, спрятаться, сбежать.

Под кроватью я нашла только вековую пыль и пару пауков размером с грецкий орех, которые поспешно скрылись в щелях между камнями. За гобеленами на стенах оказались цельные, холодные каменные блоки без намёка на потайные ходы или тайники. Камин был огромным, но дымоход – слишком узким даже для ребёнка.

Я была готова сдаться, когда мои поиски привели меня в самый тёмный угол комнаты, за кровать с балдахином. Там, почти невидимая в густой тени, стояла железная клетка.

Она была сделана из толстых, почерневших от времени прутьев, сваренных между собой грубо, но надёжно. На дне лежала какая-то старая, грязная мешковина. Сначала я подумала, что клетка пуста – просто ещё один предмет из коллекции средневековых древностей этого странного места. Но потом, когда мои глаза привыкли к темноте, я заметила какое-то движение внутри.

Но стоило мне приблизиться, как во мраке вспыхнули два золотистых огонька и уставились прямо на меня. Я инстинктивно отступила на шаг, однако любопытство взяло верх. Сделав ещё один осторожный шаг вперёд, я, наконец, различила очертания крупного животного.

Это был кот. Огромный, пушистый рыжий кот, который сидел, свернувшись клубком, и неотрывно смотрел на меня своими фосфоресцирующими в темноте глазами. Он не шипел, не выгибал спину, не показывал когти. В его взгляде не было страха или агрессии. Только спокойное, оценивающее любопытство, словно это не я изучала его, а он меня.

Не знаю почему, но я не испугалась. Наоборот. После нескольких часов абсолютного одиночества вид другого живого существа принёс странное облегчение. Пусть даже это был просто кот в клетке.

Я медленно опустилась на пол перед ним. Усталость навалилась на меня всей своей тяжестью. Я смотрела на кота. Он смотрел на меня. От бессилия и одиночества к горлу снова подступил комок. Я прислонилась лбом к холодным прутьям клетки и беззвучно заплакала. Снова. Я рассказывала этому рыжему коту всю свою историю. Без слов. Рассказывала о предательстве, о рухнувшей свадьбе, о похищении, об этих жутких людях и о том, как у меня отняли голос.

И когда из клетки раздался низкий, с лёгкой хрипотцой и откровенной насмешкой голос, я подумала, что окончательно сошла с ума.

– Впечатляюще. Но мебель тебе ничего не сделала. Успокойся и давай поговорим.

Я тотчас резко отпрянула от клетки и уставилась на кота, который теперь сидел, выпрямив спину, и с невозмутимым видом умывал лапой морду.

– Да-да, не бывает, – произнёс кот, прервав умывание и посмотрев на меня так, словно прочитал мои мысли. – А ещё не бывает магии, которая лишает голоса, и порталов, которые выдёргивают истеричных невест с их собственных свадеб. Однако вот мы здесь. Так что предлагаю принять новую реальность и перейти к конструктивному диалогу. Время поджимает.