Прошивка. Глас урагана. Полное издание - Уильямс Уолтер Йон - Страница 12

Она берет Дауда на руки, как ребенка, и несет его к своей кровати. Его кровь течет по ее рукам, по ее груди.

– Этот ублюдок решил оторваться по полной, – продолжает Чучело. – Я отлучился всего на минуту.

Сара укладывает Дауда на кровать и разворачивает простыню. Из горла сам собой вырывается стон, она зажимает ладонью рот. Тело Дауда исполосовано ранами – похоже, его клиент решил воспользоваться утяжеленным кнутом. Юноша слабо пытается пошевелиться, вскидывает руку, словно прикрываясь от удара.

– Не шевелись, – говорит Сара. – Ты дома.

Дауд морщится от боли.

– Сара, – чуть слышно выдыхает он и начинает рыдать. Сара чувствует, что и у нее на глаза наворачиваются слезы. Она переводит взгляд на Чучело.

– Ты ему что-нибудь давал? – спрашивает она.

– Да. Эндорфин. Сразу же.

– Сколько?

Он непонимающе смотрит на нее.

– Много. Не знаю.

– Ты должен был оставаться в соседней комнате! – рявкает она.

Чучело отводит глаза.

– Ночь была сложной. Меня не было всего минуту.

Она снова переводит взгляд на Дауда.

– На это ушло больше минуты, – говорит она и выдыхает коротко, зло: – Пошел на хер отсюда!

– Но…

В ее глазах вспыхивает дикий огонек. Она хочет порвать его в клочья, но сейчас и без того слишком много дел.

– Пошел на хер! – повторяет она. Он колеблется еще мгновение, затем поворачивается и уходит прочь.

Она промывает раны и дезинфицирует их. Дауд чуть слышно плачет, хватая ртом воздух. Сара находит его инъектор, наполняет эндорфинами и наугад подбирает дозировку. Укол – Дауд тихо шепчет ее имя и засыпает. Некоторое время она молча сидит рядом, проверяя, нет ли передозировки, а затем накрывает его одеялом и выключает свет.

– Спи, – говорит она. – Скоро мы купим билеты на орбиту.

Она наклоняется и целует его в гладкую щеку. Окровавленная простыня отправляется в мусорное ведро. Дауд обычно спит на диване в гостиной, так что сейчас она, убедившись, что он заснул, переходит в соседнюю комнату и, не раскладывая диван, ложится на него.

В комнате по-прежнему царит гул.

РЕЗУЛЬТАТЫ ТОТАЛИЗАТОРА ТАМПЫ ПО СОСТОЯНИЮ НА 8 УТРА В ЧЕРТЕ ГОРОДА НАЙДЕНО 12 ТРУПОВ… СЧАСТЛИВЫЕ ПОБЕДИТЕЛИ ПОЛУЧАТ ВЫИГРЫШ 5 К 3

Взрыв настолько силен, что отбрасывает диван к противоположной стене. Горячий порыв ветра выбивает воздух из груди, мир уходит из-под ног – словно она летит в падающем лифте, – а потом Сара чувствует новый удар, когда на нее обрушивается стена. Со всех сторон раздаются крики – даже Принцесса так не кричала. Языки пламени, похожие на вспышки алого лазера, лижут стены.

Она с трудом поднимается на ноги и спешит в другую комнату. Ее кровать пылает. Дауд распростерт в углу комнаты, и от его тела осталось лишь кровавое месиво. Она зовет на помощь, но все, что ей удается сделать в одиночку, это оттащить его тело к провалу в стене.

На востоке разгорается рассвет. Кажется, Дауд шепчет ее имя.

ТЕЛО ПРОСИТ РАБОТЫ?

ХОТЬ СЕЙЧАС

Водитель «скорой помощи» требует предоплату, она открывает личный кабинет на компьютере и переводит ему столько акций, сколько он просит. По дороге в больницу Дауд умирает трижды, и врачи, вытаскивая его с того света, требуют каждый раз все больше денег.

– Сможете заплатить, леди, и с ним все будет в порядке, – говорит ей водитель, оценивающе разглядывая ее нагое тело. – Мы сделаем все что угодно.

Уже в больнице, когда Сара наблюдает за работой врачей, ей сообщают, сколько это будет стоить. Нужно срочно, в течение нескольких дней, решить, как превратить эндорфин в деньги. Со всех сторон шумят медицинские аппараты. Вокруг снуют полицейские, страстно желающие узнать, почему кто-то выстрелил в их дом кумулятивным зарядом – и стреляли при этом из здания через дорогу. Она говорит им, что понятия не имеет. Вопросов у полицейских много, но чаще всего спрашивают именно об этом. Она не выдерживает, сжимается в комок, опускает голову, они, переминаясь с ноги на ногу, смотрят на нее, а затем уходят.

Ингалятора у нее сейчас нет, но все, что ей надо в данный момент, это жесткое пламя – оно позволит сохранить ясность мысли, удержаться на плаву. Разум изо всех сил пытается разобраться в происходящем. Побывав в ее комнате, люди Каннингема узнали, в какой комнате она спит. Они подождали, пока погаснет свет и она заснет, а затем выстрелили. Причем выстрелили так, что комнату гарантированно разнесло вдребезги. Они не поверили, что Сара никому ничего не расскажет, что Сара не попытается воспользоваться тем, что она узнала, чтобы шантажировать их.

– Разве мне было кому рассказать? – шепчет она.

Она вспоминает, как Каннингем печально смотрел на нее в «Пластиковой Девчонке». Он знал. И пытался по-своему предупредить ее. Может, он и решения-то сам не принимал, может, даже спорил. Но какое дело орбиталам до девчонки из «земной грязи», если они и так уже убили миллионы таких же, а остальным позволяли жить лишь пока те могли стать полезной валютой?

Гетман плавно, как кошка, проскальзывает в комнату. В ухе блестит золотая серьга, а в мудрых, влажных глазах блестит знание грязного преступного мира.

– Мне очень жаль, mi hermana, – говорит он. – Я понятия не имел, что до этого дойдет. Я хочу, чтобы ты это знала.

Сара тупо кивает.

– Я знаю, Михаил.

– Я знаю людей на Западном побережье, – продолжает Гетман. – Ты сможешь поработать на них, пока Каннингем и его люди не забудут о твоем существовании.

Сара бросает на него короткий взгляд, а затем переводит глаза на кровать, окруженную жужжащими и шипящими автоматами. Она качает головой:

– Я остаюсь здесь, Михаил.

– Ты совершаешь ошибку, Сара, – вкрадчиво говорит он. – Они снова нападут.

Сара молчит. В душе лишь пустота. И если она снова бросит Дауда – эта пустота останется навечно. Гетман замирает на несколько долгих, неловких мгновений, а затем уходит.

– Я уже почти выбралась на орбиту, – шепчет Сара.

Снаружи под безумным солнцем, кишит «грязь». Жители Земли снуют вокруг, ищут свой билет наверх, пытаются найти хоть что-то, способное приблизить их к исполнению мечты. Все вокруг играют по чужим правилам. Сара почти выбралась на орбиту. Счастливый билет сам лег в руки, но судьба извернулась, как Ласка, и остается лишь изорвать этот билет в клочья и раздать его людям на улице: для того чтобы автоматы у кровати продолжили шипеть и гудеть и тот, кого она любит, остался жив. У нее нет выбора. И когда девчонки играют по чужим правилам, они могут лишь играть как можно лучше.

Глава 3

Жарким солнечным днем он прибывает в Колорадо. На задворках сознания Ковбоя все тянет и тянет печальную мелодию стальная гитара.

– К копам я испытываю определенное уважение, – говорит он, – к наемникам – нет.

Аркадий Михайлович Драгунов, прищурившись от яркого солнца, бросает на него короткий взгляд. Белки его глаз пожелтели, став цвета слоновой кости, а радужки теперь словно сделаны из старой стали, темной, как меч.

Затем он кивает. Именно это он и хотел услышать.

В душе у Ковбоя растет недовольство, поднимаясь красной песчаной бурей. Ему все больше не нравится этот человек, не нравится его подозрительность, его извращенная ненависть. От волнения бегут мурашки – по коже, по разуму, даже, кажется, по кристаллу, вживленному в череп. Миссури. Наконец-то. Но Аркадий словно не понимает всего величия происходящего, он просто хочет поставить Ковбоя на место, хочет напомнить ему, что он здесь царь и бог, что Ковбой обязан служить ему как раб. Но Ковбой в эту игру играть не собирается.

– Чертовски верно, – говорит Аркадий. – Мы знаем, что они предлагают свои услуги Айове и Арканзасу. Нам этого не нужно.

– Если меня обнаружат, я сделаю все, что смогу, – говорит Ковбой, прекрасно понимая, что напрямую сейчас говорить нельзя. – Но пусть они сперва меня найдут. Я все продумал и смогу остаться незамеченным.