Золотая лихорадка. Урал. 19 век (СИ) - Тарасов Ник - Страница 8

— За беспокойство.

Затем он повернулся ко мне. Посмотрел долгим, тяжелым взглядом.

— Спасибо, купеческий сын.

Он кивнул и, не говоря больше ни слова, вышел из кабака.

Я нашел его через час на задворках. Он сидел на бревне, глядя на темную стену леса. Я подошел и сел рядом. Мы молчали несколько минут. Тишину нарушал лишь скрип деревьев на ветру.

— Зачем? — наконец спросил он, не поворачивая головы.

— Потому что это было несправедливо, — ответил я. — А я не люблю несправедливость. Особенно, когда сильный вынужден терпеть ее из-за того, что у него связаны руки.

Он медленно повернул голову и посмотрел на меня.

— Ты не похож на купца, Андрей Петрович. Купцы ищут выгоду. А ты полез в драку, из которой мог не выйти. Какая тебе с этого выгода?

— Долгосрочная, — сказал я. — Я ищу людей. Не работников, а партнеров. Я пришел предложить вам не работу, Игнат. Я пришел предложить вам дело.

Он усмехнулся, но в усмешке не было веселья.

— Какое дело может быть у меня, отставного унтера, с тобой, купеческим сынком? Землю ковырять? Мне это уже осточертело.

— Нет. Строить. Я хочу построить здесь то, чего еще не было. То, что будет работать по-честному. Где каждый получает по заслугам, а не по прихоти начальства. Где порядок и дисциплина — основа всего, а не пустой звук.

Я говорил тихо, но с силой, которая шла изнутри.

— Я знаю, как добывать золото вдвое, а то и втрое больше, чем это делают здесь. У меня есть знания. Но у меня нет силы, чтобы защитить эти знания и то, что они принесут. Мне нужен человек, который станет основой этого порядка. Который сможет навести дисциплину и защитить наше дело от таких, как Шнырь, и от тех, кто похуже. Человек, которому я смогу доверять, как самому себе.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Я не предлагаю вам много денег сейчас. У меня их почти нет. Но я предлагаю долю. Честную долю во всем, что мы создадим. Вам нужна цель, Игнат. Вы солдат, вы не можете жить без цели и без порядка. А мне нужен человек, который этот порядок воплотит.

Наступило долгое молчание. Игнат смотрел куда-то вдаль, за частокол, туда, где начиналась бесконечная тайга. Он думал. Он взвешивал мои слова, пропуская их через свой двадцатипятилетний опыт службы, войн, несправедливости и разочарований. Он видел сотни командиров. Пустозвонов, трусов, героев, тиранов. Он пытался понять, кто я.

— Ты много на себя берешь, купец, — наконец произнес он глухо. — Слова твои высоки. Да только здесь, в этой грязи, все высокие слова тонут.

— Значит, нужно построить что-то, что не утонет, — твердо ответил я. — Камень за камнем. Человек за человеком.

Он снова замолчал, а потом медленно поднялся. Он был на голову выше меня, и в свете луны его фигура казалась высеченной из гранита. Он протянул мне свою огромную, как лопата, руку.

— Я видел, как ты смотрел на того шулера. Не со злобой. А как на задачу, которую нужно решить. Холодно. Таким я верю больше, чем крикунам.

Я пожал его руку. Его хватка была как стальные тиски.

— Когда начинаем? — спросил он.

— Завтра, — ответил я. — Завтра мы будем говорить со Степаном. Нашим будущим писарем.

Игнат коротко кивнул. В его глазах я увидел не просто холодную оценку, а проблеск интереса. Проблеск цели.

Первый камень был заложен.

Рукопожатие Игната было последним, что я ощутил в том дне. Тяжелое, как печать на договоре, скрепленном не чернилами, а молчаливым мужским словом. Я вернулся в свою каморку под крышей. В людской жить не захотел. Но сон не шел. Я не лежал, я работал. Мой мозг, привыкший к многозадачности XXI века, наконец-то получил достойную пищу. Я прокручивал в голове все, что знал об этом поселке, о его обитателях, о законах этого времени. Я строил схемы, прикидывал риски, искал слабые места в системе, которую собирался взломать.

Утром я вышел на улицу другим человеком. Не погорельцем, не чужаком, а человеком, у которого есть первый союзник. Это меняло все. Воздух казался чище, грязь под ногами — не такой вязкой, а угрюмые лица старателей — не такими враждебными.

Я нашел Игната у колодца. Он, с обнаженным по пояс могучим торсом, покрытым сетью старых шрамов, обливался ледяной водой из деревянного ведра. Простые работяги, стоявшие в очереди, держались от него на почтительном расстоянии. Он был скалой, о которую разбивались их пересуды и косые взгляды.

— Доброго утра, Игнат, — кивнул я.

Он выпрямился, отфыркиваясь, и растер грудь и плечи грубым полотенцем.

— И тебе не хворать, Андрей Петрович, — его голос был ровным, как будто вчерашнего разговора и не было. Но я знал — он был. Он все помнил.

— Есть дело, — сказал я тихо, чтобы слышал только он. — Не для лишних ушей.

Мы отошли за угол конторы, в мертвую зону, где нас никто не мог видеть или подслушать.

— Я думал, мы за писарем пойдем, — проговорил Игнат, натягивая рубаху.

— Пойдем. Но прежде нам нужно понять, с кем мы имеем дело, — ответил я. — Золото здесь — это не просто камень в земле. Это власть. И чтобы получить право на эту власть, нужно говорить не с землей, а с людьми, которые эту власть делят. Я хочу, чтобы ты кое-что разузнал.

Игнат посмотрел на меня с легким недоумением.

— Разузнать? Я солдат, а не шпынь какой-нибудь, чтобы по углам подслушивать.

— Я и не прошу подслушивать, — я встретил его прямой взгляд. — Я прошу провести разведку. Ты служил. Ты знаешь, как собрать сведения о противнике перед боем. А это — бой, Игнат. Просто поле боя другое. Мне нужно знать все о двух людях. Первый — урядник наш, Анисим Захарович. Второй — мелкий чиновник из Пермской горной конторы, что здесь сидит и ведает выдачей заявочных столбов и отводом участков. Кажется, фамилия его Аникеев.

Игнат нахмурился, в его глазах появился аналитический блеск, который я так надеялся увидеть.

— Урядник и письмоводитель… Понятно. Власть законная и власть бумажная. Что именно тебе надобно знать?

— Все, — твердо сказал я. — Не то, что на поверхности, а то, что внутри. Урядник. Кто он? Откуда? Как сюда попал? Главное — деньги. Берет ли? Если да, то как, через кого, сколько? Есть ли у него враги? Или должники? Кто его люди? Кто ему в кабаке наливает, кто доносы носит? Он трус, который боится тени, или наглец, уверенный в своей силе? То же самое про Аникеева. Этот еще важнее. Он решает, кому дать богатый участок, а кому — пустую породу. На чем он сидит? На жадности? На страхе перед начальством в Перми? Может, он игрок и просадил казенные деньги? Может, у него хворь какая, на которую ему лекарям платить надобно? Мне нужна вся подноготная, Игнат. Каждая грязная тайна, каждая слабость. Мы должны знать, за какие ниточки дергать, когда придет время.

Я говорил, а Игнат слушал, и его лицо становилось все серьезнее. Он больше не видел во мне «купца-недомерка». Он слушал своего нового командира, который ставил ему боевую задачу. Сложную, но понятную.

— Это не на один час дело, — наконец произнес он.

— У нас есть два дня, — отрезал я. — Через два дня я хочу иметь на руках полную картину. Справишься?

Он посмотрел на свои огромные кулаки, потом снова на меня.

— Языки развязывать умею. Не только кулаками. В полку всякое бывало, приходилось и дезертиров вылавливать, и воров полковых. Есть у меня пара знакомцев тут… из бывших служивых. Один в охране у купцов вертится, другой при обозе. Покручусь, поспрашиваю. Люди любят поговорить, если знать, о чем спрашивать.

— Вот именно, — кивнул я. — Действуй. А я пока займусь другим нашим будущим партнером.

Игнат коротко кивнул, надел шапку и, не оглядываясь, растворился в суете поселения. Я смотрел ему вслед с чувством глубокого удовлетворения. Я не ошибся. Он был не просто солдафоном. Он был разведчиком, аналитиком, человеком, который понимал, что информация — такое же оружие, как и штык.

А я направился на поиски Степана. Найти его оказалось несложно. Он сидел на крыльце кабака, обхватив голову руками, и страдал. Страдал громко, с подвываниями, от вчерашнего перепоя.