Мастер Рун (СИ) - Сластин Артем - Страница 6

Всего один день в новом мире, а проблем уже по горло.

Я закрыл глаза, приказывая себе отдохнуть. Завтра будет новый день, а значит, и реагировать на проблемы будем по мере их поступления. Мастер же собирался со мной поговорить, значит если не сегодня, то всё выяснится завтра.

Глава 3

Проснулся я от холода. Чердак выстыл за ночь, несмотря на теплую печную трубу, проходящую через стену. Серый рассветный свет пробивался сквозь единственное слуховое окошко, освещая тесное пространство под покатой крышей. Я потянулся, чувствуя, как затекшие мышцы неохотно возвращаются к жизни, и сел на тюфяке.

Взгляд упал на рубаху, скомканную у изголовья, вчера, когда работал и раздевался, не обращал на нее внимания, а зря, она вся была залита моей кровью.

— Вот черт! — выругался я, поднимая и рассматривая ткань. Потрогал опухший лоб — ссадина немного побаливала, но вроде подживала. Тело молодое, такие раны должны быстро заживать.

Проверил интерфейс. Работает. Значит, не приснилось. Как и всё остальное. Но в отличие от вчерашнего, имелось небольшое различие.

[Процесс адаптации: 27%]

Процент адаптации увеличился. Хорошо это или плохо, узнать я не мог, но раз это адаптация, то буду оптимистом, пока оно меня не убьет, всё равно этого не изменить.

Я отложил окровавленную рубаху в сторону и дотянулся до небольшого прямоугольного сундука у изголовья. Внутри лежали две чистые рубахи, одни штаны, отрез ткани от матери и маленькая собачка, вырезанная из белого дерева — моя любимая игрушка, которую я забрал с собой.

Моя любимая игрушка? Воспоминания, связанные с ней и как я в действе играл и радовался подарку лились рекой, и мне даже стало грустно, что я не могу поиграть сейчас. Кто-то мешает…

Черт! Брысь! Усилием воли я убрал эмоции и память Лео в сторону и вернулся сам, переводя, испуганно, дух. Своей игрушкой пацан чуть меня не убил!

Я взрослый мужчина, попавший в тело парня! Причем не маленького уже, подростка, работающего на дядю. И эта неожиданная нежность к далеким воспоминаниям… Не только Я, но и Лео мог избавиться от меня в любой момент. И сейчас ненароком это показал.

Меня пробило холодным потом. И теперь уже Лео меня успокаивал, перепуганный тем, что мог убить человека, просто желанием вернуться в детство. Раз и меня нет, даже не по щелчку пальцев, а по желанию. Приятно, когда так можешь ты, хоть это эгоистично, неприятно, когда так могут тебя.

Остается признать, что попадание в новый мир уже необратимо повлияло на меня и произошедшее только что придется принять как должное. Я остался жив, и на месте в своём, нашем теле. Конфликт был исчерпан.

Затем я мысленно прогнал в памяти прошедшие события, весь вчерашний день с момента, как я открыл глаза и с ужасом отметил количество несвойственных мне, взрослому, манипуляций, мыслей и движений.

После достаточно бурной молодости, я смирился со своей жизнью, стал более рассудительным, можно сказать даже медленным и спокойным, местами чересчур. За это меня и ценили на работе, за это я, кажется, и умер. Неужели за это я и переродился в другом мире⁈ Это ад и это моё наказание?

Потому что сейчас я совершенно другой, словно шило в одно место воткнули! Влияние второго сознания? Гормонов молодого тела? Так получается, да?

Откинувшись обратно на кровать, я зажмурился и… ничего.

— Доброе утро я.

К чёрту! Всё равно, эти мысли ни до чего не доведут. Стоит отложить их на потом. Я натянул свежую рубаху и понял, что мне нужно помыться — воняло от меня сильно. А испачканную одежду нужно срочно привести в порядок.

Я поднялся, насколько позволяло маленькое пространство, схватил в одну руку рубаху, выполз на лестницу и, стараясь не шуметь, прошел мимо этажа мастера. Судя по всему, он еще спал.

Первый этаж встретил меня тишиной и теплом. В доме мастера было две печи: рабочая и общая, которая топилась углем. Нужно было с утра закидать в рабочую несколько ведер, и сутки она неторопливо тлела, давая тепло первому и второму этажу, и немного чердаку, а также работала как сушилка. Вторая печь служила для бытовых нужд и топилась дровами по обстоятельствам, но дымоход у них был общий.

Я подошёл к печи, присел на корточки. Вчерашние угли на удивление ещё теплились. Подложил сухую щепу, раздул огонь. Пламя лизнуло дерево, и тепло потянулось к лицу. Я подложил поленья потолще, дождался, пока огонь разгорится как следует, и поставил на чугунную плиту большой железный чайник. Вода плеснула внутри, показывая, что он полный.

Пока чайник грелся, зачерпнул воды из умывальника, плеснул себе в лицо. Ледяная. Кожу свело, но голова прояснилась. Из огромного встроенного в стену ящика, нагреб три ведра и аккуратно высыпал в вторую топку, которая открывалась сверху, заодно подмечая что схема весьма хитрая.

Испачканная рубаха так и лежала комком на лавке, брошенная мной, и теперь молчаливо напоминала, что кто-то собирался её постирать.

Я прошёл к задней двери мастерской — узкий проход за стеллажом с разнообразной посудой и кастрюлями, заросшими пылью. Толкнул створку, и утренний свет ударил в глаза.

Дворик оказался крошечным, зажатым между мастерской и соседними домами. Каменная ограда по пояс, утоптанная земля, бочка для воды, верёвки с бельём — чьи-то рубахи, передники, исподнее. Должно быть, Тереза вчера постирала для мастера.

Наполнил из бочки таз и опустил в него рубаху. Вода была мутноватой, холодной. Начал тереть ткань о ткань, выжимать, снова тереть. Бурые пятна медленно, неохотно отдавали свою тайну воде.

— Холодно, но мы сейчас поправим, — бурчал себе под нос, стараясь побыстрее разобраться со стиркой.

Легко сказать. Кровь отстирывалась неохотно, но я упорно тер, пока не получил приемлемый результат. Рубаха была серой, из плотной ткани, и чуть потемневшие места на ней были почти не заметны. Высохнет, проверю и еще раз отстираю, решил я, выжал рубаху, расправил, повесил на верёвку.

Отвернулся, утирая руки о штаны, и бросил взгляд на небо — и замер.

Солнца не было. Вместо него в центре неба висело нечто маленькое. Слишком маленькое. И… красное. Не золотое, не слепяще-яркое, а красное, как раскалённый уголь. Это было настолько противоестественно, что я даже ущипнул себя за руку. Хотя память Лео ничего странного в этом не видела. Такое было здешнее светило.

— Лео! — раздался голос из мастерской.

Я вздрогнул. Мастер проснулся.

— Так, с тобой мы разберемся позже. По мере поступления. — как мантру пробормотал я тихо и вернулся в дом, стараясь не показывать шок, и прикрываясь Лео как щитом.

Внутри мастерской было тепло. Чайник на очаге уже начал посвистывать — вода закипала. Я прошёл к нему, снял с крюка, укутав ручку тряпкой, и отставил в сторону.

Мастер спускался по лестнице. На нём была простая домашняя рубаха, штаны, босые ноги ступали по холодному полу без малейшего дискомфорта. Он что, из стали сделан? Я бы ёжился, если бы пришлось босыми ногами топать.

— Доброе утро, мастер, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, что на фоне потрясения от увиденного давалось с трудом.

Валериус зевнул, прикрывая рот рукой, потянулся. Прошёл к столу, сел на лавку, потёр лицо ладонями.

— Чайник вскипел?

— Да, мастер.

— Завари.

Я снял чайник с крюка, укутав ручку тряпкой, достал с полки глиняную банку с травами. Мята, зверобой, что-то горькое — не разбирался. Насыпал щепоть в кружку, залил кипятком. Запах ударил в нос, едкий и бодрящий.

— Тереза приходила? — недовольно спросил Валериус, нюхая чай.

Мастер не любил готовить, поэтому нанимал женщину соседку, а учить готовке Лео он не желал. Считая, что это неоправданно и дорого. Каждый должен заниматься своими делами.

Лео помог с воспоминаниями, и я ответил:

— Её сегодня не будет, мастер. Она с сыном ушла в деревню, за сыром и свежими овощами.

— И чего, у нас нечего пожрать нет? — удивился дядя.