Бастард Александра 2 (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 47

— Я бы не стал тебя беспокоить, мой царь, в столь неурочное время, но завтра уже может быть поздно! Дело в том, что есть здесь, в Сузах, некто Ишкур Хаддад. Он — глава торгового дома Гештиан из Вавилона.

На мой вопросительный взгляд Эвмен поясняет:

— Торгаш. Шерстью, льном, ну и деньги под процент у них всегда можно занять.

Занятие самое обычное для здешних торговых домов, и причем тут я, мне пока неясно. Это читается в моих глазах, и грек отвечает на невысказанный вопрос.

— Все так, мой царь, но сегодня ко мне поступил донос от главы местного совета Мельхомира. Тот указывает, что этот самый Ишкур Хаддад, будучи здесь, в Сузах, в тайне от власти, проворачивал темные делишки.

Складываю руки в замок, мол, давай дальше и объясни, наконец, почему этим должен заниматься я.

Оценив мой безмолвный сигнал, Эвмен ускорился.

— Египетское золото из Вавилона преобразовывалось здесь, в Сузах, в железное оружие, которое шло дальше в Мидию, а оттуда, поставками мидийских лошадей, — в Гандару. Возвращалось все обратно индийскими сапфирами, что частично оседали здесь, а частично шли в Вавилон для тамошних ювелиров. — Тут он развернул папирус и прочел уже оригинал. — Вся эта преступная деятельность прикрывалась торговлей шерстью, а за контрабандные сапфиры торговый дом Гештиан не платил ни пошлин, ни налога. За все время, начиная еще с правления прежнего сатрапа Антигена, выше названный Ишкур Хаддад не уплатил ни единого обола ни городу Сузы, ни царской власти! По моим сведениям, оный Ишкур Хаддад хочет нынешней ночью сбежать из города, и только Великий царь Геракл может помешать этому беззаконию и восстановить справедливость!

Во всем этом меня интересует только один вопрос, в чем я сразу и сознаюсь.

— До Мидии полторы сотни парасангов, до Гандары не меньше пятисот! Этот Ишкур действительно проделал все то, о чем пишет этот Мельхомир?

— По всей видимости, да! — Эвмен усмехнулся. — По последним указам твоего отца, Геракл, торговля драгоценными камнями облагается куда большим налогом, чем торговля шерстью, да и пошлины на ввоз тоже были увеличены. Думаю, за эти годы вавилонские банкиры украли немало, и глава города Сузы непременно был в доле. Просто, узнав, что подельник решил сбежать в Вавилон и не делиться с ним последней партией, задумал наказать обидчика нашими руками. Стало ему обидно, вот и донос сочинил! Понимает, что если мы возьмемся, то денег ему уже не видать, но желание поквитаться с бывшим компаньоном сильнее разума. Мельхомир утверждает, этой ночью Ишкур Хаддад собирается покинуть Сузы с последней партией сапфиров.

Во всей этой истории я вижу лишь то, что меня действительно занимает, — организацию сложнейшей логистики в подпольных условиях. Этот человек мне становится уже интересен, но спрашиваю я о другом.

— Думаешь, нам стоит вмешаться в это дело? Там ведь болото такое, чуть тронь — и вонь до самого Вавилона потянется, а ссориться сейчас с его торговыми домами не хотелось бы. Они вон Феспию триста талантов серебром до конца года обещали. Начнем их трясти — так могут и передумать.

Подумав с мгновение, Эвмен покачал головой.

— Думаю, надо взять этого Хаддада и послушать, что он скажет! Опять же на сапфиры посмотрим, есть ли они на самом деле, или Мельхомир все придумал, дабы с конкурентом поквитаться. — В глазах грека вспыхнула азартная искра. — Ежели не соврал, то узнаем немало и про делишки вавилонских банкиров. Тогда с них можно будет и поболе, чем триста талантов, запросить. Дабы шума не поднимать, они мошной-то тряханут!

Эвмен, как всегда, зрит в корень, и я с ним полностью согласен. Более не раздумывая, киваю.

— Добро! Посылай людей, пусть возьмут господина Хаддада и запрут на пару дней в одиночке. Ничего ему не говори, ничего не спрашивай и не объясняй. Пусть посидит в неведении, а потом я сам с ним поговорю.

Грек чуть склонил голову в знак того, что все понял, и попросил разрешения удалиться. Отпустив его и глядя уже на пустой входной проем, я не могу сдержать ироничной усмешки.

«Ну вот! Просил Остапа — так получай! Теперь хорошо бы еще заставить эту энергию да в мирных целях крутиться!»

Глава 20

Сатрапия Сузиана, город Сузы, конец августа 316 года до н.э.

Веду взглядом от лагерного вала через все поле к большой группе всадников и слышу поясняющий голос Экзарма:

— Там первая ила из мидийской агемы Телеспора тренируется в стрельбе на скаку. Стрелки неплохие, но луки у них дерьмо, с нашими не сравнить! — Откинувшись в седле, он бросил на меня испытывающий взгляд. — Ты обещал поменять! Помнишь?

Конечно, я помню, но с луками та же беда, что и со всем остальным вооружением. Делается все медленно, хотя заказы размещены не только в Сузах, но и во всех городах Сузианы, Персиды и даже Вавилона. Трудность еще и в том, что нужны не просто луки, а кавалерийские, то есть небольшого размера, но дальнобойные и композитные, что не каждый мастер может сделать и не у всех есть нужный материал. Те изделия, что приходят из мастерских, сразу же идут в войска, но до мидийской гипархии, кажется, еще не дошло.

«Видать, у Экзарма свои любимчики есть, — мысленно иронизирую насчет своего доморощенного магистра эквитум, — раз новое вооружение распределяется так неравномерно!»

Сегодня с самого утра я в военном лагере. Первым делом заехал к пехоте. Там перед шатром Патрокла была намечена встреча с македонскими командирами фаланги. Перед шатром, потому как внутри не поместились бы, поскольку на совет пригласили всех офицеров, начиная с синтагматарха (командир синтагмы) и выше. А это ни много ни мало восемьдесят человек.

С самого начала, несмотря на бодрое приветствие, македонские командиры встретили меня довольно прохладно и, по большей части, хмурыми недовольными лицами. Причина проста и известна! Мое нововведение, перестраивающее стандартный лохос македонской фаланги.

Никто не любит нововведений, особенно ветераны, да еще когда их проводит малопонятный юноша вроде меня. Реакция отторжения последовала незамедлительно и выражалась она в простой формуле — зачем ломать то, что хорошо работает⁈

Что-то подобное я ожидал, ведь покусился, можно сказать, на святое — на глубину строя. Иначе говоря, я приказал укоротить стандартный лохос с шестнадцати фалангитов до десяти, а шесть последних бойцов — облачить в бригантный доспех, вооружить щитами, мечами-ксифосами, коротким копьем и дротиками. Мой посыл был понятен: зачем строить фалангу в шестнадцать шеренг, если единовременно воевать могут только пять передних? Еще пять расходуются как резерв, в качестве замены первой пятерки, а шестеро последних вступают в бой крайне редко и исключительно в случаях прорыва строя или обхода фаланги.

Казалось бы, всем понятно, что в тот момент, когда уже пошел ближний рукопашный бой, длинные сарисы воинам только помеха. Раз понятно, предложил я, давайте поменяем и улучшим работающий механизм! Так ведь нет, будут упираться и рвать на груди рубаху, мол, испокон веку так воевали и ничего менять не хотим!

Про «испокон веку» я бы на их месте говорить постеснялся, пока и на два поколения толком не натянули, хотя соглашусь — воевали успешно.

Надо сказать, что к тому дню, когда я приехал, пик самого бурного обсуждения был уже пройден. Патроклу удалось сломить их баранье сопротивление. Не знаю, может, пригрозил, может, просто уговорил не бузить раньше времени, а посмотреть, как пойдет.

В общем, от полного неприятия македонский командный состав перешел к тихому недовольству и саботажу.

Вспомнив сегодняшнее утро, не могу сдержать улыбку.

Тогда, подойдя к собравшимся командирам фаланги, я обвел взглядом их мрачные лица и сразу понял, что они настроены принять в штыки все, что бы я ни сказал. Поэтому я начал не с убеждений, а просто дал им выпустить пар.

Широко улыбнувшись, я сразу «наступил на больную мозоль»:

— Итак, чем вы недовольны, господа синтагматархи и хилиархи? Говорите смело, я готов выслушать любые претензии!