Бастард Александра 2 (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 14

С удовлетворением отмечаю, что Эней, как всегда, первым делом озаботился безопасностью. Конные разъезды ушли вперед, а по периметру выставлены дозоры.

«Это правильно! — отмечаю про себя. — Береженого бог бережет! Есть ли противник поблизости или нет, а расслабляться нельзя никогда».

Глядя на четкие действия своей маленькой армии, я невольно вспоминаю, каких сил и нервов мне стоило собрать ее.

Тогда, после нашего разговора на ступенях ареопага, Шираз три дня хранил молчание, и эти дни прошли в томительном ожидании. Лишь только когда в лагерь приехал «мой сводный братец» Фарнабаз, я вздохнул с облегчением.

Прошло уже больше года с того момента, а я все еще помню, как подумал, увидев его:

«Пусть глава семейства не пожаловал собственной персоной, но раз хоть кого-то прислал, значит, предложение принято; вопрос только в цене!»

Чего хочет Шираз за финансирование теперь уже моих наемников, мне еще предстояло выяснить, но уже было ясно — торг начался, и первый ход моим оппонентом сделан. Прислав не принимающего решения, но любимого племянника, Шираз словно бы говорил: твое предложение мне мало интересно, но из уважения к моей сестре и твоей матери я не отказываю сразу.

«Восток — дело тонкое! — довольно усмехнулся я, встречая Фарнабаза. — Ничего, я готов поторговаться!»

Исходя из той же восточной хитрожопости, «мой сводный брат» начал издалека, мол, ему интересно, как тут у нас всё устроено, и, если что, то никто его не посылал, а приехал он сам по своей инициативе. Я тоже торопить события не стал, принял его со всем почтением и с совершенно искренней радостью. Поводил по лагерю, дал поглазеть на тренировки наёмников, на отработку слаживания пехотных синтагм с конными илами.

Тут надо сказать, что Фарнабаз ненамного старше меня, ему около двадцати одного. Я никогда не интересовался у Барсины, сколько точно, но уверен — не больше. Юноша он неглупый, но один существенный недостаток у него есть — он молод и плохо контролирует свои эмоции. Рассматривая упражнения пехотинцев и всадников, он даже не попытался скрыть тот восторг, что испытывает, глядя на воинов и их боевое искусство.

С первого взгляда мне стало ясно, что он, как и любой юноша всех времен и народов, мечтает о воинских подвигах и славе.

«Почему же тогда он до сих пор трётся в Пергаме, а не скачет в составе гиппархии гетайров при каком-нибудь диадохе?» — спросил я себя и сразу же вспомнил высказывание Шираза о том, что война — дело неблагодарное, и умные люди самоутверждаются не на поле брани, а на политическом поприще. Ещё я вспомнил, что у Шираза нет своих детей, и, по сути, он воспитал «подброшенного» ему племянника как родного сына.

«Вот как? — сделал я однозначный вывод. — Налицо конфликт поколений. Шираз любит Фарнабаза как настоящий отец, и он против того, чтобы тот встал на военную стезю».

Быстро прикинув, как можно это использовать, я повел Фарнабаза на поле, где тренировалась полусотня — тетрархия — катафрактов. Огромные лошади и сияющие бронированные всадники могли произвести впечатление на кого угодно, а уж мечтающего о подвигах юношу так просто заворожили. Пока он, открыв рот, смотрел, как те сбивают копьём нанизанные на колья тыквы и рубят на полном скаку плетёные чучела, я заронил в его голову опьяняющую идею.

— Ты прекрасно смотрелся бы в строю этих героев, — шепнул я ему между делом. — Мы все будем только рады, если ты присоединишься к нам!

Потом я ещё долго расписывал ему, каких высот мы обязательно достигнем, если будем держаться вместе, и какая неземная слава ждёт каждого из героев, вставшего под мои знамёна. Это решило дело, и я получил Фарнабаза со всеми потрохами. Он так увлекся, что даже забыл, зачем, собственно, его посылали ко мне. Пришлось напомнить.

Он уже уезжал, когда я поинтересовался:

— Так чего же хотел твой дядя и наставник?

— Ааа! — чуть растерянно улыбнулся Фарнабаз и, чуть замявшись, добавил: — Он просил ненароком сказать тебе, что его устроит двадцать пять процентов.

Это обычный процент для банков этого времени, но я рассчитывал на намного меньший. Как-никак родня! В тот день я немного расстроился. Деньги, конечно, всего лишь деньги, но и без этих расходов у меня долгов хватало. Правда, расстраивался я недолго. На следующий вечер приехал уже сам Шираз, и по его рассерженному виду я сразу понял, что любимый племянник устроил дома акт неповиновения.

Мой план сработал на все сто. Фарнабаз категорически заявил своему опекуну, что хочет пойти ко мне в гетайры, и никакие доводы, угрозы и мольбы не смогли изменить его решения. В конце концов Шираз уступил и, приехав ко мне, сразу начал с того, что у Фарнабаза всё должно быть самое лучшее.

— Лучший конь, лучшее оружие, доспех тоже самый лучший! — начал азартно перечислять Шираз, сразу напомнив мне моего армянского друга из прошлой жизни.

Сдержав улыбку, я произнес серьезно и убедительно:

— Всё будет, как скажешь, но за пять процентов!

Шираз нахмурился, грозно поиграл бровями и всё-таки сбросил свой процент в половину.

— Пятнадцать, и ты лично гарантируешь мне, что с мальчиком ничего плохого не случится!

«Вообще-то мальчику лет больше, чем мне!» — иронично подметил я, но вслух продолжил играть по правилам:

— Шесть процентов, и можешь считать, что Фарнабаз даже со двора не уходил.

В общем, потратили еще часа два, но все-таки сошлись на девяти процентах на три года! Цифра меня вполне устроила, и уже на следующий вечер в поместье прибыл караван из пяти мулов, гружёных золотом. Как-никак почти двести тридцать пять килограмм в звонкой монете и слитках.

После этого уже ничто не мешало исполнению моего плана, и первым шагом на этом пути был переход из Пергама на восток, к границе Мидии и Персии, то есть в юго-западный район современного Ирана. Путь неблизкий, и к нему надо было подготовиться.

В первую очередь требовалось узаконить то, что уже де-факто состоялось. Так что я пригласил в лагерь жрецов храма Зевса, и перед походным алтарём Громовержца и Вседержателя каждый воин принёс мне присягу на верность. Торжественно и соблюдая все формальности ритуала, жрецы громогласно пообещали кару небесную и гнев всемогущего бога тому, кто предаст клятву. По лицам своих бойцов я прочёл, что потратился не зря и церемония произвела нужный эффект. Одно дело — дать клятву человеку, кем бы он ни был, а другое — богу; тут ответственность совсем другого порядка.

После ритуала присяги перед строем всего войска я назначил Патрокла таксиархом пехотного таксиса, Экзарма — гипархом всей моей конницы, а Энея — соматофилаком, то есть другом и телохранителем. Знаю, звучит сложно и для русского уха неприятно, но не генералом же его назначать. Не поймёт мое греко-македонское воинство! Кто-то может подумать: а не пожадничал ли я чина для своего лучшего друга, ведь он, вроде бы, и так был телохранителем! Сразу скажу — нет! Соматофилаков в македонской армии Великого Александра числилось всего семь, а позже — восемь. Все они были не просто телохранители, а высшие чины армии, по-нашему — не ниже командующего корпусом. Я же оставлял Энея возле себя не только главой службы безопасности, но и начальником своего штаба, то есть вторым после меня человеком в армии. На этом новом посту я первым же делом поручил ему закупить провиант, гужевых лошадей, верблюдов и всё прочее, что понадобится для перехода в несколько месяцев.

И вот чуть больше трёх месяцев назад я во главе корпуса из одной тысячи семисот девяносто двух бойцов пехоты и пятисот пятидесяти всадников выдвинулся на восток. В кратчайшие сроки я намеревался достичь района Габиена, что где-то на юге сатрапии Мидия. Там, исходя из того, что я помнил по фильмам «Войны диадохов», должна была разыграться финальная сцена борьбы между армиями Антигона и Эвмена. По моим весьма приблизительным прикидкам выходило, что надо преодолеть почти две с половиной тысячи километров. Соответственно, кратчайшие сроки выливались в месяцы непростого марша по пустынной и гористой местности.