Мелкий писец (СИ) - Мамин Олег - Страница 54

— Пусть радость и восторг не покидают тебя, господин Мерикара, — я плюхнулся на колени и сделал глубокий поклон.

— Заходи. Присаживайся, — хозяин сделал вид, что не заметил моей излишней почтительности. — Будь гостем, а не слугой.

Меня эта фраза покоробила: не тот у меня статус, чтобы гостить у одного из самых важных людей в здешних краях. С ним даже номарх Хнумхотеп вынужден считаться.

Спорить не могу. Встал, поискал место и понял в чём подвох: нет ни ничего нет кроме циновки на полу. Никаких лавок, стульев или чего-то подобного. Пришлось сесть, раз приказано.

Это он меня на послушность, что ли проверяет? Или это такой способ унижать всех посетителей?

— Благодарю тебя за спасение, хоть мне и не объяснили от чего, — начал я разговор, не выдержав пристального взгляда. Разглядывает как неведомую зверушку. А ведь мы уже встречались ранее.

Кстати, тот первый лук висит у него на стене, а на картине, которая нарисована относительно давно, он тоже подрисован. Видно, что совсем недавно, краска свежее остальной фрески.

— Да и мне не вполне ясно, от чего я тебя спасал. Мне был сон. Сам Упуаут велел вырвать из рук похитителей и привести в крепость.

Упуаут (авт.: другие вакианты прочтения Вепвавет или Опуат), то есть «открывающий пути» — это бог войны. Путь он открывает перед армией, естественно, хотя изначально был проводником усопших в Дуате. В Новом царстве будет изображаться человеком с головой волка. Можно спутать с Анубисом (и будут путать) но у того голова чёрная, а у него — серая. Сейчас он бог-волк, далеко не первого порядка, но имеет связь с войной и разведкой, идёт впереди армии.

Совсем не странно, что воины поклоняются ему, хотя я бы скорее ожидал услышать имя Монту.

Подсказку я увидел на фреске: там Мерикара изображён рядом со штандартом, на котором стоит тощая фигура египетского волка. А вот самого штандарта или иных изображений бога-покровителя гарнизона в комнате нет. Впрочем, это не значит, что они не в соседней, а то вовсе везде, кроме этой.

— Я никогда не обращался с мольбами к богу войны. Не знаешь ли, чем вызвана его забота? — я решил уточнить.

Мерикара вздохнул:

— Страхом пред гневом могучей Сехмет. Госпожа резни повелела мне заботится о тебе, пока не придёт твоё время.

— Моё время?

— Я не знаю, когда оно настанет. Если хочешь, я прикажу жрецам в святилище Упуаута провести для тебя инкубацию сна.

— Это лишнее, — я не стал высказывать сомнений, чтобы не гневить важного человека. — Если госпожа пожелает что-то сказать, то скажет. К чему быть навязчивым? А вот о том, что меня ждало бы в Луксоре я бы хотел знать.

— Можно спросить Саптаха, да боюсь, он долго не протянет. Перечить самой Сехмет, значит напрашиваться на суд Осириса. Он очень болен. Тает на глазах. Как бы мор не начался в Асуане.

— Привёз заразу с севера? — не понял я. Решил, что бывший учитель в путешествии чем-то заразился.

— Сказано же: прогневил Госпожу ужаса. Его настигло дуновение слуг её, — Мерикара занервничал.

Ничего не понимаю! Что Саптах сделал-то?

— Господин Мерикара, что не так с его желанием предоставить мне материал для обучения? Отчего богам это неудобно?

Военачальник злобно зыркнул на меня и раздражённо сказал:

— По требованию Хнумхотепа, твой учитель Саптах отправил в Луксор письмо насчёт тебя. Содержания не знаю, но там тебя ничего хорошего не ждало.

— С торговцем? С тем, кто взял меня?

— Не знаю. Воины у них ничего не нашли, а осмотрели они всё тщательно, — ага, видел, как голые тела в воду бросают. Тщательнее только с полным вскрытием. — А ещё у кого-то из их воинов был приказ от жрецов Анукет, чтобы ты не доехал до цели.

— Наверное у тех, что с нубийскими корнями. Очень зло на меня косились. Благодарю за спасение.

— Знаешь, скольким людям я перешёл дорогу? — спокойствие командующего окончательно иссякло. — Жрецы-то понятно, ещё с того праздника у Собекхотепа на тебя нацелились. А Хнумхотепа-то как ты обидел?

— Не его самого. Племянника.

— Так джед у него во лбу — это твоя работа? — человек, которому положено знать всё про всех, искренне удивился. — А, что я удивляюсь? Кто ещё, кроме тебя осмелился бы задеть родственника властителя?

— Других глупцов нет? — спросил я, улыбаясь. Ничего не мог с собой поделать, улыбка сама собой растянулась.

Серьёзность ситуации я понимал, но и не сомневался, что поступил правильно.

— Чего лыбишься? — у Мерикара не получилось грозно спросить. Улыбка против воли наползала и ему на лицо тоже.

— Маат. Всё во имя порядка, — ответил я, подавляя смех.

— Надеюсь, я не пожалею, что взял тебя под свою опеку. Жить будешь со жрецами-лекарями. С ними вы должны найти общий язык.

— От них ты знаешь про болезнь Саптаха?

— Да на него просто посмотреть — и уже всё ясно. Устал сердцем.

Это эвфемизм такой к слову «умереть». Египтяне стараются не говорить так окончательно и безапелляционно. Не смерть, а переход в вечность. Не умер, а усоп, то есть уснул. «Уходить», «обретать блаженство», «уходить к своему ка». Царь не умирает, а уходит на небосклон. Его ладья плывёт к Тубану — там находятся врата в Дуат.

Впрочем, насколько я знаю, нынешний царь, да живёт он вечно, вполне себе здравствует.

— Я бы хотел… — начал я, но господин вскинул руку:

— И без тебя его осмотрят. Теперь он друг храма Анукет, так что в помощи ему не откажут. Ты лучше думай о себе. Чем отблагодаришь за спасение? Чем можешь быть полезен мне… и гарнизону?

И смотрит прямо в глаза.

— Позволь осмотреться какое-то время, — я не отвёл взгляд, но долго его не выдержал, замаскировал разрыв зрительного контакта под поклон.

— И то верно. Походи по крепости, а через пару дней поделишься своими мыслями. Мне сказали, что ты много чего прочитал в храме Сатис?

— Касательно военной науки у них ничего нет, кроме коротких записей о былых временах. «Пришёл, увидел, победил», — не к месту вспомнил я крылатую фразу. На египетском она не звучит так складно.

Жаль, я не настолько смел, чтобы спросить, что ему обещали боги за моё «спасение». А впрочем:

— Великий Мерикара, а не говорил ли Упуаут, чем конкретно я тебе должен помочь в благодарность?

— Говорил, — он закинул в рот кусок яблока. Не люблю их, в Египте они не вкусные. Или я избалован сотней сортов из будущего. Здесь, на юге они не растут, их привозят из дельты.

Жуёт. Тянет время. И мои нервы.

— Осмотрись в лагере, потом мы поговорим, и я тебе расскажу. Сначала послушаю тебя, — неспешно дожевав и проглотив яблоко, соизволил ответить хозяин крепости. — А теперь ступай. Тебя проводят.

Этой фразой он подтвердил моё предположение: предводитель войска относится ко мне тоже как к чудо-ребёнку, великому предку возвращённому из мира усопших, чтобы помочь им, деградировавшим.

В общем-то я не могу винить нынешних моих современников в том, что они так видят мир. Если видишь пирамиду, которую построили не боги, а конкретные люди, имена главных из них даже известны и почитаются, это не может не привести к мысли, что «раньше было лучше», а чем дальше, тем общество ущербнее. И я говорю даже не о каком-то мифическом Пауте — мире, где боги и люди жили вместе, счастливых временах благоденствия. Речь о уже о вполне историческом времени, о котором есть записи современников. Времени после того, как люди предали одряхлевшего Ра, и он с другими богами покинул мир на спине священной коровы.

Воин препроводил меня к месту жительства, где я оставил пожитки. Небольшая комната, где мне предстояло жить с кем-то ещё, располагалась вблизи святилища Упуаута. Вот там уже имелись его изображения, так что нет сомнений, что это за здание, размерами сравнимое с домом Мерикара. Но всё-таки далеко не храм, нет масштаба того места, где я жил до этого.

Как правило, лекари — это особая каста жрецов, сену, так что нет ничего удивительного в таком расположении их жилищ. Я решил дождаться соседа, ведь было бы странным мне ходить по крепости без сопровождения. Хорошо бы иметь компанию, чтобы примелькаться, чтобы запомнили, что я свой. А то ещё какой-нибудь патруль докопается.