Час Предназначения - Гарднер Джеймс Алан - Страница 33

– Кто тут ревнует?

Высокомерно взглянув на меня, Олимбарг затем направилась к Зефраму, чтобы передать ему мои слова, при этом она вульгарно виляла бедрами. Не знаю, с какой целью она вела себя так, но, в конце концов, ей было всего четырнадцать и, возможно, она сама не знала, чего хотела.

Мне потребовалось секунд десять, чтобы оторвать взгляд от Олимбарг – не потому, что я испытывал какие-либо чувства к этой девчонке, просто мне не хотелось возвращаться к Каппи и ее семейству. Если Каппи хотела поговорить со мной прямо сейчас, какая из моих частей была готова к подобному разговору? Та, которой нравились очертания ее грудей под рубашкой, или та, которая постоянно лгала и искала любую возможность, чтобы избежать встречи с ней?

Наконец я глубоко вздохнул и повернулся со словами:

– Ладно, если хочешь поговорить, давай…

Каппи не было. Далеко впереди я заметил ее отца, который поспешно уводил ее прочь, а остальная родня все так же толпилась вокруг них, стараясь скрыть от посторонних взглядов ее волосы и одежду. Не знаю, почему она не сопротивлялась – возможно, у нее не выдержали нервы и она вдруг почувствовала себя не готовой к серьезному разговору.

Глядя ей вслед, я краем глаза заметил Дорр, внучку Хакура, которая смотрела на меня. Видимо, она услышала мой голос, когда я обратился к пустому месту. Девушка сосредоточенно разглядывала меня, будто могла читать мои мысли и знала все про наши с Каппи отношения. Мне стало не по себе. Дорр всегда была ко мне неравнодушна, хотя и старалась этого не показывать. Когда я был четырнадцатилетним мальчиком, а она – девятнадцатилетней девушкой, я порой замечал, как она прячется в кустах возле дома, где я жил с Зефрамом, наблюдая за мной. Тогда мне льстило, что мною интересуется особа женского пола старше меня, но позже при мысли о подобном меня стало бросать в дрожь.

Я повернулся к Дорр, чтобы она не решила, будто ее присутствие может меня смутить.

– Ну и что ты думаешь об этом Лучезарном? – спросил я.

Она лишь пожала плечами и отвернулась. Внучка служителя не отличалась разговорчивостью, особенно на публике.

Площадь постепенно опустела – народ расходился по домам, чтобы заняться последними приготовлениями к празднику: до полудня, когда явятся Господин Ворон и Госпожа Чайка, чтобы забрать детей, ничего больше не планировалось. Кое-кто, однако, все же остался на площади – дети, подростки и прочие, у кого не было неотложных дел, обступили Лучезарного.

– Ты когда-нибудь сражался с демоном?

– Ты на самом деле умеешь летать верхом на молнии?

– Как долго надо учиться, чтобы стать Лордом-Мудрецом?

Вопросы сыпались один за другим; я и сам охотно спросил бы о чем-нибудь подобном, если бы не боязнь выглядеть неловко. Вероятно, у Рашида внутри все переворачивалось, примерно так же, как у тоберов на расспросы о мужских-женских метаморфозах. Однако он все же старался уделить внимание каждому и, усевшись на ступени, отвечал на те вопросы, которые ему удавалось расслышать. Да, он сражался с демонами, хотя предпочитал называть их «инопланетянами», и они вовсе не такие уж страшные, как о них рассказывают…

Когда я наконец посмотрел вверх, Стек на ступенях Совета уже не было.

Возможно, она вернулась в здание. Вряд ли кто-то узнал ее двадцать лет спустя – как я уже говорил, она выглядела как самая обычная женщина и внешне ничем не напоминала прежнюю обитательницу Тобер-Коува, – но, может быть, она считала, что безопаснее держаться подальше от чужих взглядов.

Я тихо отошел от собравшейся вокруг Рашида толпы и, обойдя здание, оказался перед боковой дверью.

Не спрашивайте меня, почему мне хотелось знать, где сейчас Стек. Если бы она вдруг появилась передо мной, я бы даже не знал, что ей сказать. Как разговаривать с собственной матерью, если она совершенно не похожа на твою мать? Для меня мать все еще была утопленницей, всплывшей среди камышей на Мать-Озере, женщиной, которая, возможно, была лишь иллюзией, но мысли о ней порой спасали меня в детстве от чувства одиночества. Я молился о моей утонувшей матери, я видел ее во сне, иногда одевался так, как могла бы одеваться она, и укладывал волосы в ее воображаемой манере. Эта выдуманная женщина была моей матерью, даже притом что в действительности ее никогда не существовало, в отличие от Стек – существа без пола, произведшего меня на свет.

И все же я пошел ее искать, даже если встреча с ней повергла бы меня в ужас.

В здании Совета ее не оказалось – там вообще никого не было; в помещении витал слабый запах лака, исходивший от в очередной раз отполированного стола для заседаний. Видимо, Стек ушла через ту же дверь, через которую я вошел, вскоре после того, как закончилась приветственная церемония.

Куда она могла так торопиться?

На этот вопрос напрашивался естественный ответ – разумеется, она хотела найти меня, свое любимое дитя. Но я же стоял у всех на виду возле Маленького дуба, и если Стек желала осыпать меня поцелуями, то прекрасно знала, где меня найти. Она же скрылась совершенно в другом направлении, и я спросил себя – почему? Какие еще дела могли у нее быть в Тобер-Коуве? С кем еще, кроме меня, планировалась встреча?

Когда ответ наконец пришел мне в голову, я едва не стукнул себя со всей силы по лбу. Конечно же, Зефрама – своего давнего любовника! Она узнала его и хотела с ним поговорить. А я, как идиот, позволил ему нести Ваггерта, чтобы Стек не заинтересовалась малышом. Уже сейчас проклятая нейт могла щекотать моего сына под подбородком и сюсюкать с ним, словно гордая своим потомством бабушка.

Выскочив из здания Совета, я помчался к дому Зефрама. Он жил там с первых дней, как только появился в поселке, и Стек наверняка знала, где его найти. Она могла перехватить его по дороге! Как я уже говорил, дом Зефрама находился в стороне от поселка, и его отделяла от ближайших соседей широкая лесополоса, засаженная березами и тополями. Почему-то меня больше пугала возможность того, что Стек могла встретиться с моим отцом и Ваггертом именно там, среди деревьев. Я воображал себе, как она стоит, преградив им путь, словно сборщик податей… может быть, даже вытащив нож.

Прошло двадцать лет с тех пор, как Стек и Зефрам были вместе, – двадцать тяжких лет для Стек, и кто знает, какие безумные мысли могли за это время у нее возникнуть? Возможно, она убедила себя в том, что все случившееся – вина Зефрама, в конце концов, это он рассказал ей о том, как «счастливо» живут другие нейты на Юге. Может быть, Стек пришла в Тобер-Коув, чтобы отомстить моему приемному отцу? И что она сделает с малышом на руках у Зефрама?

Я побежал быстрее.

Когда показались первые деревья между поселком и домом Зефрама, я замедлил шаг. Если Стек действительно замышляла недоброе, лучше застать ее врасплох.

Дорожка извивалась, как и все дороги в краю тоберов, среди выступавших из земли пластов известняка. Они редко поднимались выше моего пояса, но из-за густой листвы в некоторых местах я почти ничего не мог разглядеть и в десяти шагах перед собой.

Именно потому я не заметил неподвижное тело, пока едва об него не споткнулся.

Позади осталась половина пути через лес. Человек лежал, скорчившись, спиной ко мне; я догадался, что это мужчина, но не мог разобрать, кто именно. По крайней мере, не Зефрам – мой отец никогда не носил рубашки без рукавов, а мускулистые руки лежащего были обнажены до плеч.

Прежде чем более внимательно рассмотреть мертвеца (мертвеца ли?), я замер, прислушиваясь. Шум листвы на легком ветру заглушал любые звуки, которые могли бы свидетельствовать об опасности. Вокруг никого не было видно, и спрятаться тоже было негде, разве что убийца залег за одной из невысоких каменных осыпей, ожидая, когда я повернусь спиной…

«Не позволяй, чтобы то же самое случилось с тобой», – подумал я. Подождав еще полминуты и не видя никаких признаков опасности, я осторожно наклонился…