Телохранитель Генсека. Том 6 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 32

Николай скосил на меня глаза и выключил радио. Видимо, все-таки, понял и дальше уже не пытался завести пустые разговоры. Тихий шум двигателя, монотонный гул дорожного движения, легкая тряска действовали усыпляюще. Сам не знаю, как продержался до дома.

— Завтра как обычно? — уточнил водитель.

Я лишь поднял руку, не оборачиваясь, и двинулся к подъезду.

Да что ж меня так-то накрыло? И фоном свербило ощущение, что я где-то недоработал, что-то не учел, что-то важное упустил. В лифте прислонился лбом к холодной металлической панели, вроде помогло на какое-то время. Головная боль отступила. Ладно, на свежую голову еще раз прогоню последние события. А сейчас — отдыхать.

Нащупал ключ, вставил в замок, повернул. Щелчок. Толкнул дверь. Переступил порог и опустился на табурет. Посидел пару минут, чувствуя, как усталость отступает. Сбросил пальто на вешалку, разулся. Странно, обычно первое, что чувствую, войдя в квартиру, это запах кухни, ароматы мяса, выпечки.

— Владимир Тимофеевич, здравствуйте! — из кухни вышла Лида, вытирая руки о фартук. — Как вы вовремя, я только что закончила готовить ужин.

— И что же сегодня у нас на ужин, Лидочка? — поинтересовался я.

— Сегодня рыбные котлетки с гречкой, — ответила она. — Еще салатик и компот из сухофруктов, если будете. А если не будете, могу чая свежего заварить.

Я удивился — совсем не пахнет в квартире ни рыбой, ни гречкой. Мимоходом вспомнил ковид. Там, в моей первой жизни, он не миновал меня, и самое неприятное, что потом обоняние отключилось на полгода — не меньше. А сейчас-то что? Шмыгнул носом — вроде насморка нет.

Послышался громкий собачий плач и Лида, всплеснув руками, воскликнула:

— Умная собачка Ася!

Она развернулась и унеслась на кухню. Я вздохнул. Совсем забыл, что притащил домой песеля. Закрутился с делами, даже не вспомнил о собаке. Прошел на кухню, чувствуя себя виноватым. Свалил на девчонку все заботы, она наверняка дня два домой не уходила.

Лидочка, подогнув ноги под себя, сидела на полу возле небольшого тюфячка — и откуда он у нас появился, сама что ли сшила? В одной руке домработница держала щенка, в другой — бутылочку с молоком, увенчанную большой аптечной соской.

— Асенька, ты же умненькая собачка, — сюсюкая, уговаривала она, — тебе же кушать надо хорошо. Чтобы ты выросла большая-пребольшая, как репка!

Я усмехнулся. Все-таки Лида довольно непосредственная девица, наверное, поэтому они с моей Леночкой всегда спорят. Где-то слышал, что люди с одинаковыми характерами часто ругаются…

Щенок, наконец, схватил соску и зачмокал — совсем как младенец.

— Лида, ты прости меня, я совсем забыл про собаку, — опустился на стул и наблюдал за этой умиротворяющей картиной с теплотой. — Но зря ты ее так нянчишь, собачке не меньше пары месяцев, она и сама покушать сможет.

— Да ну вас, Владимир Тимофеевич, сама выбразгается, и пол вывозит. Я пробовала, так она лапами в блюдце встает, переворачивает, а потом с полу лакает. А так нельзя, это же микробы! — возмутилась Лидочка.

Я едва не напомнил ей, что собаки, вообще-то, вылизываются во всех местах, и под хвостом тоже, но вовремя прикусил язык. Зачем расстраивать девушку раньше времени.

— Лида, а у тебя когда-нибудь была собака? — осторожно спросил я.

— Не-а. Мне родители не разрешали, а я столько просила, столько просила — ни в какую! — ответила Лидочка, поворачивая ко мне счастливое лицо.

Кажется, я усыновил не только собачку, но и домработницу. Теперь ее домой вряд ли удастся выпроводить. Даже на выходной.

Собачонка вдруг дернула ножкой и заскулила во сне. Лида осторожно встала и, покачивая щенка, словно ребенка, тихонько запела:

— Баю, баюшки, баю, не ложися на краю…

Я только закатил глаза.

— Замуж тебе надо, Лида, — вздохнув, посмотрел на нее и тут же передернул плечами — знобило. — Отопление отключили? Что-то прохладно в квартире.

— Да все в порядке. Батареи горячие, как огонь. Идите переоденьтесь я сейчас Аську уложу, руки помою и соберу на стол, — Лида осторожно присела у тюфячка, опустила щенка на подстилку и… прикрыла его пушистым одеяльцем.

Я едва не рассмеялся, кажется, именно в такие моменты женщины говорят: «Утибоземой»… Ничего, скоро приедут девочки, и вряд ли у Лиды будет столько времени сублимировать свой материнский инстинкт. Как бы то не было, собака — режимное животное, воспитывать надо с самого раннего возраста и жестко. А с таким отношением, как у Лиды, воспитают мелкого домашнего тирана. Впрочем, это если повезет — мелкого. Пока еще не понятно, что вырастет из Аськи.

Лида вымыла руки и метнулась к плите.

— Лида, я сегодня ужинать не буду, аппетита нет. Сделай мне чай с малиной — попросил домработницу.

Но пока она кипятила чайник, я прошел в спальню, прилег на кровать и заснул. Видимо, еще находясь в полудреме, почувствовал аромат малины и черного чая.

Утро началось с того, что я поднял голову — и мир накренился. Голова казалась чугунной болванкой, и каждый поворот отдавался тупой болью в висках. «Черт, только не сейчас», — подумал я. Болезнь — это непозволительная роскошь. Взгляд зацепился за большой бокал на тумбочке. Я взял его, осторожно, чтобы не расплескать, поднес к губам и выпил — большими, жадными глотками. Прошел на кухню. Умной собачки Аси на ее лежанке не было, видимо, Лидочка спит с ней в зале.

Сварил кофе. По кухне поплыл одуряющий кофейный аромат. С обонянием все в порядке, и то хорошо. Выпил кружку кофе, в голове прояснилась. После второй почувствовал себя еще лучше. Головокружение прошло, мир стал казаться вполне приемлемым.

Водные процедуры, бритье — быстро привел себя в порядок. Аськи нигде не было видно, заглянул в зал — она спала на подушке, белым пятном выделяясь на рыжей шевелюре домработницы. Я тихо притворил дверь, надел полупальто и шляпу, и вышел в подъезд.

Казалось бы, все в порядке. Но в машине, неожиданно для себя, снова заснул, будто не спал всю ночь как убитый.

— Владимир Тимофеевич, — Николай тряс меня за плечо, — товарищ полковник.

Открыл глаза и не сразу понял, где я.

— Товарищ полковник, может, вам домой? У вас, похоже, температура, — в голосе лейтенанта Коли проскальзывали те же нотки, какие были в голосе Лиды, когда та возилась с щенком.

Я хмыкнул: дожился!

— Отставить, Николай. Разберусь, — ответил ему и вышел из автомобиля.

В УСБ заглядывать не стал, сразу поднялся к Удилову.

— У себя? — спросил Иванова, кивнув на дверь кабинета председателя Комитета.

— Да, — ответил помощник, — ночью как прилетел, так весь в делах.

В кабинет вошел, стараясь, чтобы спина была прямой, а шаги четкими. Начал доклад, слова шли привычной чередой. Однако через пару минут в горле запершило. Голос превратился в сиплый, срывающийся шепот. Подошел к графину, налил в стакан воды и залпом осушил. Вода была прохладной, но не снимала сухости, лишь на миг смягчив горло.

Удилов посмотрел на меня поверх очков, отложил в сторону бумаги, снял очки и положил сверху. Взгляд его стал изучающим. Он хмыкнул — коротко, без веселья.

— Быстро в медпункт, Владимир Тимофеевич.

— Вадим Николаевич, все нормально, голос немного сорвал, — попытался «отвертеться» от посещения врачей. — Некогда сейчас болеть.

— Ну-ну, все понимаю, горите на работе, — Удилов устало потер руками глаза, — причем сейчас в прямом смысле горите. Даже невооруженным взглядом видно, что у вас температура. В медпункт, Медведев. Это приказ.

— Вадим Николаевич, я хотел присутствовать на допросе Калугина, и есть еще некоторые соображения… — начал я, все еще надеясь, что Удилов изменит решение.

— Послушай, Володя, — Удилов впервые обратился ко мне по имени и на «Ты», — не спорь. Ты у нас огонь и воду прошел. Будет обидно, если до медных труб не доживешь. А Калугина уже допросили…

Он прав. Хреново будет, если не дойду до финиша. Тогда все эти годы пойдут псу под хвост. Но словосочетание «медные трубы» повисло в воздухе звучно и многозначительно. Прозвучало и как упрек, и как предупреждение, и как приговор…