Телохранитель Генсека. Том 6 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 15

В обкомовской гостинице мы занимали три двухместных номера. Приехав, сразу поинтересовался на вахте, во сколько вернулись мои парни. Ответили, что уже два часа, как на месте. Поднявшись в номер, сразу отправил Газиза за остальными.

Доклад не порадовал.

— Дом в Уктусских горах по документам проходит, как государственное имущество, — доложил Карпов. — Строится как санаторий для работников обкома. Немного нагнали страху на бухгалтерию и строителей. Не то, чтобы страху, но забегали. На первый взгляд все гладко…

— Но это только на первый, — перебил его Даниил. — В любом случае надо завтра плотно заниматься накладными, отчетностью.

— Сделайте упор на сауну, — напомнил я. — Марсель, ты завтра все-таки проинспектируй этот «санаторий». Съезди, посмотри на месте. Газиз, завтра совместно со свердловскими товарищами, проведите ревизию арсенала. Особое внимание обратите на документацию. Учет, хранение, наличие — отсутствие. Кому выдавалось и что выдавалось. Наверняка вылезут какие-то недочеты, огрехи. Надо составить полную картину. По нашему повешенному я уже сразу могу сказать, что спишут на суицид.

— Ага, сел попить чайку, посмотрел на шкаф и тут моча в голову стукнула: а не пойти ли мне повеситься? — усмехнулся Кобылин. — Что-то не верится мне в такое.

— Согласен, но сам знаешь, все зависит от заключения судмедэксперта. Если напишет, что суицид, то дело возбуждать никто не будет. — я посмотрел на часы. — Ого! Завтра работы невпроворот. Часов до шести утра спим и чтобы головы у всех были светлые!

Однако выспаться мне не дали. Проснулся от настойчивого стука.

— Кому там морду набить? — проворчал с соседней кровати Кобылин, деливший со мной номер.

Я подошел к двери и рывком открыл ее. В коридоре стоял молодой человек в костюме и при галстуке. Не смотря на раннее утро, он был гладко выбрит и тщательно причесан.

— Что случилось? — спросил, все еще не проснувшись.

— Извините, Владимир Николаевич, вас срочно требуют в обком. Борис Николаевич прилетел час назад и собрал совещание по поводу ЧП на Белоярской АЭС.

Быстро собравшись, мы с Кобылиным вышли из гостиницы.

— Пожалуйста, вот машина, — молодой человек услужливо открыл дверцу «Чайки».

— Нам выделили автомобиль для инспекции, так что мы на своей, — ответил ему и прошел к «Волге».

— Интересно тут все закручивается, — заметил Кобылин, когда мы тронулись с места.

— Ничего удивительного, нападение — лучший способ самозащиты. Сейчас посмотрим, как это работает в исполнении Ельцина, — я скривился, вспомнив публичные разносы, которые Ельцин устраивал в прямом эфире. Со мной тоже наверняка попытается провернуть этот номер.

Снял трубку с телефона и позвонил Удилову. Тот был на связи, вряд ли после вчерашнего доклада Веселовского и Соболева он уходил с работы.

— В двух словах доложи, что реально происходит, — потребовал генерал-лейтенант.

— Разворошил змеиное гнездо, если в двух словах. Вадим Николаевич, у меня к вам просьба… — и я быстро изложил суть дела.

— Хорошо, сделаем, — ответил Удилов.

— Только надо чтобы все было быстро, иначе помешают, — предупредил его.

— Настолько все серьезно? — в голосе председателя КГБ слышалось беспокойство. — Как только доложили о ЧП, в Свердловск сразу вылетела команда из Генпрокуратуры. Я распоряжусь. Ну и Веселовский, и Соболев уже доложили, однако я хочу услышать твое мнение.

— Тщательно спланированная провокация, которая в последний момент сорвалась, — доложил я. — Если бы не это обстоятельство, то всю Свердловскую область накрыло бы. И не только ее, учитывая ветреную погоду.

В обкоме я поднялся по лестнице, а Кобылин остался внизу, задержавшись у стола дежурного милиционера.

Щеголеватый молодой человек проводил меня до приемной, услужливо открыл двери кабинета и, пропустив меня, тихо притворил их. Я не успел открыть вторые двери, как в тамбур между ними ворвался шум. Говорили все сразу, но когда я вошел в кабинет, наступила тишина.

— А вот и самый главный участник ЧП пожаловал! — Ельцин нависал над остальными, упираясь кулаками в стол.

Поза начальника, распекающего своих нерадивых подчиненных. Только вот за длинным столом сидели старшие офицеры и генерал Корнилов. Тут же был еще один человек, чье лицо я помнил по своей прежней жизни.

Как-то, листая Википедию, зацепился взглядом за классически красивую внешность. Помню, тогда подумал, что ему бы в кино сниматься, эдакий советский инженер-рационализатор, горящий своим делом. Когда же прочел о нем, то просто зауважал. Вадим Михайлович Малышев, директор Белоярской АЭС. Поднялся до своей должности с простого инженера технического отдела, где работал еще с начала строительства атомной электростанции. Он всегда старался, чтобы станция работала стабильно и безопасно. Не боялся брать на себя ответственность и принимать сложные решения в кризисных ситуациях. Малышев ценил профессионализм и умение работать в команде. За Белоярскую АЭС, которой руководит этот человек, можно быть спокойным. Чего стоила декабрьский пожар в машинном зале, который, благодаря Малышеву, потушили даже не смотря на то, что система пожаротушения замерзла.

— Это вы себя имеете в виду, Борис Николаевич? — я прошел к столу, отодвинул свободный стул и сел, не обращая внимания на то, как побагровело лицо Ельцина.

«Не уедешь ты живым с Урала, и не таких ломал», — подумал Ельцин, сверля меня тяжелым взглядом. Я смотрел ему в глаза, чем выводил его из равновесия еще больше. Борис Николаевич отлепил кулаки от стола, развернулся к шкафу, распахнул дверцы и нашему взору предстала батарея бутылок. Он взял одну из них, плеснул в стоящий рядом стакан, заполнив его примерно на треть, и закрыл дверцы. Выпил залпом. Повернувшись, произнес:

— Вам не предлагаю, не заслужили. Вот объясните… Если бы это взорвалось, какие были бы последствия? Я вас спрашиваю, Вадим Михайлович!

Малышев, видимо уже не раз сталкивавшийся с манерой Ельцина вести совещания, ответил совершенно спокойно:

— В случае одновременного взрыва трех взрывных устройств, образцы которых мне показал полковник Зайцев и которые были своевременно изъяты у подчиненных генерала Корнилова привело бы к нарушению герметичности кожуха реактора, так же к выводу из строя системы охлаждения и, как максимум, если бы не были приняты своевременные меры, к расплавлению активной зоны реактора и выброса в атмосферу радиоактивных продуктов деления величиной…

Я тут мысленно поаплодировал Малышеву: так точно описать ситуацию, и при этом фактически обозначить расстановку сил, надо уметь.

— Что вы мне тут лекцию зачитали? Давайте по русски и для всех, — потребовал Ельцин.

— Прошу прощения, Борис Николаевич, но боюсь, что по-русски будет нецензурно, — ответил Малышев, на лице которого неуловимо мелькнула улыбка.

«Интеллигент вшивый, ты мне за каждое свое зубоскальство ответишь», — подумал Ельцин и я вдруг вспомнил, что Малышева он отправил на пенсию сразу же, как стал президентом после развала Союза. Но — это не здесь, не в этой жизни.

Интрига с попыткой взрыва реактора поражала своим цинизмом. Это смерти, это переселение людей, это удар по экологии, это беда, последствия которой расхлебывали бы десятилетиями. И срыв Олимпиады-80, в которую уже вбухано столько государственных средств, стал бы самым минимальным ущербом. Но людское горе, слезы матерей и жен, умирающие дети — этого было бы не искупить никакими деньгами… Я смотрел на Ельцина и не понимал, кем надо быть, чтобы пойти на такое преступление? А в том, что он причастен к попытке взрыва, я уже не сомневался.

— Вы тут что, зарницу устроили? В войнушку решили поиграть? — Ельцин переключился на подполковников и Зайцева. — Почему не поставили в известность местное руководство?

— А может, вам сразу выложить весь план операции надо было? Чтобы вы заранее подготовились и потом «героически» захватили условных террористов? — Зайцев начинал закипать. — А если реальные террористы проникнут? Хотя… с вами и реальных не надо, сами справляетесь, — и он хмуро глянул на генерала Корнилова.