Дом с химерами - Иваниченко Юрий Яковлевич - Страница 22

– Не вздумай!

Прохор отправился грызть мослы, валявшиеся в углу морга на мешковине. Страсть к костям он питал совершенно собачью.

– Значит, так, – крутнувшись на рояльном стульчике в лаборатории, эксперт нашёл нужную бумагу в ворохе прочих. – «Чего любопытного?» После ФСБ, конечно, немного, но кое-что всё-таки есть, садитесь поудобнее, зачитываю…

И всё-таки одна странность у старшего эксперта была. Патологоанатом патологически не владел «деловым стилем», «шершавым языком плаката», иначе говоря, «канцелярским языком». Поэтому, если кто получал от Лобова экспертное заключение, – почитать его сбегался весь райотдел, и читалось оно с выражением и поэтическими жестикуляциями, даже если речь шла всего-навсего о размере обуви подозреваемого.

Сам же эксперт свои произведения бубнил скучным и гнусавым голосом:

– Итак, зачитываю… в автомашине потерпевшего марки «Бентли» (вопиюще буржуазного вида, чтобы не сказать оскорбительно буржуазного), мною обнаружено пулевое отверстие калибра 7.62. Хоть в это и трудно поверить, глядя на печальную руину, чернеющую на месте происшествия, но от моего намётанного глаза не ускользнуло не только малоприметное пулевое отверстие, но и мельчайшие детали. Как, к примеру, фрагменты свинцовой оболочки сердечника пули. И более того! Я обнаружил на них следы жёлтого фосфора, что даёт основание предполагать применение безвестным преступником бронебойно-зажигательного патрона типа Б-32, принятого на вооружение в 1932 году. – Лобов даже по-декламаторски громко вздохнул. – Из всего вышесказанного следует нижеуказанный вывод: подозреваемый – сторож Музея революции, такой – с берданкой, в вислоухой ушанке. См. М. Шолохов, «Поднятая целина», дед Щукарь.

Лобов ещё раз вздохнул и перешёл к описанию одного из скромных трофеев, раздобытых оперативниками в квартире Г.И. Варге:

– Фугас без боевой оболочки, скорее всего, в деревянном корпусе и почему-то даже лакированном. Причём состав лака привёл бы в восторг всякого знатока антикварной мебели! Опять-таки взрыватель, судя по остаткам часового механизма, – механический часовой. Причём часы работы старика Цайтунга, известного петербургского мастера конца XIX – начала XX века, работы которого встречаются в ювелирных коллекциях семейства Медичи и Гарика из Черкизова. К чему такой изыск – сказать не берусь. Сами думайте. Использование пироксилина в качестве боевого заряда вообще характерно для начала прошлого века. Когда такого рода «бонбы» звались ещё «адскими машинками» и закладывались куда ни попадя и кем угодно. И народоволками, и эсерами, и даже, помнится, адамитами, которых жандармы принуждали носить портки. Одним словом, антиквариат…

– Одни сочинители в отделе, – спустя полчаса проворчал подполковник Камышев и, не отнимая трубки от опухшего уха, набрал номер капитана Точилина. – Я тут только что обмозговал результаты экспертизы, – усталым голосом, явно свидетельствующим о небывалом умственном напряжении, произнес Виктор Сергеевич в трубку, когда та отозвалась бодрым: «Слушаю!» – Кажется, Арсений, у меня есть для тебя подозреваемый.

Трубка ахнула почтительным восхищением.

– Да, уже… – самодовольно хмыкнул Камышов. – Это сторож Музея революции. Как в голову пришло?.. – Виктор Сергеевич польщенно заулыбался, впрочем, тут же и посуровел. – Выяснилось, что «бентли» Варге был взорван бронебойным патроном 32-го года выпуска, а там, в музее, Арсений, антикварного вооружения на целый полк сторожей в ушанках. Вот только сейчас личность нужного установим, и будете брать… Как?! – Виктор Сергеевич подскочил в кресле как ужаленный: – Кто закрыл? Когда?! – Он со стоном прикрыл глаза. – Моссовет? Давным-давно…

Дослушав ещё комментарии трубки, Камышев раздражённо бросил:

– Берданка, ушанка… Юмор! У нас по таким приметам пол-России старше 50 посадить можно, а деревенских – так поголовно. Но я думал, вы и сами догадаетесь, товарищ капитан, что я имел в виду, имея в виду сторожа с берданкой. Не поняли, значит, – подполковник злорадно фыркнул. – Вам, товарищ капитан, остаётся только выяснить, из чьей берданки был произведён выстрел… – Виктор Сергеевич спустил со лба очки, вглядываясь в конспект. – Бронебойно-зажигательным патроном Б-32. 1932 года выпуска.

– Б-32 для берданки не подходит, – как можно мягче поправил капитан.

– А для чего подходят? – флегматично поинтересовался Виктор Сергеевич.

– Для винтовки Мосина образца 1891 года и всех производных модернизаций калибра 7.62.

Подполковник потряс головой и осторожно переспросил:

– То есть?

– Выстрел может быть произведён из любой винтовки или карабина калибра 7.62… – забубнил Точилин на том конце провода. – А собственно «мосинка» может быть Тульского и Ижевского заводов, а также фирм «Винчестер» и «Смит-Вессон», впрочем, последних было немного, царские инженеры забраковали. Затем под этот калибр…

Виктор Сергеевич потихоньку отпрянул от трубки, рассматривая её в вытянутой руке, с подозрением. Наконец, когда кваканье мембраны в ней утихло окончательно, рявкнул в микрофон:

– Ну, так чего ждём?! Ищите! – И бросил трубку на рожки аппарата.

Так уже лет двадцать ему удавалось быть опытным руководителем, который всегда знал, что делать.

А на другом конце провода опера переглянулись.

– Ну и чего искать?

– Ну и как его искать?

Едва начавшийся мозговой штурм грозил тотчас же перейти в затяжную осаду. И даже не ввиду отсутствия штурмовых средств.

– Пойди туда, незнамо куда… – пожал плечами Ильич.

– По крайней мере, есть патрон? – пожал плечами Арсений.

– Что ж, пошли…

Глава 14. Антинародные мстители

Всё там же, в бомбоубежище дома Шатурова, заваленном просроченными консервами, Арсений, натягивая относительно вычищенный реглан, спросил:

– Кавказский террорист ты, Мамука, конечно, липовый, но ведь торгаш-то настоящий?

– Да ещё и отравитель, – невнятно уточнил Ильич, разглядывая дату выпуска на банке «свиногов.», которую, впрочем, опустошал двумя пальцами проворно и без особой брезгливости. Несмотря даже на то, что, судя по дате, загадочный зверь «свиногов.» обитал в раннем палеозое и, по версии Мамуки, вполне мог быть собакой.

– Э-э… отравитэл… – протянул Мамука с акцентированной восточной мудростью. – Почему, слушай, отравитель? Значит, если «Макдоналдс» с гамбургером, то не отравитель, – цивилизация? А если Мамука с шашлыком, то сразу отравитель, – варвар?

– Хрен редьки… – подумав, согласился с ним капитан Точилин. – Но я не об этом сейчас. Ты же свободный художник, Мамука, зачем тебе это всё? – он мотнул головой за плечо, на штабеля просроченных продуктов.

– Как зачем?.. – искренне удивился Мамука. – Или ты думаешь, быть бедным художником в Москве дешёвое занятие? Убогая квартирка в центре, клубы, антикварная тачка с тюнингом, вот эта рванина от кутюр… – он взмахнул фалдами фрака.

Полицейские озадаченно переглянулись. Арсений отвёл глаза, а Ильичу как-то вдруг расхотелось «собачатины». Видимо, их представление о «бедном художнике» было несколько ближе к «честному милиционеру».

Поняв их пантомиму, Мамука поскрёб в бритом темени и извиняющимся тоном пояснил:

– Сам подумай, кому нужен художник, который босиком по Арбату ходит? Что, их там мало ходит? А если он босиком по Арбату шёл-шёл и вдруг в «Прагу» зашёл? Все остальные остались, а он один зашёл, а?

Вообразив, как из умолкнувшей толпы голодных и босых художников один отделяется, чтобы завернуть в ресторан, Арсений вынужден был согласиться, что поставил бы на этого самого.

– А учёба? – воодушевился Мамука. – Самоучка из провинции это, все знают, наверняка гений, но «наверняка» – это ещё не гарантия заказов. Лучше всё-таки справочку о гениальности иметь, которая небрежно так выпадет из фирмово-дырявого кармана. Мол, учился на самоучку, да не у сельского дьячка, а в Строгановке… А как учиться в Москве? – патетически вопросил бедный художник, замыкая круг умозаключений.