Бывшие. Правило трёх «Н» (СИ) - Ви Чарли - Страница 16

Денис повёл меня к скамейке, на которую я не почти упала, ноги не хотели держать. Денис присел рядом, обнял и успокаивал меня, покачивая вместе со мной, словно убаюкивал.

– Тс-с, Лера, всё хорошо. Память вернётся. Я уверен, – говорил он, а потом добавил. – Не знал, что у тебя есть дочь. Ты ничего про неё не говорила.

Глава 19

Его слова прозвучали неожиданно. Всё внутри похолодело от осознания, что я выдала свою тайну. В отчаянии, в попытках достучаться до Матвея, я выронила самое главное, что скрывала все эти годы. Словно сама судьба решила вырвать у меня правду в самый неподходящий момент.

Мозг отчаянно пытался найти выход, солгать, выкрутиться, но был абсолютно пуст. Я просто сидела, не в силах пошевелиться, глядя в одну точку на глянцевом полу коридора.

– Лера? Голос Дениса до дрожи в груди был тихим и стальным. Я медленно подняла на него глаза. И всё поняла. Отступать некуда. Прятаться бессмысленно. Правда, которую я так тщательно хранила, вырвалась на свободу и сейчас стояла между нами, огромная и неоспоримая.

Я выдохнула. – Да. Есть.

Я видела, как по его лицу, обычно такому бесстрастному и непроницаемому, прокатилась волна. Сначала – простое человеческое непонимание, будто он услышал слова на неизвестном языке. Потом – растерянность, быстрая, как вспышка. И следом – нарастающая, холодная злость. Та самая, от которой кровь стынет в жилах.

Я попыталась опередить его, найти хоть какую-то отсрочку, пока не развалилась на части. – Денис, сейчас не самое лучшее время об этом говорить. Надо думать, что с Матвеем де...

Он не дал мне договорить, резко сжал мои предплечья. Не больно, но с такой силой, что не оставалось сомнений – он не отпустит. Его пальцы впились в меня, приковывая к месту. Он наклонился ближе, и его взгляд, острый как лезвие, полоснул меня, пытаясь докопаться до сути.

– Сколько дочери? – низким, жёстким голосом, без единой нотки сочувствия.

Я испуганно замерла, почувствовав себя преступницей. Наверно, так себя и чувствуют все подозреваемые на его допросах. Внутри всё сжалось в комок. Сопротивляться было бесполезно.

– Четыре, – прошептала я тихо, боясь даже голос повысить.

Он услышал и всё понял. Я увидела, как его зрачки резко сузились. В его глазах вспыхнула такая боль, что мне самой стало физически больно. Он смотрел на меня, будто видел впервые. Будто я была не женщиной, которую он когда-то любил, а самым страшным преступником.

Он сглотнул, его челюсть напряглась. Губы сжались в тонкую белую линию. От него исходила такая опасность, что мне стало по-настоящему страшно. Я видела, как бушует в нём буря, и боялась, что сейчас она вырвется наружу.

– Моя? – выдохнул резко, отрывисто.

Я не смогла ответить. Не смогла даже кивнуть. Я просто смотрела на него, и моё молчание было красноречивее любых слов.

Да. Твоя. Наша.

Девочка, которая росла все эти четыре года, не зная своего отца. Девочка, которую я отчаянно защищала от правды, которая, как мне казалось, могла её ранить. И теперь я понимала, что самым большим предателем была не его мимолётная связь, а моё многолетнее молчание.

В глазах Дениса буря сменилась ледяной пустотой. Он медленно, будто с огромным усилием, разжал пальцы на моей руке. Отстранился. Встал. Сейчас он был абсолютно чужим.

– Понятно, – произнёс он голосом, в котором не было ничего, кроме холода. И это было страшнее любой ярости.

Он развернулся и отошёл к окну в конце коридора, оставив меня сидеть на скамейке одну.

Я сидела, уставившись на свои руки, сложенные на коленях. Они дрожали – мелкая, предательская дрожь, которую я не могла остановить. В ушах стоял оглушительный гул, заглушавший всё – и шорохи больничного коридора, и отдалённые голоса.

«Соберись, – приказывала я себе, сжимая веки. – Сейчас нельзя. Никак нельзя разваливаться».

Мысли метались, пытаясь ухватиться за что-то конкретное, за какую-то ниточку, которая выведет из этого кошмара. Мне нужно домой. Срочно. К Кате. К маме. А ещё брата... Матвея...

Как его перевезти? Оформление документов? Организовать перевозку лежачего больного?

Я совершенно не представляла, с чего начать. Голова была абсолютно пуста, забитая одной лишь фразой: «Он знает».

Но я заставила себя подняться. Ноги были ватными. Я спрятала дрожащие руки в карманы куртки и, не глядя в ту сторону, где он стоял, направилась к стойке регистратуры. Нужно было делать хоть что-то. Действие. Любое действие.

– Подскажите, пожалуйста, какой порядок перевозки пациента в другой город? Что нужно...

Я не успела договорить. Чья-то сильная рука взяла меня за локоть и мягко, но уверенно оттянула в сторону от стойки. Я вздрогнула и обернулась. Денис. Его лицо было каменной маской. И он не смотрел мне в глаза.

– О перевозке Матвея я договорился, – произнёс он ровным, лишённым всяких интонаций голосом. Деловым. Чиновничьим. – Завтра его перевезут в центральную больницу в Омске. Всё организовано.

Я только стояла, бессмысленно глядя на него и открыв рот. В моей голове, которая только что лихорадочно строила планы, образовалась пустота. Всё. Уже. Решено. Без меня.

Он продолжил, так же монотонно, словно зачитывал доклад. – А сейчас едем домой. Я так понимаю, сиделка и с дочкой сидит, и с матерью. – Он на секунду перевёл на меня взгляд, и в его глазах мелькнула ледяная пустота. – Или про мать ты тоже наврала?

От этих слов меня будто ошпарило. Я резко покачала головой, чувствуя, как слёзы от обиды снова подступают к глазам. – Нет, – прошептала я. – Не врала.

Он отвёл взгляд, его взгляд скользнул по стене. – Ну хоть что-то, – бросил он и развернулся, и направился к выходу.

Он сделал несколько шагов, обернулся: – Ты едешь или остаёшься?

Я отмерла. Пришлось. И не говоря ни слова, последовала за ним.

Глава 20

Машина мчалась по трассе, превращая пейзаж за окном в смазанную полосу. Тишина в салоне была густой, тяжёлой, давящей на барабанные перепонки. Я сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу, и украдкой наблюдала за ним.

Он сидел за рулём с идеальной выправкой, взгляд прикован к дороге. Ни один мускул на его лице не дрогнул, но я чувствовала его гнев. Только кадык периодически дёргался, когда он глотал.

От него исходили волны холодные, концентрированные, как арктический воздух. Он был похож на снаряд, готовый взорваться.

И взрыв произошёл. Негромкий, но от того не менее мощный.

– Я не понимаю, Лера. – Его голос прозвучал резко, нарушая оглушающую тишину. – Почему? Почему ты ничего не сказала?

Я оторвала взгляд от стекла, посмотрела на его профиль. Вопрос завис в воздухе, и я знала, что он ждал его с той самой секунды в коридоре.

– А зачем? – устало спросила я. – У тебя была другая женщина. Ты спал с ней. Зачем тебе был нужен ребёнок? Разве если бы я сказала, что-нибудь изменилось?

Он резко повернул голову, и его взгляд, полный ярости и боли, на секунду встретился с моим. – Да, изменилось бы! – отрезал он резко, и его длинные пальцы сжали руль так сильно, что побелели. – Я бы не отпустил тебя! Ни за что!

Я вспомнила тот месяц перед разводом, как было тяжело, как он изводил меня своим молчанием. Неужели всё могло быть по-другому? – Значит, всё правильно сделала, что не сказала, – откинулась я на спинку кресла, глядя в потолок. – Значит, осталась бы с тобой только из-за ребёнка. И ненавидели бы друг друга, пока кто-нибудь бы в итоге не сорвался. А ты бы ещё и запил от несчастной любви к начальнице. Прекрасная перспектива.

– То есть ты считаешь, что всё правильно сделала? Не понимаешь... – в его голосе прозвучало неподдельное изумление.

– Понимаю! – вспылила я, поворачиваясь к нему. – Но на тот момент мне казалось, что я поступаю правильно! Ты никогда не говорил, что тебе нужен ребёнок! Когда я начинала говорить: «А вот был бы у нас малыш...» – ты всегда отмалчивался! И что я должна была думать? Что ты спишь и видишь, как хочешь ребёнка?