Бывшие. Правило трёх «Н» (СИ) - Ви Чарли - Страница 14

Поехали в окружную больницу. Машина та же, водитель – парень старательный, молчаливый. В салоне – гробовая тишина. Лера сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрела на проплывающие мимо унылые панельные кварталы. Я изучал на планшете карту, прокручивая в голове все версии. Картина не складывалась. Парень – не дебошир, не пьяница, не игрок. Даже просрочек по кредитам не было. Рабочая лошадка. Исчез – будто сквозь землю провалился.

– Денис? Её голос, тихий и хриплый, выдернул меня из раздумий. – А? – Я не понимаю. Почему мы ищем его здесь, в Нягани? Он пропал из поезда. Где-то между городами. Почему не ищем там?

Вопрос был закономерный. Для гражданского. Я отложил планшет, развернулся к ней, чтобы объяснить.

– Слушай внимательно, – начал я ровным тоном, каким обычно ставлю задачи подчинённым. – Если человека находят – неважно, в каком он состоянии, жив или мёртв – его первым делом доставляют в ближайший крупный населённый пункт по маршруту. Для опознания, оказания помощи, оформления. По пути «Нягань-Омск» таким пунктом является Нягань. Здесь центральная больница, морг, отдел полиции. Неизвестно, где он именно он пропал, поэтому приходится прорабатывать все варианты.

Она смотрела на меня, в её глазах медленно появлялось понимание

– Так же мы отрабатываем другие версии, – продолжил я. – По всему маршруту: Называевск, Тюкалинск, Тобольск, Ханты-Мансийск. Там работают мои люди, коллеги из других регионов. Они проверяют все больницы, морги, отделения. Каждого поступившего без документов. Это рутина.

– Я же приехал сюда, потому что нужно найти причину. Почему Матвей исчез? Что случилось до того, как он сел в поезд? Может, его отсюда вынесли вперёд ногами ещё до отправления? Или он сам сбежал, почуяв опасность? Начальник, долги, криминал – я проверяю все версии. Здесь нужно копать. А там, – я махнул рукой в сторону окна, – только следствие. Я должен найти корень проблемы. Иначе мы так и будем бегать по кругу.

Она замолчала, переваривая информацию. Видно было, как ей тяжело. Всё это – морги, версии, оперативная работа – было для неё чужим, враждебным миром. Миром, в котором я жил.

В больнице нас ждал ещё один провал. Ни в одном отделении, ни в реанимации, ни среди поступивших за последнюю неделю мужчины по фамилии Чернов или похожего по описанию не оказалось. Дежурный врач, пожилая, уставшая женщина, лишь разводила руками – нет, не было.

Мы вышли на крыльцо. Утро было серым, холодным, давило на плечи. Я закурил, давая ей время прийти в себя. В голове назойливо стучало: тупик. Все нитки обрывались. Начальник Касьянов – откровенная шестёрка, жадная сволочь, но не убийца. Я давил на него вчера по-серьёзному – тот дрожал, но ни намёка на то, что парня «заказали».

Да, Матвей был горластый, возмущался по поводу зарплаты, но таких – множество. На них внимания не обращают. Горластых рабочих не заказывают. Их увольняют или задавливают штрафами. Причин для исчезновения не было. Ни одной.

Лера стояла рядом, кутаясь в свою куртку. Молчала. Но в её молчании читался вопрос, на который у меня не было ответа. И этот вопрос жёг сильнее, чем любая откровенная претензия.

Ближе к обеду, когда мы уже собирались ехать на вокзал, чтобы поднять архивы камер наблюдения, зазвонил мой служебный телефон. Взглянул на экран – свой человек, из Тобольска.

– Мамонтов, – я поднёс трубку к уху. Слушал, не перебивая. Мужик докладывал чётко, по делу: нашли в местной больнице. Мужчина, подходит под описание. Без документов. Состояние тяжёлое – множественные переломы, лицо разбито, не помнит ничего. Нашли на окраине города, возле железнодорожных путей.

– Ясно, – бросил я. – Держи на контроле. Жду подробностей. Отключился. Повернулся к Лере. Она смотрела на меня во все глаза, ловя каждое движение моего лица. В её взгляде – надежда, страх, отчаянная мольба.

– Нашли, – сказал я прямо, без предисловий. – В Тобольске. Мужчина. Похож по описанию. Она замерла, не дыша.

– Состояние тяжёлое. Переломанный. Лицо разбито. Ничего не помнит. Она резко закрыла рот ладонью, глаза её расширились от ужаса. В них читалось всё: и шок, и боль, и страшное, леденящее душу предположение.

Смотрел на неё и думал: «Вот и всё. Либо её брат – инвалид, либо это вообще не он. И мы снова в тупике. И ей снова придётся приходить в себя и снова надеяться. А я... я должен буду быть рядом с ней».

Повернулся к водителю, бросил резко: – Готовь машину. Едем напрямую в Тобольск.

Глава 17

Дорога в Тобольск заняла восемь долгих, утомительных часов. Я почти не говорила, уставившись в окно на бесконечную, проплывающую за стеклом тайгу. Мысли путались, цепляясь за обрывки фраз из телефонного разговора: «тяжёлое состояние», «переломы», «ничего не помнит». Сердце сжималось то от надежды, то от страха. А может, это и не он? Что, если мы зря едем? А время истекало. Мне надо было возвращаться. Я итак задержалась и даже не представляла, сколько мне придётся заплатить няне. Мозг сейчас путался в цифрах, и я решила пока не загружать подсчётами голову.

В Тобольск мы въехали уже глубоким вечером. Город встретил нас тёмными улицами и редкими огнями. Водитель уверенно свернул к светлому зданию с коричневой конусообразной крышей. Это был отель.

– Подожди в машине, – коротко бросил он выходя. Я ждала, чувствуя, как накатывает новая волна усталости. Через десять минут он вернулся с ключ-картой в руке. – Пошли.

Номер оказался на удивление скромным, даже тесным после предыдущего. И в его центре стояла одна-единственная большая двуспальная кровать с атласным белым покрывалом. Я замерла на пороге.

– Здесь только одна кровать, – раздражённо заметила я. Денис, поставил сумку на пол, лишь пожал плечами, его лицо было бесстрастным. – Свободных номеров не было. Выбрал из того, что было.

Выбирать, как всегда, приходилось ему, а мне – подчиняться. Я сдержала язвительный комментарий. Спорить не было сил. Мы и так находились на грани.

Ужин – лапша и котлеты – принесли в номер. Мы ели молча, сидя за маленьким столиком у окна, глядя на ночной город. Напряжение так и витало в воздухе.

После ужина я первая отправилась в ванной. Горячая вода не смогла смыть напряжение. Когда я вышла, уже в пижаме, Денис молча прошёл мимо. Пока он мылся, я быстро юркнула под одеяло с краю кровати, повернувшись к стене, делая вид, что сплю.

Он вскоре вернулся. Вот он-то точно не стеснялся. Вышел с полотенцем на бёдрах, которое казалось сейчас соскользнёт. И всё же я не могла отрицать, что Мамонтов был красивым мужчиной.

И чтобы не развивать фантазию дальше, я зажмурилась. Он погасил свет и лёг с другой стороны.

Мы лежали на спине на расстоянии вытянутой руки, оба не спали, оба смотрели в потолок, который в темноте едва угадывался. Тишина была оглушительной, наполненной гулом собственных мыслей.

И вдруг его голос, тихий и глухой. – Почему ты до сих пор одна?

Вопрос застал врасплох. В голове тут же пронеслась мысль – соврать. Сказать, что у меня есть кто-то, что я не одна. Но после той ночи в поезде он бы не поверил. Он бы почувствовал фальшь. Да и зачем? Гордость – это последнее, что у меня оставалось, и сейчас и она казалась бесполезной.

Я вздохнула, всё так же глядя в потолок. – Потому что сильные мужчины в наше время перевелись. Они либо как ты – жёнам изменяют, либо жену абьюзят, считая, что она для них служанка, либо им молодую подавай. А женщина с больной матерью – это ведь большая проблема, – выдохнула я, и в голосе прозвучала вся накопленная за годы горечь.

Он помолчал, будто обдумывая. – Да нет, не все же такие, – возразил он без особой уверенности.

– К сожалению, большинство, – парировала я. – А остальные – это маменькины сыночки, которые трусливы до невозможности. Боятся ответственности, боятся проблем.

– А я смотрю, ты мужененавистницей стала, – в его голосе послышалась лёгкая усмешка.