Мушкетёр (СИ) - Лопатин Георгий - Страница 16

Кровь, что якобы натекла из раны на запястье, он тоже имитировал больше своими фекалиями разведенные водой и мочой. В темноте все равно не видно ничего, но для пущей правдоподобности сверху полил все настоящей кровью, что он получил, прокусив себе губу, ну и обмазал все вокруг рта…

С одеждой проблем не оказалось. В больших котомках двух татей нашлось сменное белье, причем чистое и довольно новое. Нашлась и верхняя одежда, только с обувью имелся напряг.

– Придется с трупа снимать, – понял Градов. – Ну или второй своими сапогами поделится. Надо кстати мальца этого вытащить, пусть воды принесет… и согреет.

Андрей спустился в подвал прихватив с собой один из пистолей, что он так же нашел в вещах бандитов. Всего их было три, плюс один мушкет и пара сабель, а так же целая коллекция ножей, от небольших, до длинных кинжалов.

Зарядил пистолет, порох и пули имелись в специальных мешочках. Но перед этим использовал его ударный механизм тля того, чтобы поджечь небольшую кучку пороха и клочок бумаги, дабы уже от нее запалить свечку. Жировые свечки он тоже нашел в комнатах. Так-то кресало с трутом он тоже нашел, но не стал возиться.

«Кстати, тут ведь еще пленники есть, – вспомнил он оказавшись внизу. – Вот только что с ними делать? Отпустить? Отпущу конечно… Но когда? Сейчас? Или лучше завтра?»

– Ладно, я подумаю об этом завтра, – решил он, чувствуя, что мозги совсем не работают и не могут просчитать все последствия такого шага. – Сначала хорошо поем и отдохну… ну и помоюсь.

Андрей подошел к «своей» камере, поставил свечку на пол, накинул веревку-ограничитель и сдвинул засов. В дверь тут же ударилось тело запертого в камере татя, но она выдержала.

– Отошел назад или пулю сейчас влеплю, – пригрозил Градов.

– Выпусти меня ублюдок или хуже будет!

– Отошел от двери и выпустил мальца.

– А если не выпущу?

– Тогда шлепну тебя. Причем сделаю это с радостью. Ты еще жив только потому, что я пока не знаю, что с тобой делать. Ну и может заначка у вас есть, а то в вещах ничего не нашел, кроме мелочи всякой. А у вас должно быть больше.

– А если скажу, где значка – выпустишь?

– Нет конечно. Убью.

– Тогда ничего не скажу!

– Скажешь. Я тебя на ремни резать буду и раны солью посыпать, так что скажешь.

– Тогда я его убью!

– Убивай, – пренебрежительно скривился Андрей. – Не он, так один из пленников мне поможет в моих делах. Просто в этом случае ты точно будешь подыхать очень долго, а так влеплю тебе пулю в башку, ты и почувствовать ничего не успеешь. Ну? Долго мне еще ждать?

– Ладно… – после долгой паузы ответил бандит.

Андрей сбросил стопор и открыл дверь шире.

– Выходи Квазимодо или тебе больше в камере с этим уродом нравится?

Горбун все не появлялся.

– Ну нет так нет, это твое решение…

– Нет! Я выхожу!

– Живее!

Горбун вышел.

– Закрой дверь.

А когда тот выполнил распоряжение, отдал новый приказ:

– Сними с этого сапоги… И не делай резких движений, а не то подстрелю.

Дальше не отходя от пацана больше чем на пять метров, контролировал все его действия, будь то добыча воды из колодца имевшегося при особняке, до готовки. В чем нагреть воду тоже нашлось. В сарае нашелся казан, литров на десять-двенадцать.

Как согрелась вода, Андрей как мог помылся и облачился в новую одежду. Сапоги с портянками оказались впору.

Поужинал кулешом, что приготовил горбун, причем готовил не только для него и себя, но и пленников.

– Ну, рассказывай…

– Ч-что?

– Все. Как дошел до жизни такой, что прислуживаешь в банде работорговцев?

– Дык это… что велели то и делал… забрали меня из деревни…

В общем история если верить рассказчику оказалась банальной и Андрея на самом деле не сильно интересовала, ему просто требовалось, чтобы горбун разговорился и дальше отвечал по инерции.

– Давно у них уже?

– Третий год…

– Сколько еще в банде человек, кроме тех двоих, что сейчас в подвале?

– Трое…

– Точно?

– Я больше не видел и не слышал…

«Значит это те, кто меня сюда привез», – понял Андрей.

– Когда они должны вернуться?

– Дак кто ж их знает?.. Как найдут еще кого, так и вернутся…

– Людей воруют?

– И воруют, если под руку попадется кто подходящий… и покупают…

– Если много воруют, так слухи должны пойти о пропажах и люди стали бы сторожиться…

– Больше покупают.

– Да как же они это делают? – удивился Градов.

– Так не они же покупают… а хозяин их. Вроде как покупает людишек для себя, а потом продает их кому-то дальше. Я так слышал от этих, что персиянцам да в туретчину главным образом… хотя и в Хиву с Бухарой могут.

– Так ему же со всех купленных надо налоги платить, да и сами крестьяне должны подати в казну платить. Если некому трудиться, то тогда он должен этого из своего кармана выплачивать. Невыгодно это получается…

– Так барин этих людей записывает как помершими от болезни, ведь то чума, то оспа, то холера, то еще какая напасть. Да и в счет померших от голода засчитывает, – как несмышленышу объяснял горбун.

«А ведь и правда. Нестыковка какая-то получается, – призадумался Градов. – Не многовато ли людей мрет в России от голода и болезней? Не завышаются ли потери?»

При сильном недоедании люди мельчают, становятся слабыми, но сейчас средний рост лишь немногим меньше чем в двадцатом веке, то есть примерно сто семьдесят сантиметров. По крайней мере он успел этот момент отметить в той деревне в которой его изловили. А она впечатление зажиточной ну никак не производила.

Рекруты конечно это отдельная история и туда брали крепких и высоких, настоящий цвет нации на убой отправляют. Но и тут что-то не сильно билось. Откуда такие крепкие и высокие, при тотальном голоде, что люди мрут как мухи?

Понятно, что голод имеется как данность, неурожай никто не отменял, но может не все так плохо? А на потери от голода списывают продажу людей в дальние края. Дело это должно быть выгодным. Работорговля вообще дело выгодное, выгоднее только наркотой торговать.

– Сколько стоит человек?

Горбун вопросу явно удивился. Не знать таких вещей? Не знать свою цену? Это же всем ведомо.

– Отвечай!

– Мужик за двести рублей купить можно, а если ремеслом каким владеет, то и того дороже, как бы не в два раза… Молодая баба может за пятьдесят рублев быть продана… А если красивая да не порченая, то за сто…

– А дети?

– Мальчики от пяти до пятнадцати лет – двадцать рублей, а девочки – десять…

Андрей плохо, а точнее вообще не представлял покупательную способность денег в этом времени, но цена в десять-двадцать рублей за детей его как-то не сильно впечатлила.

– Ясно…

Хотелось материться.

«Но чему удивляться? – думал он. – Если есть официальный внутригосударственный рынок работорговли, то не может возникнуть и тайного, но с продажей за границу, что вроде как запрещено… но именно, что вроде как. При больших объемах продаж, прибыльность зашкаливает. А сколько официально мрет от голода и болезней в России? Десятки тысяч? Да даже если половина из таких «померших» продается налево, то это сотни миллионов чистого дохода! Кто же от такого откажется?!»

Андрей невольно вспомнил о своих временах. Там ведь работорговлю так и не смогли победить, как продавали людей, так и продают, только акцент сместился с мужчин на женщин, коих загоняли в подпольные бордели. Ну и дети тоже выросли в цене – извращенцев развелось очень уж много.

Вдруг еще подумалось, почему помещики не насаждают картофель, хотя бы заставляя его растить на своих полях. Потому как если вырастить его и внедрить, так и голод исчезнет и не получится на него списывать убыль населения.

«Вот только и церковь тоже не активна в этом вопросе, им ведь прирост паствы нужен… так нет, называют картофель дьявольским овощем, – припомнил Градов. – Неужели долгогривые тоже в деле продажи православных магометанам?! Не сами так в доле?..»