Дочь врага Российской империи. Дилогия (СИ) - Мельницкая Василиса - Страница 9

Позади Александра Ивановича маячил кто-то еще, тщетно пытаясь протиснуться в комнату.

— Да что там…

Александр Иванович шагнул вперед. Из-за его спины тут же выкатились двое в форме. Определенно сотрудники того же отдела, но значительно моложе Александра Ивановича. Может, стажеры?

— Твою ж… — выдохнул один из них.

Я отметила, что в этом мире матерятся так же забористо и вдохновенно, как в моем.

— Рот закрой! — рявкнул Александр Иванович. — Тут дети!

— Эти, что ли? — хмыкнул другой, понаглее.

Я мысленно согласилась с обоими. И «твою ж», и зверинец вместо спальни для девочек.

— Работайте, — велел Александр Иванович. — Ведьму я забираю.

Он в упор посмотрел на меня, а я лишь повела плечом. Мог бы и сказать, что засаду устроит. Глядишь, и я не прокляла бы этих дур.

А проклятие вышло крепким. При свете я рассмотрела, что внешне девочки все же изменились. У кого-то нос превратился в пятачок, у кого-то в клюв, а кое-кто обзавелся шерстью, завернутой в колечки.

Александр Иванович поманил меня пальцем и кивнул на дверь. О, это с удовольствием! Только рада буду убраться из этого дурдома.

Впрочем, двое его напарников уже «работали»: погружали пострадавших от проклятия в сон. Наверное, так правильно. В первую очередь, «зверье» нужно успокоить.

Едва мы с Александром Ивановичем вышли из комнаты, он присел на корточки и ощупал меня. И руками вдоль моего тела поводил.

— Цела? — спросил он, наконец.

Я пожала плечами.

— Не стыдно? — задал он другой вопрос.

— А вам? — дерзко ответила я.

Правда, тут же об этом пожалела. Я вновь чуть отдалилась от Яры, забыла, что должна вести себя, как ребенок.

Александр Иванович молча встал, взял меня за руку, и мир вокруг потерял четкость.

Я испугалась. Воздух будто уплотнился, потяжелел, и такое чувство, что мне на нос надели очки с толстыми стеклами. Тот же коридор, но иной. И под ногами… песок? А над головой уже не потолок, а небо — темно-синее, насыщенное, с россыпью кроваво-багряных облаков.

Шаг, другой… И вокруг меня уже не воздух, а желе. Переставлять ноги трудно, но Александр Иванович не выпускает моей руки, тянет за собой. Третий шаг самый трудный. И…

Отпустило.

Глаза слезятся, но я понимаю, где нахожусь. Обычный мир, обычный кабинет. Стол, заваленный бумагами. Стулья. Металлический шкаф. За окном — рассвет.

— Что ты видела? — поинтересовался Александр Иванович.

— Что это?

Я проигнорировала вопрос. Голос мой звучал испуганно, и в том не было ни капли притворства.

— Что ты видела? — повторил Александр Иванович терпеливо.

— Не знаю, — ответила я. — Оно… странное. Тягучее, как резинка.

Он кивнул и усадил меня на стул. Осмотрелся и, сняв мундир, накинул его мне на плечи. Я поежилась. Только теперь поняла, что мне холодно. Еще бы, из спальни меня уволокли, не позволив одеться.

Из ящика стола Александр Николаевич достал носки. Шерстяные, связанные не спицах.

— Никогда не угадаешь, что пригодится, — пробормотал он, натягивая их на мои босые ноги.

После он включил чайник — воткнул вилку в розетку. Из другого ящика стола извлек заварку в картонной коробке и кусковой сахар.

Мы оба молчали. Александр Иванович сосредоточенно заваривал чай. Я куталась в мундир, пытаясь согреться.

— Пей. — Передо мной поставили чай в подстаканнике. Пододвинули ближе блюдце с сахаром. — Лучше сладкий, быстрее согреешься.

Александр Иванович собрал со стола все бумаги, запер папки в металлическом шкафу.

— Дверь на замке, сюда никто не зайдет, — сказал он. — Пей чай, я скоро вернусь. — Он вздохнул. — Яромира, без глупостей. Договорились?

— И не собиралась, — заверила его я.

Чай был крепким, сахар — сладким. А вернулся Александр Иванович, и правда, быстро. Минут через десять, если верить часам на стене. Я даже не успела подумать о том, что меня теперь ждет.

Честно говоря, думать не хотелось. Мысли текли как-то лениво, плавно, сонно. Чай согревал, и лечь бы сейчас, свернуться клубочком. Вот хотя бы на этом диванчике в углу кабинета. И как я его раньше не заметила…

— Да ты спишь совсем, — усмехнулся Александр Иванович, взглянув на меня. — Яра, сосредоточься, пожалуйста. И отвечай честно. Ложь я почувствую.

Я кивнула.

— Это твое первое проклятие?

— Ага.

— Ты понимала, что делаешь?

— Я точно понимала, что меня это все достало. Сотворила ли я проклятие осознанно? Нет. Оно… само. Я и не знала, что получится. У меня четверка. Предельная четверка.

— Шесть с потенциалом роста.

— Что?

— И способности эспера в перспективе.

— Кого?

— Эспера, — повторил Александр Иванович. — Странная ты девочка, Яра. Телефон секретного отдела службы имперской безопасности знаешь наизусть. А кто такие эсперы… не слышала?

— Я же говорила, кто сказал… — вскинулась я.

— Тише, тише, — перебил меня он. — Я помню. У младшего княжича Шереметева длинные уши. И длинный язык.

— Ему ничего за это не будет? — спохватилась я. — Я думаю… он просто хотел помочь… потому что я… потому что меня…

— Он не сделал ничего плохого. — Александр Иванович не спускал с меня внимательного взгляда. — Он хотел помочь, ты права. И он помог. И ты ни в чем не виновата. Ты защищалась, я тому свидетель. Но, Яра, запомни на будущее. Если вновь кого-то проклянешь, это тебе с рук не сойдет. Сейчас ты не понимала собственной силы, защищалась, действовала на эмоциях. Но если захочешь повторить, это расценят, как злоумышленное преступление.

— Я поняла. А если мне вновь придется защищаться?

— В тот приют ты не вернешься, если ты об этом.

— В другом будет иначе?

— Зависит от тебя. Но сомневаюсь, что ты будешь жить в приюте.

— А где же еще?

Александр Иванович рассмеялся.

— В этом кабинете вопросы обычно задаю я, странная девочка Яра.

— Ничего не странная, — пропищала я капризно, старательно изображая обычного ребенка. — Я устала. Вы же и сами все обо мне знаете.

— Ладно, кто такие эсперы, я тебе позже расскажу. Сейчас хорошо бы проклятие снять.

— И не подумаю! — воскликнула я.

— Яра…

— Они сами виноваты!

— С этим сложно спорить, — согласился Александр Иванович. — Но проклятие надо снять.

— Вот сами и снимайте!

— Так… оно твое. Ты его сотворила, тебе и…

— Думаете, я знаю, как⁈

— Желание, Яра. Искреннее желание.

Вот с ним у меня проблемы. И Александр Иванович, похоже, это прекрасно понимал, потому что подошел ко мне, погладил по голове и произнес почти ласково:

— Надо, Яра. Не бери этот грех на душу. А хочешь, давай поменяемся? Ты снимешь проклятие, а я исполню любое твое желание.

— Любое? — поинтересовалась я не без ехидства.

— Все, что в моих силах, — пообещал Александр Иванович.

Вернуть мне родителей точно не в его власти. А из возможного… о чем бы попросить? Интуиция подсказывала, что мелочиться не стоит. Но…

— Расскажите, что сделал мой отец, — попросила я. — Какое преступление он совершил?

Александр Иванович ничего не сказал, но выражение лица его стало презабавным. Вот уж не думала, что этого дядьку можно так удивить.

— Вы полагаете, мне кто-то говорил об этом? — добавила я. — Я даже не понимаю, за что меня ненавидят! Просто расскажите все, как есть.

Это всяко быстрее, чем копаться в архивах. Еще и ждать пришлось бы, когда меня в эти архивы пустят. А еще он, наверняка, знает больше, чем написано в газетных статьях.

Глава 10

— Эм… Может, лучше об эсперах? — Александр Иванович все же отмер. — Я не уверен, что смогу объяснить…

— Тогда девчонок сами расколдовывайте, — заявила я.

И обиженно оттопырила нижнюю губу.

Получилось очень даже по-детски. Я уже поняла, что тут можно и на своем настоять. То, что я сотворила, вполне могло ухудшить жизнь Яры. При желании меня обвинили бы в преступлении, и скидку на возраст делать не стали бы. И клеймо дочери врага Российской империи помогло бы забыть о смягчающих обстоятельствах. Однако Александр Иванович обращался со мной хорошо: не кричал, не бил, не запугивал. Причиной тому навряд ли стала его личная симпатия. Скорее, уровень моей силы и «способности эспера в перспективе». Не зря же он спрашивал, что я видела при переходе. Или правильно назвать это телепортацией?