Дочь врага Российской империи. Дилогия (СИ) - Мельницкая Василиса - Страница 21

— Ты хочешь жениться по расчету? — Я все же не утерпела, продолжила разговор, что следовало бы закончить. — Ведь неизвестно, унаследует ли ребенок мои способности. По мужской линии не наследуют. Меня и в деревне запереть не получится. Если я стану эспером, то буду трудиться на благо империи.

— В браке по расчету нет ничего плохого, — ответил он все так же невозмутимо. — И ты мне нравишься. Настолько, что я постараюсь понравиться тебе, если ты хочешь брака по любви.

А я считала, что он меня уже ничем не удивит! Однако…

Или все гораздо проще, и Бестужев, как опытный герой-любовник, знает, что нужно говорить юным романтическим барышням. Пометить территорию, задурить голову — и получить желаемое.

— А как же Ольга? — вспомнила я. — Разве вы не пара? Ты ей помогаешь…

— Мы друзья, — вновь перебил он. — С детства. Ольгу интересует другой. — И пробурчал, вроде бы уже не обращаясь ко мне, но достаточно громко, чтобы я расслышала: — Он все это и затеял…

— Расскажешь мне правду о розыгрыше? — Я ухватилась за возможность все разузнать. — Любопытно.

— В другой раз. — Бестужев вновь уклонился от ответа. — Мы приехали.

Машина остановилась возле знакомого домика.

— Что ж… — Я взялась за ручку дверцы. — Благодарю за помощь. Это было неожиданно, но приятно.

Дверца не открылась.

— Не спеши, — хмыкнул Бестужев. — Ты откажешь Ольге?

— Да. Завтра приду к вашему кафе, мы договорились…

— Я за тобой заеду.

— Не надо…

— Я за тобой заеду, — повторил он жестко, чеканя каждое слово. — Сиди.

Он вышел из машины, выудил откуда-то зонт, раскрыл его и только тогда открыл дверцу с моей стороны, подавая руку. И до крыльца проводил. После чего быстро попрощался и выскочил на улицу.

Как завороженная, я слушала, как хлопнула дверца спорткара, как заработал мощный мотор. Шуршание шин по мокрому асфальту… и тишина. Уехал.

Он хочет мне понравиться? Гормоны заставили кровь прилить к щекам, а сердце биться чаще.

Тьфу!

«Яра, тебе уже под сорок, по совокупности, — напомнила я себе жестко. — Этот юноша младше тебя в два раза! Используй его, а влюбляться не смей! К тому же, он просто хочет тебя использовать. Как самку, для размножения».

Это отрезвило. Надолго ли?

Зайдя в дом, я наткнулась на Антонину Юрьевну, спускающуюся по лестнице.

— Яра, ты вернулась, — вроде как обрадовалась она. — Хорошо погуляла?

— Хорошо, — улыбнулась я ей.

— Там соседка твоя приехала.

— А мой багаж?

— Еще не доставили.

— Ужин скоро? — не вытерпела я. — Не удалось поесть в городе.

— Ужин по расписанию. Но… пойдем со мной на кухню, я тебя супом накормлю.

Отказываться я не стала. И даже наверх не поспешила, сразу проскользнула на кухню вслед за хозяйкой. Суп на курином бульоне, прозрачном, как слеза, с маленькими клецками и свежей зеленью, показался мне пищей богов. Антонина Юрьевна и чаю налила: крепкого, ароматного. И вазочку с медом выдала.

К себе в комнату я возвращалась сытая, довольная и умиротворенная. Кажется, с тех пор как умерла Лариса Васильевна, я и не ела вкусной домашней еды, перебивалась бутербродами и кефиром.

На втором этаже играла музыка — негромкая, но веселая. Я толкнула дверь в свою комнату… и замерла на пороге.

Музыка лилась из модного магнитофона, стоящего на моем столе. По всей комнате разбросаны чужие вещи. Постельное белье некрасивой кучей лежало на полу. Рядом — моя сумка и то, что я привезла с собой.

По комнате бешеной козой скакала девица: рыжая и нахальная. Она подвывала в такт музыке и пихала в мой шкаф свою одежду.

— Что тут происходит⁈ — рявкнула я, перекрикивая музыку.

Девица остановилась, уставилась на меня… и лицо ее просияло от радости.

— Ты, наконец, пришла! — заявила она. — Поможешь мне разобрать вещи. И свои забери, чтобы под ногами не мешались.

— Чего? — переспросила я, впадая в легкий ступор.

— Ах, да… — Она слегка поморщилась. — Не буду ждать, когда меня представят, хоть так и не принято. Виконтесса Клавдия Домбровская. У моего отца, графа Домбровского, имение в Рязанской губернии, а бабушка, урожденная…

— И что ты делаешь в моей комнате? — поинтересовалась я, перебивая.

Еще пара слов о генологическом древе Домбровских, и я за себя не отвечаю. Внутри все клокотало от гнева.

— Мне нужна отдельная комната. И ты мне ее уступишь, — с улыбкой Медузы Горгоны произнесла Клавдия. — Не стой, помогай.

На меня вдруг снизошло спокойствие. Мне и проклинать эту нахалку необязательно, достаточно схватить за рыжие космы, да дать пинка для ускорения. Я в своем праве, это моя комната. Однако я предпочла цивилизованный метод: отправилась за Антониной Юрьевной, чтобы та навела порядок в собственном доме.

Глава 22

— Как же так… Я же все ей показала… Я же предупредила… — бормотала Антонина Юрьевна, торопливо поднимаясь по лестнице.

Я молча шла следом, предвкушая торжество справедливости и, одновременно, испытывая легкое разочарование. Даже если другие соседки окажутся милыми и воспитанными девочками, эта паршивая овца будет все портить.

Я не обольщалась: культура либо есть, либо ее нет. У Клавдии ее определенно не было. Такие, как она, уверены, что все вокруг должны им по праву рождения. Отдельная комната досталась какой-то простолюдинке? Это недоразумение, что можно легко устранить!

— А, Тонечка! Я же говорила, что все получится. Яра с радостью уступила мне комнату.

Тонечка? Я споткнулась о верхнюю ступеньку и чуть не упала, услышав нарочито-веселый голос Клавдии. Это она так к хозяйке дома обращается?

— Ты не забудь, освободи ванную комнату от чужих вещей. Я не могу ее с кем-то делить, это негигиенично, — продолжила Клавдия.

Она еще и «тыкает» женщине, которая намного старше ее⁈

— Так! — Я решительно отодвинула в сторону Антонину Юрьевну, застывшую на пороге комнаты сусликом. — Во-первых, комнату я не уступала, ты ее нагло захватила. Во-вторых… Клава, где тебя манерам обучали? Похоже нигде, потому как их попросту нет!

Вытаращившись на меня, Клавдия открыла рот, закрыла… и разрыдалась.

— Какие вы злы-ы-ые! — проскулила она. — Я тетушке пожа-а-алуюсь! Только приехала, а меня уже обижа-а-ают!

Смотреть на это было противно. Притворная истерика не вызывала жалости ни у меня, ни у Антонины Юрьевны. Однако я заметила, что у хозяйки дома дергается уголок рта.

— Интересно, и что же ты скажешь? — спросила я громко. — Ты ворвалась в чужую комнату, перевернула чужие вещи… Кстати, я еще проверю, не пропало ли чего. Вдруг ты воровка?

— Да как… как ты смеешь! — завизжала Клавдия, позабыв о слезах.

Ее белое, усыпанное веснушками лицо, приобрело свекольный оттенок. Он плохо гармонировал с оттенком волос — не золотисто-рыжим, как у меня, а морковно-оранжевым. Кудряшки гневно тряслись, и на миг мне показалось, что вместо головы у Клавдии корнеплод с пожухлой ботвой.

«Только не это! Держи силу в руках, Яра!» — приказала я себе.

— Послушайте, барышня. — Антонина Юрьевна, наконец, отмерла. — Я уже объясняла вам, что с опекуном Яромилы подписан договор на отдельную комнату, плата за нее выше, чем за двухместную, и я никак не могу позволить вам…

— Я скажу тете, что по дому бегают тараканы! — выпалила Клавдия. — И лицензию отзовут!

— И кто же тетя? — поинтересовалась я насмешливо. — Начальница санэпидемстанции?

— Директриса гимназии! — с торжеством объявила Клавдия.

Ах, вот оно что… Вот откуда эта уверенность, что все сойдет с рук. И вот почему Антонина Юрьевна нервничает.

— Но это неправда, — запротестовала она.

— Кому тетя поверит? Мне, разумеется!

— Это навряд ли, — произнесла я. — Я добьюсь справедливого расследования, и тебя накажут за ложь.

— Да кто ты такая! — фыркнула Клавдия.

— Мне покровительствует император, — брякнула я. — Хочешь проверить, правда ли это?