Девочка для ледяного (СИ) - Юраш Кристина - Страница 26

— Дайте вторую руку, - произнес Лиор, а я почувствовала, как внутри все наполняется светом. Я сама, кажется, стала излучать этот свет.

Я замерла. Потому что не знала, как на это реагировать. Такого не было. Никогда. Ни один мужчина не смотрел на меня с такой тревогой. Ни один не касался меня, чтобы исцелить, а не овладеть.

Это чувство было чужим. Оно щекотало кожу, как солнце после долгой зимы. И мне хотелось его оттолкнуть — потому что оно слишком сильно напоминало надежду. Надежду на ту жизнь, которую я когда-то придумала себе, стоя возле алтаря. Все должно было быть именно так.

Я подняла глаза на Лиора, а тот внимательно смотрел на мое лицо.

Только сейчас я поняла, что он впервые видит меня без вуали.

— Наверное, на Черном Балу вам лучше нарушить традицию, - припечатал Лиор. - И выйти к гостям в вуали.

Его голос был тихим, но в нём слышалась насмешка. Он не предлагал. Он говорил как приговор. Как будто хотел, чтобы я никогда больше не показывала лицо. Чтобы я осталась невидимкой.

— Там синяк или ссадина? - спросила я обеспокоенным голосом. Лицо, вроде бы, не пострадало. Чего не скажешь о руках.

— Нет, - произнес Лиор, вглядываясь в меня с дотошностью, которая мне не нравилась.

— Вы… - зашлась я, глядя на него с праведным женским гневом. Меня тут в крокодилы записали! И кто? Троюродный брат моего мужа! Нашелся ценитель женской красоты!

— Вы хотите сказать, что я страшная, - процедила я, сжимая кулаки.

Лиор удивленно вскинул бровь.

— Скорее наоборот, - заметил он, слегка игриво тряхнув золотыми волосами. - Вы слишком красивы. Я даже не ожидал.

Глава 53

Он стоял передо мной — идеальный, холодный, как сталь.

И тут едва заметная нотка восхищения.

Польстило. Честно? Очень польстило.

Потому что за всё это время — за десять лет, когда я была не женщиной, а украшением, не супругой, а приданым, не человеком, а пылью на портрете — никто не смотрел на меня.

Ни разу.

Ни один взгляд не останавливался на моём лице.

Ни один голос не говорил: «Ты красивая».

А когда тебя годами заставляют верить, что ты — пустое место, ты начинаешь сама в это верить.

Ты начинаешь бояться собственного отражения.

Ты начинаешь думать, что твоя красота — это иллюзия.

Он не убийца.

Он не тень.

Он — человек.

И он… не хочет меня.

Он хочет, чтобы я была собой.

Это хуже, чем если бы он хотел моего тела.

Потому что тело можно отдать.

Душу — нельзя.

Я вдруг испугалась, что если моя душа вдруг начнёт верить в это тепло — она забудет, как пахнет ледяная кровь. Забудет, как звучит шёпот в маске. Забудет, что он — единственный, кто взял мою боль и превратил её в дар.

— Ах, — рассмеялся Лиор, поднимая книгу «Роды в поместье. Принимаем роды своими руками» с пола, как будто это был трофей из детского сада. - Я смотрю, вы серьезно решили подойти к новому замужеству!

Его усмешка была тонкой, почти нежной, как лезвие, скользящее по коже, прежде чем разрезать.

— Нет, — произнесла я. — Я решила восполнить пробел в образовании.

— Это очень похвально для женщины! — заметил Лиор.

И в его голосе прозвучали нотки почти уважения.

Не как учителя, который хвалит ученицу за то, что она не разлила чай.

А как у ученого, который впервые видит, как кто-то прочитал древнюю книгу — и понял её.

— Ладно, так и быть! Помогу вам. Магия Делагарди — это не гром, не буря, не ледяной шторм. Это… точность. Как у архивариуса, который находит письмо, спрятанное в переплете книги, которую никто не трогал триста лет. Вы не приказываете. Вы предлагаете. Вы не требуете знаний — вы вызываете их, как приглашаете гостя на чай. И если вы скажете слишком грубо — она ответит вам сарказмом. Если слишком слабо — не ответит вовсе.

Лиор шагнул мне за спину. Тихо. Без шороха. Как тень, которая решила стать телом.

Его рука — тёплая, ухоженная, с перстнем в виде черной башни — легла поверх моей руки, на которой сверкало кольцо. Его пальцы обхватили мое запястье — не сдавливая, не властно, а как учитель, который берёт руку ученика, чтобы показать, как держать перо.

Его пальцы на запястье — не захват, не грубое прикосновение, не ледяной след убийцы.

Это — тепло человеческой кожи.

Тепло, которое не требует ничего в обмен. Не власти. Не покорности. Не тела.

Просто тепло. Как будто он говорит: «Я не хочу твоего тела. Я хочу, чтобы ты знала, что оно достойно быть увиденным».

За десять лет никто не касался меня так.

Мой муж — прикасался, как к мебели.

Убийца — касался, как к жертве своей темной страсти или пленнице.

А Лиор впервые прикоснулся ко мне, как к человеку.

На мгновение его большой палец скользнул по моей коже, словно проверяя пульс. Этот жест был таким незначительным, таким человеческим, что я забыла вздохнуть.

— Слушайте, — прошептал он, его голос опустился до шёпота, ближе к уху, чем к слуху. — Вы не говорите: «Дай мне знание!» — потому что это звучит как крик бедной нищенки, которой дали кусок хлеба и хотят, чтобы она благодарно ела. Вы говорите… точно.

Он слегка наклонился. Его теплое дыхание коснулось моей шеи.

И у меня в голове промелькнула мысль. Он не хочет, чтобы я была его жертвой. Он хочет, чтобы я была собой.

— Скажите: «Родовая магия холода, древние роды. Покажи мне, что я должна знать!».

Я замерла. Сердце билось в горле. Не от страха. От ощущения — это не он. Это не тот, кто стоит в тени. Это не тот, кто вырывает сердца. Это… другой. И это пугало еще больше.

Он не касается меня, чтобы унизить. Он касается меня, чтобы… научить. И это так отличает его от Лионеля.

— Главное — вежливо. Книги не любят грубостей. Чем больше уважения в вашем голосе, тем охотней они откликнутся.

— Уважаемые книги… — прошептала я.

Мой голос дрожал, но не от страха — от того, что впервые верила в то, что говорю.

— …Прошу вас вернуться на свои места…

На мгновение — тишина.

Потом — шёпот.

Книги на полу не встрепенулись, не улетели.

Они встали.

Как солдаты на параде. Один фолиант за другим — с гладким, почти вежливым скрежетом переплётов. Книга про роды — медленно, как будто смутившись, вернулась на полку, где стояли другие. «Секреты дикой природы» — тоже. Даже «Геральдика древних родов», которая упала с верхней полки, воспарила в воздухе, как птица, и мягко, почти с достоинством, опустилась на своё место.

И тут я передумала, решив ухватить ее. Книга не стала убегать, а послушно легла в мою руку.

Я улыбнулась себе.

Потому что впервые — я сделала что-то сама.

Не потому что кто-то приказал.

Не потому что мне было страшно.

Потому что я хотела.

И это чувство — такое приятное, что я уже забыла про зверское нападение книг.

Забыла про синяки.

Забыла про кровь.

Забыла про то, что я — жертва.

Я обернулась. Лиор уже стоял у двери. Он не улыбался. Он смотрел на меня — не снисходительно. Не с жалостью. Не с расчётом.

Он смотрел… как человек, который впервые увидел, что молчаливая статуя вдруг дышит.

— Хорошо, — похвалил он, и в его голосе не было ни намёка на иронию. — Очень хорошо.

Он не подошёл ближе. Не коснулся.

Но от одного его взгляда я, кажется, начала верить, что я — не вещь, что я больше не должна жить в тени.

Я больше не могу позволить убийце быть моим единственным спасителем.

Больше не смогу смотреть на него и думать: «Он — единственный, кто знает, кто я есть».

— Я не могу понять только одного, — усмехнулся Лиор. - Зачем убиваться по негодяю? Да, и не смотрите на меня так! Ваш муж был недостойным человеком. И я открою вам секрет, что он вас ни капельки не любил… Вы не знаете о том, что он говорил о вас за вашей спиной. И что он вытворял за вашей спиной.

После этих слов Лиор ушёл.

Дверь закрылась за ним — тихо. Как будто она сама поняла, что не должна шуметь.