Громов: Хозяин теней – 6 - Демина Карина - Страница 13

А ещё домашка.

И уложение. Оно, если повезёт, то не на завтра, но и рассчитывать, что с первого раза напишется правильно, не след. Трудовое уложение… и чего писать? Про восьмичасовой рабочий день и пятидневку явно не стоит. Слишком уж радикальные мысли по нынешним-то временам. Минимальная заработная плата?

Социальные гарантии?

Точно прослыву этим… хотя, если налаживать отношения с Вороном, то оно и вполне себе вариант. Или наоборот? Слишком вызывающе будет? Он – тварь осторожная.

Думай, Савелий, думай…

Тьма и Призрак, выбравшись из карцера, поспешили слиться с обычными тенями. Что тут у нас… старшие классы и какое-то черчение. Дальше Закон Божий. Тьма сунулась было и отпрянула, обиженно фыркая. Стало быть, ведет человек как минимум не пустой.

– И уверяю вас, – голос Лаврентия Сигизмундовича притянул Призрака. – У меня нет ни малейшего намерения вмешиваться в работу гимназии. Я же вижу, что вы здесь и без меня отлично справляетесь. Но вы понимаете, что нынешние обстоятельства требуют… особых мер.

И оба скрылись за дверью. Призрак сунулся следом.

– В том числе и безопасности? – язвительно поинтересовался директор. – Полагаете, что в моей школе детям может что-то угрожать?

– Полагаю, что в нынешних обстоятельствах даже Государь не ощущает себя всецело в безопасности.

– Революционеры не трогали школы.

– Пока. Но и госпитали до недавнего времени они не трогали, – Лаврентий Сигизмундович развёл руками. – Мне это нравится ничуть не больше, чем вам. Но ни у вас, ни у меня выбора нет. И остаётся одно – сотрудничать.

– Мы не отказываемся!

– Не отказываетесь, несомненно. Но вы видите во мне врага. Кого-то, кого прислали, чтобы нарушить ваш порядок…

При этом слове заныли зубы.

И тут порядок.

– Но взгляните иначе… точнее я бы хотел… возможно, до вас доходили слухи о грядущей реформе образования?

– Самые разные. Порой противоположного свойства. Кофею не желаете ли?

– Не откажусь.

Из ящика стола директор вытащил крохотный, на две чашки, самовар. И чашки эти. И кофей.

– Сливок вот нет. Портятся.

– Я и чёрный пью. Хотя матушка не одобряет. Говорит, что от него у меня язва…

Даже как-то радостно стало за человека. Всё-то у него по-прежнему, и матушка. И язва.

– …но это скорее от работы. Так вот, изменения планируются весьма серьёзные…

Самоварчик запыхтел. А вот интересно, как он работает. Что-то не видел я спиртовки. На магии, что ли?

– И в несколько этапов. Я приложил к проекту… так сказать, руки… – Лаврентий Сигизмундович снова смутился. – Или разум? В общем, мои скромные записки попали к нужным людям и показались им вовсе не пустыми. Поэтому мне и было предложено участие.

Запах кофе я через Тьму тоже уловил. Правда, в её восприятии он был какой-то не такой, с нотами паленой резины и гнилого яблока. Сомневаюсь, чтоб директор пил такой кофей.

– И я пытаюсь, но… вы бы знали, до чего сложно говорить об образовании с людьми, от этого образования далёкими. Высочайшая комиссия… – Лаврентий Сигизмундович покачал головой. – Требует многого. Разного. Часто противоположного… в общем, я сам начинаю сомневаться, верно ли изложил свои мысли. И сам проект… столько критики, что поневоле начинаешь смотреть на него иначе.

Колотый сахар.

Серебряные щипчики. Ложечки на витых ручках.

– И потому новость о назначении к вам я воспринял, как знак свыше. Мне хотелось изучить работу хорошей школы изнутри. А ваша известна на весь Петербург!

– Весьма лестно… – а директор не спешит радоваться. Нет, он изображает интерес, но гостю не верит. Хотя и в том мире проверяющих никто не любил.

– А потому я просил бы вас о помощи. Возможно, у вас найдётся минутка взглянуть на проект… высказаться… хотелось бы услышать мнение человека, который понимает, что есть школа и успешно ею руководит…

Ладно, тут всё понятно.

Реформа образования и здравый смысл против бюрократии. Оно, конечно, важно в общеисторическом разрезе, но с этим и без меня разберутся. Или подсказать? Скажем, написать два проекта, один по трудовому кодексу, а второй – для Лаврентия Сигизмундовича.

Чтоб там пятидневка.

Ограничения по количеству уроков. Пересмотр программы. И каникулы, мать вашу, нормальные! А то ведь учиться мне ещё не один год. Я даже всерьёз задумала, но после представил, как всё это писать придётся…

В общем, и пропустил гостей.

Точнее не совсем, чтобы гостей. Заскрипели половицы.

– Не, Орлов, боюсь тебя разочаровать, но ты тут не первый… – и дверь открылась. – Оба-на… отойди!

Дежурный подскочил ко мне и схватил за руку, после выдохнул с немалым облегчением.

– Что ты…

– Лежу я, – я руку выдернул, потому как нечего в меня пальцами тыкать и глаза ими разлеплять. – Просто лежу! Сидеть надоело, вот я и прилёг.

– А, – дежурный не обиделся. – А я испугался, что поплохело. Вот… приятеля тебе привёл. Чтоб не скучно сидеть было.

Мне и так не скучно.

– И снова здравствуйте, – сказал я Орлову, садясь. Валяться и дальше смысла не было. – А что, карцер только один?

– Пока во втором нужды не было, – дежурный развёл руками и бросил взгляд на дверь. – Вы тут сидите, тогда, а то ж придёт кто…

И ушёл.

Дверь, что характерно, закрыл.

– Долго сидеть? – поинтересовался я, поднимаясь. Вот же… нет, тени продолжали гулять, насколько это получалось. Я даже Каравайцева отыскал, который в данный момент времени, что характерно, не динамитные шашки ваял, но рассказывал классу об устройстве Вселенной.

И главное, талантливо же рассказывал! Я б и сам с удовольствием послушал.

– Мне? Пять часов!

– То есть, до вечера?

– Ага, – огорчённым Орлов не выглядел.

– А за что?

– А ты за что? Вообще, сударь, это до крайности обидно! Который год кряду, считай, с самого первого моего появления в стенах сей благородной школы, я становлюсь первым, кто попадает в карцер…

– Извини. Не знал, – я с кряхтением поднялся. Лежать на твёрдом полу было так себе идеей.

– Здесь вообще в основном я и обитаю.

– Ну… будем вместе тогда.

– А тебя за что? – уточнил Орлов и, подпрыгнув, уселся на стол.

– За социалистические взгляды и неуважение, – я подумал и решил, что вариант в целом и неплохой. А потому залез и уселся рядом.

– Георгий Константинович?

– Он самый. Главное, вроде ж мирно говорили… а потом вот.

– Привыкай. Он так всегда. Тот ещё лис. Сперва начнёт крутить, мол, надо учиться думать, отстаивать свои взгляды, выражать их и всё такое-этакое. А чуть начнёшь и всё… или голос повысил на учителя. Или дерзить вздумал. Или ещё. Радует, что порку тут запретили, а то он бы и розги применить не отказался.

Ну тогда бы, пожалуй, моя учёба тут и завершилась бы.

– Я так понял, он из ретроградов?

– Точно. Хуже Димкиного папеньки, хотя и тот изрядный, но чего от некроманта ждать.

Понятия не имею, я вообще с некромантами не очень, чтобы знаком.

– Поэтому запомни, – Орлов поднял палец. – На его уроках есть одно правильное мнение и одна правильная позиция.

– Его? – уточняю так, для поддержания беседы.

– Именно. Особенно для тебя с приятелем.

– Почему?

– Потому что вы из простых, – Орлов сказал это спокойно, обозначая факт. – Он… в общем, он полагает, что всякому человеку отведено его место. И Господь сам назначил, кому и кем быть. И потому на этом месте надлежит и оставаться. Там, хлебопашцу – землю пахать и хлеб растить. Рабочему работать. Ну и так далее. А вот те, которые в гимназии лезут, они порядок нарушают. Понимаешь?

– Понимаю, – я подавил вздох. – И социалистов он тоже не любит?

– На дух не переносит. Полагает, что они – слуги нечистого, которые несут в мир хаос и смуту. Ну и тоже порядок нарушают. У него про порядок вообще… смотри, когда появляется, на столе должен быть учебник. В самом углу парты. Ниже – тетрадь. В ней – два листа промокашки. Ещё химический карандаш допустим, перо, чернильница. Если будет что-то лишнее, точно вызовет и начнёт по всем темам мучить, а потом скажет, что в голове каша от беспорядка на столе. А если чего-то не хватит, то точно сядешь дополнительно писать эссе на какую-нибудь тему, чтоб от забывчивости полечиться. Но так-то он вежливый. Оскорблять не станет.