Вперед в прошлое 13 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 9

Когда вернулись в свою каморку, она нагрелась до приемлемой температуры. И кровати, все четыре, тут были приличные, деревянные, а не железные с сеткой. И тумбочки имелись, и даже шкаф. Одним словом, лакшери. Мы улеглись спать, чтобы утром, часов в восемь, стартовать в Сочи.

После беседы с этими людьми тревогу как рукой сняло.

Утром, едва мы проснулись, в дверь постучала хозяйка, принесла огромный пирог с творогом и чай. Перекусив, мы выдвинулись в путь.

Немного отъехав, Каналья проверил, на месте ли груз, я был уверен, что на месте. Так и оказалось.

Все-таки дома будто бы сама земля помогала, здесь же мы чувствовали себя на чужой территории, потому было тревожно. Полчаса пути — и вот идеальное место для торговли, богатый курортный поселок.

— У нас всего-то сто мешков, — сказал Каналья, доставая рупор и останавливая машину на проселочной дороге. — Все сегодня продадим и домой поедем.

— Девяносто семь, — напомнил я.

— Значит, будем продавать мешок за сорок, а не за тридцать восемь тысяч, — предложил Каналья. — Так вернем то, что отжали менты. И счет ровный, удобно сдачу давать… Точнее, ее давать вообще не придется. А если будут торговаться, эти две тысячи можно скинуть.

— Сорок тысяч мешок, — задумчиво проговорил я. — Килограмм — почти тысяча. С ума сойти! А зарплаты или нет, или ее задерживают.

— Тут, во-первых, все дороже, — попытался утешить меня Каналья, — а во-вторых, у людей есть деньги. Наверное. Ну, должно что-то остаться после сезона. Вряд ли все подъели.

— Надо приготовиться, что будут расплачиваться долларами, — предположил я. — У кого есть мозги, тот покупает доллары и хранит их.

— А какой курс? Полторы тысячи за один доллар? — уточнил Каналья.

— Тысячу шестьсот не хочешь?

— Уже? Только ж было…

— А будет еще больше, — сказал я и попытался сосчитать, сорок тысяч рублей — это сколько долларов. — Двадцать пять баксов мешок. Прям ровненько!

Я вылез из салона с картонкой, где было огромными красными буквами написано «МУКА», забрал рупор у Канальи, подошел к дому, где на гараже висела запыленная вывеска «Столовая», и прокричал:

— Мука высшего сорта! Мешками! С доставкой на дом. Недорого.

Подождал немного и повторил. За ограждением залаяли собаки, все окрестные псы всполошились, и вскоре поднялся гвалт. За дощатым забором появилась розовощекая хозяйка, кивнула мне, я показал ей рекламный плакат. Тетка заинтересовалась, засеменила ко мне и спросила, перекрикивая своих дворняг:

— Продаешь?

«Нет, показываю», — пронеслось в голове.

— Да. В машине. — Я указал назад, туда, где стоял грузовичок. — Сорок тысяч мешок в пятьдесят килограммов. Или двадцать пять долларов.

Женщина округлила глаза.

— Сколько-сколько? Ты с ума сошел?

Так я и знал. Ну а что делать, если цена поднялась за несколько месяцев почти вдвое?

— Будет еще дороже, увы. Можете на рынок сходить, сравнить цену. Сколько сейчас мука стоит на рынке?

— В последний раз я покупала за пятьсот рублей!

— Летом? Да, так и было. У нас низкие цены, мы прямо с завода.

— Ты издеваешься, мальчик? Ехай отсюда. Тут миллионеров нет. А громко орать будешь, пинками прогонят.

Развернувшись, она зашагала прочь.

Во втором, в третьем, в пятом дворе я был мягко послан. Вернулся к машине злой и разочарованный, сказал Каналье:

— Им дорого. Что-то тут не так. Пойдем в магазине посмотрим, по чем тут мука.

Сельский магазин находился в середине поселка. Как и везде, немного молочки, сахар, сизые макароны и сероватая мука за 600 рублей, где угадывался трупик черного жучка. Наверное, просрочка, которая завалялась где-то на складе.

— Нечего тут ловить, — проворчал Каналья, и мы покатили дальше.

Поселки тянулись вдоль всего побережья, и во всех магазинах была эта мука с жуками, по 600–700 рублей. Ясное дело, что скоро ее разберут, это явно какой-то начальник воинской части распотрошил запасы, хранившиеся с семидесятых годов на случай ядерной войны, и развез по магазинам. Второй сорт без жуков у нас стоил бы столько же, с той только разницей, что мы продаем свежайший товар!

Пришлось тратить полтора часа, добираясь до Сочи. Первым делом я заглянул в местный магазин, здесь мука, конечно, тоже была, второй сорт — 800 рублей, высший — 1000.

— Можно работать! — крикнул я Каналье, и мы съехали на проселочную дорогу.

Настроение было подпорчено, но делать нечего, работать надо, и я подошел к ближайшему дому, крикнул через забор, что продаем муку. Никто, кроме собак, не отреагировал, хотя дома хозяева были. И из следующего дома никто не вышел. Повезло только в середине улицы… Ну как сказать повезло — вышла старушка и принялась жаловаться на жизнь.

Одиннадцать часов — и ни копейки в кармане! Вот тебе и курортный богатый Сочи. Я уже охрип от крика, а толку ноль.

— Похоже, ты прав. Стало слишком дорого. Люди не готовы столько отдавать сразу, — сказал Каналья.

— Но наши-то берут! Это просто место проклятое какое-то, — возразил я и, охваченный злым азартом, зашагал по улице, зазывая покупателей и драконя собак.

Наконец нами заинтересовался хозяин двухэтажного домика, купил два мешка со скидкой, по тридцать восемь тысяч. А после — снова тишина. И на следующей улице тишина. На третьей мы продали три мешка армянам, но у этих, в отличие от армян Воронова Гая, родственников, нуждающихся в муке, не оказалось.

— И правда место проклятое, — вздохнул Каналья. — Хрен с ними! Поехали в Адлер.

Я понимал, что бывает и так, не все коту масленица, но накатывало отчаянье и мысли, что все пропало, накрылся хороший источник дохода, теперь придется перебиваться с копейки на копейку.

В Адлере дело пошло. Ну как пошло — там мешок, через полчаса еще один.

К трем дня продали двадцать семь штук, осталось семьдесят, и мой взгляд упал на здание санаторного комплекса.

— А если туда оптом сдать? — предложил я. — В столовую. Им нужно много. Хоть за тридцатку, чтобы свое вернуть. Давай я схожу.

Каналья остановил меня жестом.

— Нет уж. Скорее всего, взрослый нужен и все наши печати, там документы, отчетность и все серьезно.

Я пожелал ему удачи и остался в салоне грузовика, припаркованного возле забора санатория. Солнце опускалось все ниже, Канальи все не было, а возле машины начала собираться алкашня. Сперва их было двое, потом стало четверо. Где, интересно, Каналья дробовик спрятал?

И тут ворота открылись, выбежал Каналья, сел за руль и отчитался:

— Готовы забрать сорок мешков по тридцать тысяч. Останется десять мешков, уж их мы как-нибудь раскидаем.

— Документы… — собрался спросить я, но Каналья сразу ответил:

— Нет. Купят как есть, напишут другую сумму, а разницу себе в карман, закупают-то муку они явно дороже.

— Но и мы не в убытке: двенадцать тысяч с мешка. Да, заработали меньше, чем хотели, но — заработали же! Уже два лимона у нас…

— Два двести пятьдесят, — спустил меня на землю Каналья. — Заработали мы триста тысяч, а учитывая расходы, чуть больше двухсот. Основной наш доход будет с этих десяти мешков. То есть если шестьсот поднимем, это хорошо.

— Это хорошо, — кивнул я. — Хуже, чем могло быть, но все-таки неплохо.

Колесить по окрестностям ночью было опасно, потому мы решили встать возле какого-нибудь магазина в оживленном районе. Если торговать с грузовика, могут нагрянуть менты и забрать все вместе с грузовиком, потому Каналья взял два мешка и понес к магазину, встал под пальму, закурил, положил на мешки табличку с надписью, где добавил: «1 кг. — 800 ₽ Высший сорт».

Поначалу все проходили мимо. Потом напротив остановилась бабуля с тросточкой и завела беседу. Странное дело, она будто примагнитила покупателей. Сперва один мешок купили, увезли на машине, потом второй. Машина стояла в тени лавровишен, Каналья — под фонарем, и отсюда, из засады, все было отлично видно.

Каналья отнес на место торговли еще два мешка и крикнул: