Кровь вассалов (СИ) - Добрый Владислав - Страница 33

Не став ждать, я махнул рукой Волоку и направился навстречу. Гарвин тоже оставил остальных у подножия тропы и двинулся ко мне, в сопровождении хмурого человека с костистым, вытянутым лицом — таким, какие бывают у людей, привыкших голодать. Подъехав ближе, Гарвин не стал никого представлять. Вместо этого он раскрыл руки, словно собираясь обнять, и широко, почти искренне улыбнулся.

— Сеньор Магн! — воскликнул он с напускной теплотой. — Я так рад вас снова видеть!

Гарвин подъехал ближе, улыбаясь так, словно встречал старого друга после долгой дороги.

— Сеньор Магн, да будет благословен Императором ваш путь. Что же вы так долго до меня добирались? Я уж начал думать, вы забыли старого Гарвина. Караэн, говорят, теперь растёт так быстро, что и старым друзьям времени не хватает… — он мягко рассмеялся, прищурившись. — А ведь когда-то мы могли неделями спорить о винах и новых способах обработки земли. Однажды вы даже сомали мой любимый стол, помните? Да… Я скучаю по временам, когда поломка мебели было самым страшным, что грозило нашим семьям.

Я промолчал. Про стол я не помнил. Но пару раз выпивал с Гарвином у него дома. Что это, он придумывает себе обиды на меня?

— Волок, то есть… сеньор Адреан, — Гарвин чуть склонил голову. — Как же ты вырос, парень! Настоящий воин. Я ещё помню тебя с лицом мальчишки и взглядом собаки, готовой вцепиться первому встречному в… Куда достанет, ха-ха. А теперь смотри на себя — плечи как у быка, взгляд холодный, в седле держишься уверенно. Конь у тебя — как из легенды.

— Благодарю, сеньор Гарвин, — сухо ответил Волок, не зная, стоит ли улыбнуться.

— Благодарить не за что, — отмахнулся Гарвин. — Рад видеть, что не все юноши из Караэна тратят молодость на пиры и девок. Впрочем, ты теперь, говорят, человек серьёзный. Магн умеет делать из людей железо.

Я вздохнул.

— Хватит, сеньор Гарвин. Давайте без этих кружев.

Он приподнял бровь, всё с той же улыбкой.

— Кружев? Что вы, друг мой. Я лишь рад видеть вас живым и невредимым. Особенно после того… недоразумения.

Я сжал поводья.

— Именно. Недоразумения. Люди, которые виновны, — больше не со мной. Я отправил их прочь. Я не оправдываюсь. Просто говорю, что это была ошибка. Глупая, досадная, и мне самому отвратительная.

Гарвин кивнул, улыбка ни на миг не дрогнула.

— Ах, сеньор Магн… в наших краях любая ошибка стоит крови. Но я понимаю. Понимаю и вас, и тех, кто потерял голову. Война, любовь и молодость редко знают меру.

Я смотрел прямо на него.

— Я ценю нашу дружбу, Гарвин.

— Дружбу? — он чуть наклонил голову, словно пробуя слово на вкус. — Да, её стоит ценить. В наше время она редка, как хорошее вино без примесей.

— Поэтому, — продолжил я, не сводя взгляда, — я хочу сохранить её.

Он кивнул. Слишком легко, чтобы это было искренне. Сказал:

— Тогда, быть может, наладим всё. Без крови, без глупости. Мне ведь тоже не по душе хоронить родственников.

— Я на это и надеюсь, — ответил я.

На таких встречах люди редко говорят спонтанно. Всё уже решено заранее — советниками, гонцами, письмами. Официальными словами на бумаге и неофициальными вслух. И наоборот. Официальные письма — вежливы. Неофициальный шепот — куда честнее.

Я кивнул Адреану. Он достал увесистый кошель. В нём было триста сольдо — почти килограмм серебра. Немалая сумма. Обычная вира — выкуп за жизнь убитого, если убийца желает прекратить вражду. Я посмотрел на Гарвина.

Он ждал, слегка покачиваясь в седле, с той ленивой грацией, что бывает у людей, привыкших держать зал, а не меч.

Я произнёс формулу покаяния, старинную, из времён, когда гербы ещё рисовали только на щитах, а не вышивали стягах:

— Я, Магн Итвис, признаю вину тех, кто поднял меч без дозвола, пролил кровь без права и нарушил мир, скреплённый словом. Я не оправдываюсь, но каюсь. Пусть серебро это станет свидетельством, что я признаю неправду и желаю мира.

Гарвин вежливо кивнул. Он такое слышал не раз. Его сопровождающий, не отпуская рукояти меча, двинулся вперёд и сделал знак Адреану. Мой бывший паж неохотно бросил кошель. Костистый поймал его легко, почти не глядя.

Движение — ленивое, но точное, слишком точное. Так двигаются только те, кто умеет отбивать удары — даже невидимые. Как и меня, учили отбивать магию железом, надо полагать.

Я отметил про себя: этот человек не простой телохранитель. Я его не знал. Не видел ни на турнирах, ни в свитах вассалов. Гарвин показал мне, что у него есть люди, о которых я даже не слышал.

Я закончил слова извинения и замолчал, ожидая ответа.

Гарвин медленно кивнул и произнёс формулу прощения, всё ещё улыбаясь:

— Пусть слово твоё будет столь же весомо, как серебро, сеньор Магн. Пусть вира твоя ляжет камнем не между домами нашими, а в основание мира. И пусть отныне между Алнез и Итвис течёт не кровь, а вино.

Я кивнул в ответ. Гарвин сделал паузу, взглянул на Костистого, потом на меня. И улыбка его потускнела.

— Кстати, сеньор герцог, — сказал он негромко. — Я бы хотел вам сказать одну вещь. Алнез присоединится к вашему походу на юг. Но позже. Как и Лесан.

Он вдруг расхохотался.

— Треве будет в восторге! Он уже дважды побывал у меня, выражал искреннее сочувствие.

Гарвин ослабил поводья, позволив своему горячему коню подойти опасно близко к Коровиэлю. Животное фыркнуло, и я почувствовал запах его пота и кожи седла.

— Магн, — сказал Гарвин тихо, почти по-дружески, — ты неплохой парень. И нам не стоит ссориться из-за строптивых баб. Но ты молод. Ты всё ещё веришь, что их можно переубедить словами… или оплеухами. Увы, друг мой, мы с тобой оказались втянуты в женскую свару. А женская свара — худшее из всех бедствий.

Он усмехнулся, глядя мне прямо в глаза.

— И всё же давай попробуем остаться выше этого. Возможно, к тому времени, как ты вернёшься, всё успокоится. Однако я пока оставлю этот кошель у себя. Положу на полку, в сокровищнице. Отдельно.

Он перестал улыбаться. Глаза у него стали холодными и тусклыми, как свинец.

— Потому что я ожидаю, что в счёт старой дружбы ты так же легко примешь его от меня обратно. И не станешь таить зла.

Я выдержал его взгляд.

— Не стоит ссориться из-за женщин, — сказал я спокойно. — Особенно когда впереди столько возможностей.

— Вот и ладно! — перебил Гарвин и резко дёрнул поводья.

Его лошадка, лёгкая и резвая, рванула с места вверх по склону, едва не задев меня крупом.

Он обернулся через плечо, смеясь уже искренне:

— Мы обязательно ещё побеседуем, сеньор Магн! О винах! И, надеюсь, в более мирное время!

Он поднял руку в приветствии и, не оглядываясь, пустил коня галопом. Коровиэль недовольно переминался, заполняя тишину хрустом замерзшей земли. Я вдруг почувствовал горький привкус разочарования.

— Он затаил зло? — вмешался в мои мысли Адреан.

— Правильно ли я понял, мой сеньор, что он обещал отомстить, убив одного из Итвис?

— Нет, — я тяжело вздохнул. Адреану слишком часто приходилось объяснять очевидные вещи. — Если бы это было так, он бы никогда не стал меня предупреждать. С такими людьми важно не то, что они говорят, а то, о чём молчат. Он, очевидно, хочет найти и убить непосредственно виновных в убийстве его родича.

Я немного подумал. И решил, что Адреану не повредит послушать, а мне — проговорить всё вслух. Иногда мысли, когда их выговариваешь, становятся ровнее, и понятнее. Как книги, прочитанные и расставленные по полкам.

— Треве прячутся за своими масками и иллюзиями, и оттого считают себя очень хитрыми, — начал я. — На деле их все презирают. Алнез — за то, что те так и не смогли создать себе надёжные, укреплённые владения. Лесан — за то, что бегут от опасности. Вирак — за то, что нападают исподтишка. Разве что Маделар могли бы их уважать, если бы Треве нашли в себе силы принять их дружбу. Они похожи: обе семьи достигли многого, но хотят ещё больше. Они жадны, как крестьянин, переживший голод, жаден до хлеба. Маделар набивают амбары и сундуки золотом, Треве — золотом и артефактами.