Кровь вассалов (СИ) - Добрый Владислав - Страница 25

Как и в прошлые разы, пропустили только меня. Кто-то послал за Аном, я же отправился к «своим» мастерам. Я увидел их «пушки» — и невольно усмехнулся. Не то, что в моём мире: гладкие стволы, каретки, колёса. Тут всё было грубее, массивнее, как будто древнее — и при этом куда более загадочное.

Три орудия стояли под склоном, где камень был высечен в подобие кузницы. Бронза их тел сияла зеленоватой патиной, словно на них пролили море. Каждый ствол был конический, расходился чуть к срезу дула — как труба. Точность от такого решения никакая, но долгобороды просто объяснили, что все предыдущие образцы, которые делали по моим чертежам, рано или поздно разрывало. А эти держались.

На замках вместо привычных клиньев и фитилей сплетались магические головоломки: узоры из шестерён, костяных вставок и резных символов. Если смотреть издалека — похоже на украшения. Но стоило мастеру коснуться длинной палкой из-за массивного каменного укрытия похожего на ложку рычажка, запускающего механизм — и линии складывались в знак. Вода внутри мигом вспухала паром, и тяжёлая махина вздрагивала, будто живая.

Я потрогал ядро. Камень, обтёсанный грубо, в выбоинах. Слишком тяжёлый для руки, но смешной по сравнению с пушками моего мира. От силы два кулака в диаметре. И чтобы одну пушку с десятком таких снарядов довезти, требовалась упряжка из восьми быков. Они ревели, упирались, еле тащили повозки по каменным дорогам. Скорость? Пожалуй, меньше пешего шага.

Вскоре прибыл Ан. не один. Он привел хирд. Все было обговорено заранее, и он ждал этого момента. И все же я вздрогнул увидев блестящую металлом реку, которая текла по мощенным улицам города долгобородов за его спиной.

— Они пойдут, — сказал Ан вместо приветствия, подойдя ко мне ближе и положив ладонь на священный меч у себя на боку. — С мастерами и с моим твоими пушками.

Мы отправили пушки, укрытые плотными навесами, вперёд, к моему Горящему Пику. Под охраной хирда долгобородов я не волновался не о безопасности, не о секретности.

— Пусть движутся, — сказал я. — А я останусь у тебя в гостях.

Ан скривил губы в подобии улыбки. Видимо, пытался быть дружелюбным. Получалось у него плохо.

Хирд Ана стал строем, ожидая пока повозки с пушками займут место в их обозе — и я понял, почему даже горные кланы предпочитали не задевать долгобородов.

Передние ряды — тяжёлые пехотинцы в кольчугах двойного плетения. Металл на их телах поблёскивал будто тёмный мех: звено на звено, плотное, тяжёлое, готовое остановить стрелу и отразить сабельный удар. Наружные кольца кольчуг широкие и квадратные в сечении, похожи на уплотнители водопровода в моем мире, только из стали. Почти уверен, на каждом еще и тиснение в виде рун. На плечах и груди у многих были пластины из бронзы с рельефными украшениями в форме спиралей и змеиных голов.

Шлемы — сияли, будто золото. Высокие, с вычурными рельефными налобными масками, напоминавшими звериные морды. Я видел медвежьи клыки, вплетённые в ободок, резьбу в виде змеиных колец, а у некоторых по бокам свисали длинные бронзовые пластины, закрывающие бороду. Это был не просто доспех — это был вызов и знак рода.

Они держали алебарды — длинные, почти с человеческий рост. Лезвия отливались красноватой сталью, а древки обтянуты кожей и украшены латунными кольцами. В переднем ряду у воинов были огромные круглые щиты из бронзы, начищенные до такого блеска, что отражали лица, будто в зеркало. На многих щитах — гравировка: сцены битв, переплетение рун, головы волков и вепрей.

Позади — арбалетчики. Тоже в кольчугах, но потоньше и с простыми открытыми шлемами. Кроме арбалетов они были вооружены тяжёлыми дротиками и широкими ножами. В каждом взгляде — готовность прикрыть товарища и закончить бой в ближнем бою. Их было чуть меньше половины хирда — сотня.

Каждый воин носил украшения: у кого-то бронзовые браслеты на запястьях, у кого-то подвеска из зуба или кости, у кого-то в бороде множество маленьких колокольчиков, звеневших при каждом шаге. Это придавало движению строя странный ритм — звон, тяжёлый гул шагов и блеск бронзы создавали ощущение, будто движется не войско, а живая кузница.

И всё вместе это выглядело так, словно сами горы собрали металл и плоть в единый поток и отправили его на войну.

Мы с Аном выехали проводить их и долго стояли у подножья его стены. Не башни, не крепости, а именно стены — серой, гладкой, сложенной из глыб, каждая выше человеческого роста. Я помнил её ещё с прошлого раза: немая, вросшая в гору, казавшаяся больше частью самой скалы, чем делом рук. Но теперь она уже не выглядела одинокой.

Перед стеной, на свободной полосе долины, возник целый предвратный городок. Штук десять строений — и всё же это казалось множеством. Дома каменные, с тяжёлыми крышами, будто придавленными к земле, чтобы их не снесло ветрами. Одни были тавернами, с низкими дверями и деревянными табличками, где угольком были выведены кружки, копья или оленьи рога. Другие — постоялые дворы, со скрипящими воротами и загончиками для быков. Ещё несколько — склады и амбары, с приоткрытыми ставнями, из которых тянуло зерном и сушёным мясом.

По узкой горной дороге повозки шли почти сплошной чередой — колёса стучали по новому мощению. Камень укладывали сами долгобороды: ровный, гладкий, но с одной странностью. В центре был каменный выступ, будто дорогу мостили специально для того, чтобы повозки тянулись гуськом, одна за другой, никогда не разъезжаясь.

Над нами громоздилась стена, а у её подножья кипела новая жизнь. И я понял: долгобороды перестали быть просто укрывшейся в горах народностью. Они выстраивали собственный порядок — железный и каменный.

— Странное мощение, — заметил я, придерживая коня рядом с дорогой.

Ан хмыкнул, почесал бороду и покосился на меня боком.

— Не странное, — ответил он. — Умное.

Он странно задержал на мне взгляд.

— Ты забыл, — сказал он. Потом искренне рассмеялся, а через мгновение резко посерьёзнел. — А я нет. Это нас и отличает от вас, людей. Мы редко забываем.

Среди его небольшой свиты, выделяясь скромностью одежды, стоял тот самый, кого я видел в Зале Предков. Почему-то он врезался мне в память. Резчик Памяти. И вот теперь он шагнул вперёд. Помолчал, глядя на Ана.

Предводитель долгобородов долго смотрел куда-то мимо, но затем тяжело вздохнул и, словно решившись, тряхнул бородой.

— Слезай с коня, Магн Итвис. Возьми с собой одного человека и иди за мной. Традиции нашего народа требуют, чтобы мастер, придумавший устройство, был отмечен. Я награжу тебя тем, что ты увидишь его одним из первых.

Глава 12

Дом, милый дом

Я стоял перед ним — и первое, что подумал: это невозможно.

Небольшой бронзовый бак на толстых клёпаных стенках, могучие поршни, гроздья шестерёнок, золотые монетки, сверкающие, будто праздничный узор на храмовой утвари, и всё это живое, дышащее, грохочущее. Магопаровоз.

Он тянул за собой десяток массивных бронзовых вагонеток с углём. Гребень каменной дороги был выдолблен так, что ведущие колёса опирались прямо на гребень, а по бокам ещё крутились дополнительные — поддерживающие. Повозка не шла, она ползла, но с такой силой, что скрипели камни.

Вокруг суетились десятки долгобородов. Кто-то смазывал шестерёнки тёмной густой мазью. Другие ловко меняли части это был ритуал: золотая вставляется, бронзовая — отдыхает. Двое юных, с короткими бородами, стояли на площадке сверху и качали огромные рычаги — нагнетали воздух в бронзовый баллон. Я слышал, как хрипло сопят помпы.

— Вода под давлением, — комментировал Ан, не сводя глаз с механизма. — Наши насосы умеют это делать. В толстостенном цилиндре, под действием заклятия, вода превращается в пар и выстреливает стальной стержень. Стержень крутит колесо.

Я слушал и чувствовал себя дураком. Я совершенно точно не описывал им этого. Да, когда-то в разговоре пробросил принцип парового двигателя. Но это? Бронзовые цилиндры, золотые руны, шестерёнки, что складываются в магические фигуры? Это было уже не моё.