Инженер Петра Великого 11 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 45

— Этого не берите, сир, — шепнул он Петру, когда очередной кандидат вышел. — Служил австрийцам, продаст нас при первой же возможности. А вот тот, со шрамом через всю щеку, — он едва заметно кивнул на ожидавшего своей очереди гиганта, — ненавидит Савойского по личным причинам. Солдаты принца сожгли его родную деревню. Он будет драться из мести. Таких надо брать не раздумывая.

Двое суток непрерывного торга принесли нам почти четыре тысячи сабель и мушкетов — неплохие, опытные солдаты из протестантских кантонов. Однако, изучая вечером списки нанятых рот, де Брольи помрачнел.

— Лучшие-то не пришли. Где горцы? Где люди из Ури, Швица, Унтервальдена?

— А они и не придут, — Остерман разложил на столе донесения от людей Ушакова. — Для них мы — слуги дьявола. Папская булла висит на дверях каждой церкви в их деревнях. Священники на проповедях обещают адские муки любому, кто возьмет в руки оружие на стороне «схизматиков» и их православного царя.

Мы уперлись в стену веры, которую не могли пробить ни золото, ни сталь.

— Значит, силой! — прорычал Пётр. — Отправить туда отряд! Пригрозить!

— Не сработает, Государь, — покачал головой Ушаков поглядывая на Монтескье, с которым они неплохо сдружились. — Это «Лесные кантоны». Сердце старой Конфедерации. Они скорее умрут все до единого, чем поступятся принципами. Любая угроза лишь сплотит их и сделает нашими кровными врагами.

В штабе вновь воцарилась тишина. У нас была армия, вот только состояла она, по сути, из солдат второго сорта, а противостоять им должны были отборные полки Савойи.

— Не силой, так хитростью, — мой голос привлек внимание.

Все взгляды — Петра, мрачного, как грозовая туча, и герцога Орлеанского, в чьих глазах мелькнуло живое любопытство, — сошлись на мне.

— Если наше золото им не нужно, — я поймал на себе три пары внимательных глаз, — значит, предложим то, чего у них нет и быть не может. То, что дороже любых денег.

— И что же это, генерал? — в голосе герцога проскользнула усмешка. — Вечная жизнь?

— Почти, — ответил я. — Власть над горами.

Идея была наглая — все как я люблю. Нужно навестить этих горцев. Самому ехать к ним, во-первых, не было времени, а во-вторых, моя фигура была слишком токсична для ревностных католиков. Значит, мы пошлем делегацию. Однако вместо мешков с золотом они повезут с собой пару моих «диковинок».

— Ты посылаешь юнцов в волчье логово! С железками! — взорвался Пётр, едва я закончил, и с силой опустил кулак на карту. — Да их там на вилы поднимут вместе с твоими бурами!

— Генерал, вы уверены в целесообразности демонстрации этих машин? — куда осторожнее вмешался герцог. — Вручив им подобный инструмент, мы рискуем в будущем создать себе еще более опасного врага.

— Ваше величество, ваше высочество, — спокойно возразил я, — мы посылаем не юнцов, а три разных вида оружия. Нартов — это шок и трепет. Монтескьё — соблазн и лесть. Остерман — расчет. Против такого арсенала их фанатизм не устоит. Что же до будущего… Нам бы эту ночь пережить.

Следующие несколько часов наш штаб превратился в репетиционную площадку. Я гонял свою «труппу смертников», вбивая в них роли для будущего спектакля.

— Андрей, — обратился я к Нартову, который уже горел желанием развернуть перед дикарями всю мощь инженерной мысли. — Никаких сложных терминов! Твоя задача — показывать фокусы. Ты простой мастер с диковинкой. Меньше слов, больше дела. Ударь по камню, подними валун. Пусть их глаза видят, а уши отдыхают. Изображай из себя такого же твердолобого горца, только с хитрой железкой в руках. Помни, ты не ученый, ты — грубая сила.

Нартов, с видимым усилием сжав кулаки, все же кивнул. Его роль — ошеломить.

— Барон, — повернулся я к Монтескьё. — Ваша задача — перевести их примитивную жадность на язык высокой политики. Не «контракт», а «честное слово горца». Апеллируйте к их гордости, к застарелому желанию утереть нос богатым соседям из Берна. Вы должны продать им мечту о могуществе. Вы — соблазн.

Монтескьё криво усмехнулся. Эту партитуру он знал в совершенстве.

— Генрих, — я посмотрел на Остермана. — Ты — их здравый смысл. Или, скорее, его отсутствие. Считай все до последнего талера. Разложи им на бумаге, сколько они теряют каждый год из-за заваленных снегом перевалов и скудных рудников. Преврати их упущенные возможности в реальные, звенящие монеты. Ткни их носом в собственную нищету, заставь почувствовать себя попрошайками, сидящими на сундуке с золотом, к которому у них нет ключа. Ты — расчет.

Поздно ночью, когда последние инструкции были розданы, а на двух повозках под брезентом закрепили разобранные и укутанные в рогожу механизмы, я провожал их к выходу из лагеря.

— А если не сработает? — тихо спросил меня Монтескьё, уже сидя в седле и кутаясь в плащ от промозглой ночной сырости.

— Тогда возвращайтесь как можно быстрее, — так же тихо ответил я. — У нас останется три дня, чтобы подготовиться к бою, в котором мы не сможем победить.

Небольшой отряд растворился в предрассветной мгле, и я долго смотрел им вслед, пока последние тени не утонули в сером сумраке. Пошли. Три моих мушкетера против целого мира — один с молотом, другой с пером, третий со счетами. Если уж они не смогут растопить этот альпийский лед фанатичной веры, значит, его не растопит никто. Останется лишь одно — пробивать его собственной головой, рискуя свернуть шею.

А ведь идея была в том, чтобы предложить товар, у которого будет безумный спрос именно у них.

Первым был наш «Крот» — механический бур, собранный Нартовым на базе парового молота. Незамысловатый и эффективный. Дергаем за рычаг. Машина шипит, дрожит, и огромное стальное сверло с оглушительным скрежетом вгрызается в камень. То, на что у десятка каменотесов ушла бы неделя, наш «Крот» проделает за полчаса, оставив в скале ровный, глубокий шпур. Нужно будет потом Демидову отдать на массовое производство и применение.

А вторым был «Титан» — паровая лебедка, которая устанавливалась еще на замороженном проекте «Леший». Закрепляем трос на огромном валуне, который лежит на склоне с незапамятных времен. Лебедка натужно скрипит, трос натягивается, как струна, и многотонная глыба, сдирая землю и выкорчевывая кусты, медленно ползет вверх по склону.

И третьим были бинокли. Думаю, что мои «мушкетеры» смогут как минимум произвести впечатление.

Вернувшись в штаб, я застал там не спящего Петра. При тусклом свете единственной свечи, бросавшей на его лицо глубокие тени, он склонился над картой, хмуро изучая подступы к Женеве.

— Ушли? — спросил он, не поднимая головы.

— Ушли.

— Надо было мне самому ехать. Разъяснил бы этим пастухам по-нашему, по-быстрому.

— По-быстрому они бы нас пристрелили, ваше величество, — возразил я. — В этом деле нужен хитрый купец.

Он промолчал, признавая мою правоту.

— Три дня, — отрезал он, наконец выпрямляясь и глядя мне прямо в глаза. — Три дня, Смирнов. Если через три дня твои фокусники не вернутся с солдатами, то уже будет поздно. Они будут отрезаны от нас.

Я вздохнул, рассматривая город. Уютно устроившаяся в котловине между горами Юра и Альпами, у самой оконечности своего огромного озера, Женева оказалась городом-ловушкой. Красивой, богатой, но абсолютно беззащитной. Ее старые средневековые стены, когда-то внушавшие трепет, годились разве что для открыток — остановить они могли банду разбойников, но никак не регулярную армию с артиллерией. Главные же подступы к городу с юга и востока, со стороны Савойи, представляли собой почти ровную долину, простреливаемую насквозь. Идеальное поле для показательной порки.

Помнится долго я увещевал о необходимости изменения местного ландшафта.

— Они пойдут отсюда, — на первом же экстренном совете мой палец чертил по карте два жирных маршрута. — Два основных направления: вдоль берега озера по Арвской долине и с юга, через плато. Наша задача — не дать им даже приблизиться к стенам. Мы встретим их на дальних подступах, превратив каждый холм и каждую лощину в отдельный очаг обороны.