Путь к славе (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 25

Мне пришлось всерьёз прднапрячь память, чтобы назвать ТТХ машины:

— Если так, то калибр орудия у «чеха» тридцать семь миллиметров, лобовая броня не более двадцати пяти, и борта около пятнадцати… Но за счёт большей длинны их пушка посильнее будет — лоб башни нашей «тройки» и за километр возьмёт.

— За километр точно попасть в лоб башни нужно снайпером быть, товарищ комбриг… А мы, если что, в борт немцев точно уделаем.

— В борт успеем выстрелить один, самое большое два раза. Потом немцы лбом развернуться… И это ты у нас снайпер, Илья. Остальные экипажи так метко бить не смогут… Сам-то уверен, что за километр наверняка попадёшь?

Малютин ответил с некоторой неуверенностью в голосе:

— Должен. Но всё-таки в настоящем бою я из немецкой пушки ещё не бил…

— Понял. Евгений, вызывай ротного.

— Есть!

Спустя несколько секунд я услышал в наушниках голос комроты-один, Тимофея Попова:

— Ноль десятый, слушаю!

— Ноль четвёртый, вижу немцев на грунтовке, колонна танков в несколько десятков машин. Подходим к дороге метров на семьсот; огонь открываем, как только немцы начнут разворачиваться в нашу сторону… Или по твоему выстрелу, если сразу не заметят.

— Понял, ноль десятый.

— С Богом…

Закончив короткий сеанс связи, я обратился к экипажу:

— Ну что братцы, вы все слышали… Во время боя выполняем команды лейтенанта Малютина.

— Есть! — Илья коротко ответил мне, после чего обратился к мехводу, — Чуриков, двигай понемногу вперёд.

Замерший было танк неожиданно резко дёрнулся с места. После госпиталей и переформировки к опасности вновь приходится привыкать, и у мехвода немного играют нервы… Но это ничего — в бою подвести не должен.

Скорее даже наоборот — глядишь, обостренное чувство опасности поможет красноармейцу Акиму Чурикову увести трофейный панцер из-под огня… Играют нервы и у меня — как-то уж очень быстро азарт боя сменился сильным волнением, аж в горле пересохло! Едва слушающимися руками я закрыл обе створки командирской башенки, опустившись на свое сидение… И только после немного успокоился, пришёл в себя. В конце концов, обязанность командира танкового экипажа в бою — своевременно давать наводчику целеуказания.

Так что нечего трястись, коли сам вырвался вперёд. Все равно ведь уже не переиграть…

Глава 11

Что такое двести с лишним метров для панцера Т-3? Двигающегося по пересеченной местности со скоростью километров двадцать в час? Да сорок секунд, едва ли больше.

Пустяк!

Но на войне у времени совсем иная ценность — особенно в танковой засаде… Или во встречном танковом бою — когда одна из сторон наносит внезапный для противника удар. Уже вскоре эти самые секунды определят, кому жить, а кто ляжет в землю… Или сгорит вместе со своим танком.

Сорок секунд — это на самом деле очень мало. И даже просто обнаружить врага не всегда представляется возможным за столь короткий отрезок времени… Ведь нужно еще успеть посмотреть в направление опасности — даже если у тебя собственная командирская башенка и отдельный перископ! А после «прокачать» в голове полученную информацию, отойти от первого шока, сориентироваться, как правильно действовать дальше… Но в тоже время на войне у многих солдат обостряется чувство опасности, интуиция — чуйка, иными словами. И у кого-то из танкистов, следующих в колонне трофейных чешских LT vz.38, она наверняка сработает… А уж там самое простое — упредить камрадов по рации и начать разворот панцера навстречу противнику!

Дело считанных секунд.

Впрочем, когда их всего сорок, это не так и мало…

Маневр Петра Семеновича, выехавшего чуть вперед на трофейной «тройке», если и введет противника в замешательство — то всего-то на несколько мгновений. Группа советских танков, заходящая во фланг германской колонны, вызывает подозрения сама по себе. А неплохая чешская оптика в командирских перископах не оставляет Фотченкову и крошечного шанса обмануть врага… Лейтенант Малютин прекрасно понимал это — но не решился оспорить командирский приказ.

В том числе и потому, что не желал проявить нерешительность перед лицом своего комбрига…

Нет, Илья намертво приник к орудийному прицел — очень стараясь удержать выбранный им танк на острие треугольничка. Центрального, самого крупного треугольничка прицельной сетки, не закрашенного темным… Уже успевший повоевать танкист расчетливо взял упреждение на ведущий каток чешского панцера — с учетом его движения, болванка должна проломить борт как раз у кормы.

Оптика у немцев неплохая, особенно цейсовские линзы. Они дают более четкое, ясное изображение — хотя кратность ведь та же самая, что и на советских танковых прицелах. Малютин предположил, что все дело в пропускной способности светового потока — он у германской оптики действительно выше…

Кроме того, в отличие от штатного ТОП-1 на БТ-7, у германского телескопического прицела больший угол поля зрения. Но на этом, пожалуй, все преимущества немца и кончаются… Собственно, у советского перископического прицела ПТ-1, дублирующего оптику на «бэтэшке», угол обзора не меньше — к тому же круговой обзор перископа позволяет контролировать все прилегающее пространство! Правда, только в теории — на практике в бою возможно сосредоточиться лишь на одной цели… Но Малютин привык замыкать бой на себе — а тут обнаружение новых целей придется доверить комбригу. И вроде Фотченков танкист бывалый, но на германских панцерах он не воевал — и разделение обязанностей между командирами на «наводчика», «командира танка» и «командира танковой группы» в боевых условиях обкатку не проходило…

А еще Малютину куда больше нравилось стандартное перекрестье советских прицелов — словно на оптике снайперской винтовки! На германской же «тройке» приходится наводить острие центрального треугольника в центр мишени — ну, или с упреждением на боковое движение… На полигоне лейтенант немного пострелял из немецкой 37-миллиметровки — и наловчился выбивать мишени в человеческий рост на дистанции метров в шестьсот.

Но сейчас эта дистанция выше — и даже с учетом 2,5х-кратного увеличения небольшие чешские танки кажутся крохотными. Причем они не стоят на месте — да и собственный танк пока что прет вперед, сбивая прицел… А еще руки Малютина невольно потряхивает от нервного напряжения. Да, после первого выстрела станет полегче — страх уйдет, когда начнешь бить по врагу. Но пока пальцы, уже легшие на рычаг спуска, заметно подрагивают… И кстати, ножная педаль спуска БТ-7 куда удобнее рычага германской машины; последний расположен на маховике горизонтальной наводки.

— Ноль первый, ускоряйтесь! Мы сократили дистанцию, сейчас начнется огневой контакт. В колонне не менее тридцати танков…

— Командир, увидели нас, разворачиваются!

Малютин, заметив маневр панцеров, не сдержался, рявкнул громче, чем положено. Впрочем, немцы все же зевнули, подпустив советских танкистов метров на восемьсот пятьдесят — а где и на все восемьсот. Часть «бэтэшек» скрыл подъем под небольшим углом к дороге — с грунтовки могли разглядеть разве что верх башни проходящих по низине танков… Но кто-то глазастый все же заметил русские «микки-маусы» — и мехводы принялись спешно разворачивать панцеры к противнику, надеясь на усиленную лобовую броню.

Опережая их, крутанули башни «чехов» наводчики, понукая заряжающих дослать бронебойные болванки…

— Короткая!

— Огонь!

Лейтенант и комбриг закричали практически одновременно; Малютин не дождался команды и приготовился стрелять — а Фотченков отдал приказ не только «башнеру», но и командиру роты. Собственно, из всей группы «бэтэшек» радийный танк имеется лишь у Попова…

Чуриков резко тормознул «тройку» — но Илья поспешил с выстрелом. Лязгнул казенник, выплюнув дымящуюся гильзу, остро пахнувшую гарью — а со злости прокусивший губу лейтенант отрывисто рявкнул:

— Стоим на месте! Бронебойный!

Хотевший было уже газануть Чуриков напряженно замер, ощутив тяжесть командирского сапога на правом плече. Зато заряжающий Ваня Семенов уже загнал новый снаряд в казенник полуавтоматической пушки… Первым выстрелом Малютин лишь вскользь зацепил корму «чеха» на развороте. Болванка только тряхнула панцер, пробороздив броню — и оставила на ней длинный, светящийся от жара след… Тем не менее, враг замер на месте; возможно, пришедшийся вскользь удар оглушил экипаж — а может, сорвало пару заклепок в отделение управления, ранив кого-то из экипажа.