Пробуждение Хаоса. Том 1 (СИ) - Янтарный Дмитрий - Страница 35

— Совершенно с вами согласен, — раздался позади них знакомый голос. Повернувшись, они увидели, что в нескольких шагах от них стоит Хрипунец. И неизвестно, сколько времени он тут стоит… и, можно было не сомневаться, они увидели и услышали его только потому, что он им это позволил.

— Что тебе здесь нужно? — спросил Йохалле с подчёркнуто отсутствующим дружелюбием в голосе.

— Сожалею, что без приглашения врываюсь в ваш укромный уголок, но мне нужно поговорить с Сарефом. Прямо сейчас. Пожалуйста.

Сарефа посетило лёгкое ощущение повторяемости происходящего. Пожалуйста, сказанное Хрипунцом, по силе было сопоставимо с Пожалуйста, сказанное Адральвезом. Вроде бы вежливая просьба… но лучше не знать, что с тобой будет, если тебе хватит глупости ответить на неё отказом.

— Полагаю, тебе не надо говорить, чтобы ты не делал глупостей, — мрачно сказал Йохалле, поднимаясь на ноги. Он отлично понимал, что расклад сил в данном случае был совсем не в его пользу.

— Мы вроде как разобрались с тем, что мы теперь на одной стороне, — так же любезно ответил ему Хрипунец. Сверкнув глазами, Йохалле скрылся в темноте. Несколько секунд спустя Хрипунец удовлетворённо кивнул, после чего, тяжело вздохнув, сел рядом с Сарефом…

Глава 2.9

— И что тебе здесь нужно? — устало спросил Сареф, у которого после всего, что сегодня случилось, просто не было сил ничему удивляться, — пришёл дополнительно поиздеваться надо мной, какой ты умный и хитрый, как ты всё ловко просчитал — и как заставил меня нести тебя сюда, ко всем стревлогам, а потом ещё и оправдывать тебя в их глазах? Молодец, ты обвёл меня вокруг пальца. Доволен? Это ты хотел услышать?

— На самом деле я пришёл высказать тебе своё уважение и сказать тебе Спасибо, — невозмутимо ответил Хрипунец, так же отсутствующе глядя в чёрную пустоту, на дне которой грохотал водный поток, — даже когда ты понял, к чему всё идёт — ты не стал мстительно оговаривать меня, а по-совести довёл дело до конца, поступая так, как ты считаешь правильным на благо всех стревлогов. Не каждый смог бы в этот момент сдержать себя в руках. А ты смог.

Сареф ничего не ответил. Присутствие Хрипунца сейчас только лишний раз подчёркивало, что каким бы умным и сообразительным он себя не считал — всё равно были те, кто легко может дёрнуть за нужные ниточки и заставить его делать то, что нужно им. Сареф с горечью подумал о том, что даже Ильмаррион и Адральвез наверняка подобным образом им манипулировали. Каждый на свой лад — но их манипуляции были вполне эффективными. А вот Хрипунец сейчас прямо ткнул его носом в тот факт, что он далеко не так умён, как ему кажется.

— Понимаю, для тебя эти слова сейчас ничего не стоят, — Хрипунец осторожно коснулся плеча Сарефа — на что Хим моментально ответил энергетической вспышкой, больно ударившей стревлога в ответ на непрошенное прикосновение. Хрипунец, понимающе хмыкнув, убрал руку, — однако послушай вот какую историю, Сареф. Когда я только-только получил свою свободу и свои силы — то был отнюдь не таким благочестивым, каким стараюсь выглядеть сейчас. Я мстил людям. Много. И за себя, и за свою мать. Да, я понимаю, что моя мать была слабой женщиной, которая часто прикрывалась от побоев своим ребёнком, но всё же она была моей матерью. Я не просто нашёл двух своих главных мучителей, убил их и забрал черепа на память. Я нашёл всех родственников этих ублюдков. Для этого мне пришлось выкосить под корень порядка 20-ти деревень. Я тогда совершенно не переживал по этому поводу: я искренне считал, что этот мир меня создал и сделал таким, какой я есть — и он, мир, должен за это заплатить. И думать об этом было так легко. Правда, в последней деревне я убил, в том числе, старую безумную провидицу. И когда она спросила меня, зачем я всё это делаю — я честно ей ответил, что считаю всех людей достойными либо смерти, либо рабского ошейника.

— Зачем ты мне всё это говоришь? — отрывисто спросил Сареф, — хочешь лишний раз заставить меня пожалеть о том, что я за тебя заступился? Что теперь ты можешь пойти в тот же клан Ювенаро — и начать вырезать деревни, мстя им за ту ложь, которую клан распространяет?

— Я не пойду этого делать, — печально улыбнувшись, покачал головой Хрипунец, — я не оправдываю себя за то, что сделал — да и не собираюсь оправдываться. И всё же за долгие годы я уяснил для себя, что если идти по этой дороге — то однажды ты поймёшь, что враги не заканчиваются никогда. А вот защищать и беречь своих близких, тех, кто тебе дорог — это может быть не менее ценно. Поэтому, конечно, если на мои земли приходил человек с недобрыми намерениями — то ему было не жить. Но, хотя я и не особо изменил мнения насчёт вашей расы, всё же без повода больше никого никогда не трогал. Как ты, возможно, помнишь, на моём Острове были и люди, проживающие там постоянно. Естественно, с них постоянно не спускали глаз, и они прекрасно об этом знали… и всё же, если они желали всего лишь мирно жить и добросовестно трудиться — никто их и пальцем не трогал.

— Но ты не дослушал, — продолжил Хрипунец, — тогда эта старуха в ответ на мои слова расхохоталась, после чего сказала, что однажды я встречу в своей жизни человека, после знакомства с которым я пожалею о сказанных мною словах.

— Ты не обязан мне ничего доказывать! — рассердившись, Сареф рывком поднялся на ноги и сердито посмотрел на стревлога, который сейчас выглядел показательно трогательно уставшим от жизни и преисполненным житейской мудростью, — я тебе уже говорил: я не жил твою жизнь, я в принципе не жил жизнью представителя абсолютно бесправной расы — поэтому и не мне тебя судить! А как ты ко мне относишься — мне плевать! Ненавидь меня и дальше, если тебе так хочется!

— В том-то и дело, — невозмутимо ответил Хрипунец, — после всего, что ты сделал как для моих братьев, так и лично для меня — я уже не могу безусловно тебя ненавидеть.

— Тогда что тебе нужно? — спросил Сареф.

— Одна маленькая просьба, — Хрипунец внезапно очень внимательно посмотрел на Сарефа, — как ты, возможно, помнишь, во время того ритуала ты касался меня своим лечебным умением — и оно действовало на меня, даже невзирая на довлеющую надо мной пагубу. А потом ты весьма ловко вырастил своей подружке-эльфийке кусок скальпа, а этому одержимому психу — и вовсе целый глаз. Так что, я подумал, что, может быть, теперь, раз уж мы все на одной стороне — то ты бы и мне морду подправил? Ну, хотя бы попытался?

После этого Сареф уставился на Хрипунца, как на полного идиота. Нет, неужели он, действительно, ожидал, что Сареф согласится? После всего, что они пережили по его милости в Индариле, после их схватки в тюрьме Красного Папочки, после этого финта ушами, когда Хрипунец легко и изящно ткнул их носом в то, как ловко он обвёл их вокруг пальца — неужели он, правда, рассчитывает на это⁈

— Ты это что… вот сейчас серьёзно? — спросил Сареф. Нет, ему, конечно, и самому в жизни порой приходилось быть весьма наглым и самоуверенным — но эта просьба Хрипунца сейчас просто побила все мыслимые и немыслимые рекорды.

— Разумеется, — невозмутимо кивнул Хрипунец, — я же сам тебе неоднократно говорил, что некоторые живые существа готовы пойти на куда большие унижения ради своего здоровья, чем просто поклониться кому-то в ноги. Так вот я, говоря это, в том числе имел в виду и себя. Потому что вот это, — он ткнул в подгнившую корку чешуи на своей морде, — вообще-то, очень больно. И ничто, просто ничто во всей Системе за все десятилетия не могло мне помочь. Поэтому меня всегда так веселило твоё возмущение по этому поводу. Так что если бы мне надо было кому-то расцеловать пятки для того, чтобы вылечить свою морду — поверь, я бы вылизал их так, что они бы блестели в полной темноте!

— Ну да, а потом ты бы убил их хозяина, чтобы он никогда никому ничего не рассказал, — презрительно фыркнул Сареф.

— Ну, это уже другая сторона вопроса, — невозмутимо ответил Хрипунец, — но сам факт… сам факт состоит в том, что лишь твоя проклятая Власть Жизни — это единственное, что хоть как-то, хоть немного оказалось в состоянии повлиять на мой недуг. Собственно, это главная причина того, что я всю дорогу вёл себя хорошо. Думаете, мне было приятно, такому могучему, сильному, умному сидеть в этой кукле и осознавать, что моя жизнь повисла на кончике коготка твоего хилереми?