Лекарка поневоле и 25 плохих примет - Муратова Ульяна - Страница 8

Поели мы со шкодой вместе – быстро развариваемую крупу с мясом из заготовок ещё Ланиной бабушки. Я побоялась, что без зубов моя питомица не разжуёт куски, но она миндальничать не стала и просто заглотила их целиком, смачно рыгнув в конце трапезы. Синие глазки осоловели и стали смотреть кучно, а я вздохнула и забрала её спать на печь, где по летней поре было довольно жарко – мы же готовили.

К счастью, жара не помешала уснуть.

Проснувшись спустя несколько часов, я крепко задумалась.

Почти горячее пушистое тельце тесно прижималось ко мне во сне, шкода шумно сопела, и это сопение отчего-то наполняло избу уютом. И куда она пойдёт маленькая и хромая? Лапа будет заживать не меньше недели, а мне не помешает компания. Что я, не прокормлю её?

Интуиция подсказывала, что есть питомица будет с большим аппетитом, но это не пугало. Уж я-то смогу заставить деревенских платить по счетам, а также придумаю, как заработать. А что касается налогов… Интересно, а фиктивные браки тут практикуют?

Додумать многообещающую мысль не успела – в дверь раздался стук.

Кого принесло на этот раз?

На пороге стояла донельзя взволнованная молодая девушка. Почти девочка. Ей и двадцати-то не было, а на руках – полугодовалый малыш, вялый и с неестественно красными щеками.

Девушку Лана мельком видела, но имени её не знала – она появилась в деревне после замужества и жила на самом дальнем конце, куда целительница доходила редко. Рожала она в родном селе, под присмотром матери и старой, опытной повитухи. Лану на роды приглашали, но она не захотела идти, за что я её ни капли не осуждала.

Единственные роды, на которых я согласилась бы присутствовать – мои собственные. И то, если б могла, я и на них не пошла бы.

– Вы только никому не говорите, что я приходила, – затараторила девушка, поминутно озираясь на пустующую дорогу.

Неожиданный поворот…

– Проходите, – впустила её я. – Что случилось?

– Малой приболел, а муж в поле. Я ему утром сказала, а он отмахнулся… Посмотрите его! Я заплачу! Только старосте не говорите! – взмолилась девушка. – Это я виновата, оставила бельё сушиться на всю ночь, хотя знала же, что это к болезни… Надо было хоть сырое, но собрать, – причитала девушка.

Я взяла ребёнка на руки, от всей души радуясь тому, что он целый и ниоткуда не кровит. Начертила на нежной коже диагностическое заклинание, думая, что малыш просто приболел, но… результаты мне не понравились.

Сердце заполошно забилось, а я снова отчётливо икнула, мысленно матеря новоприобретённую особенность.

– Помогите его раздеть. У него в крови яд.

– Яд? Какой яд? – вытаращилась на меня девушка, но отвечать я не стала.

Принялась стягивать с малыша расшитые красной обережной нитью ползунки и распашонку. Нарывающее место укуса обнаружилось между пальчиков левой ножки. В носке ползунка нашёлся и виновник – ядовитый араденнад. От вида паука молодая мама тонко завизжала, а я успела инстинктивно сжать ползунок к руках и раздавить паука, а потом кинулась к шкафу с зельями – антидот у меня был, но подойдёт ли он ребёнку?

– Когда вы надели на ребёнка ползунки? Сколько времени прошло?

– Да утром переодела… Пара часов, – всхлипнула она, с ужасом глядя на меня. – Это я сама, своими руками?..

– Спокойно, – подсекла я на излёте приступ самобичевания и последующую истерику. – Вы же не специально. Вы же не знали, что в ползунках паук! Главное, принесли ребёнка к целителю. А теперь мне нужно, чтобы вы помогли его напоить.

Я достала антидот и отмерила ложку, прикинув вес ребёнка на глаз. К счастью, араденнад нам попался мелкий, а его яд убивает достаточно медленно, так что у антидота есть время подействовать. Через сутки после укуса помочь бы не смог уже никто, хотя, возможно, младенец не продержался бы так долго.

Глядя на ребёнка, я тихо проговорила:

– Думаю, примета не на пустом месте образовалась. Араденнады – ночные пауки. На рассвете они ищут место, чтобы спрятаться от солнца. Вероятнее всего, он заполз в складки одежды в поисках убежища, а потом укусил, когда вы надели ползунки на малыша…

– Да! Он так кричал и плакал, – разрыдалась мать. – Но он всегда плачет, когда его одеваешь, я и подумать не могла…

– Это случайность. Вы не хотели причинить сыну вред, – успокаивающим тоном проговорила я. – Это просто плохое совпадение.

– Муж меня накажет, – всхлипнула она, глядя на меня огромными, влажными карими глазами в обрамлении мокрых ресниц.

– Осмотрите остальные вещи, чтобы убедиться, что больше в них никто не заполз, а я никому не расскажу о случившемся. Говорить ли мужу – решайте сами. Необходимости в этом нет.

Я проверила ребёнка и наложила на него несколько заклинаний – одно должно было помочь антидоту расщепить яд, второе – вывести его из организма, третье – поддержать органы маленького пациента в этой борьбе, четвёртое – усыпить его на несколько часов.

Девушка, имени которой я так и не узнала, потрясённо замолчала, прижимая ребёнка к груди, а потом тихо попросила:

– Вы только старосте не говорите, что я вам заплатила. Он запретил…

Я лишь хмыкнула. Теория подтвердилась. Староста подговорил остальных деревенских, чтобы усилить давление на Лану. Вот ведь беспринципный стервец!

– Не скажу. Это не в моих интересах. Он хочет, чтобы я отчаялась и пошла замуж за Дрогима, но этого не будет.

– Вы знаете, что Дрогим… жевун? – тихо спросила она, пряча глаза.

– Вчера выяснила.

– Они это скрывают, но муж видел во время сева, как Дрогим сначала ходил хмурый и злой, потом ушёл с поля в лес, пропал часа на два, а вернулся довольный и счастливый, да как давай пахать. У всех силы к вечеру уж на исходе, а он словно и не чувствует усталости. Так и пахал до зари, даже не присел. Только кровью всё плевал, но так, чтоб не видел никто. Но мой муж видел, а потом мне рассказал.

– Сколько месяцев назад это было?

– Дак весной ранней. Снег только сошёл…

– Значит, месяца четыре, не меньше.

– Дотянул бы до зимы… Там не будет-то листьев этих клятых. Хотя жевуны хитрые и прозорливые. У нас в деревне один аж три года прожил – на зиму вытяжку делал, вываривал листья-то. Апосля совсем уж с ума сошёл, жену с топором гонял, чуть не зарубил, так она детей собрала и к родителям сбежать успела. Он всё по деревне бегал и орал, что под кожей у него червяки. А потом он себе ногу отчекрыжил да располосовал, видать, червяков искал. Так и помер. Кровью истёк. Вот… – заговорщически поделилась она.

– Лоуза разрушает мозги, как кислота разъедает плоть. Никогда даже не касайтесь её.

– Дак вырубают же её близ деревень. Но жевуны-то всё равно находят. У них чуйка такая, да и в лес они не боятся ходить, хоть днём, хоть ночью.

– Страх притупляется вместе с другими эмоциями, поэтому им и не страшно в лес ходить. Поэтому они готовы за листья хоть мать родную искалечить.

Девушка кивнула:

– Вы уж это… Держитесь и не поддавайтесь на уговоры замуж за него пойти.

– Не поддамся, не переживайте.

– Вот и славно. Мне нужно давать какое-нибудь лекарство? Или прийти снова?

– Да, приходите завтра, если состояние не улучшится. Из лекарств – поддерживающий почки отвар, – я нашла в корзине мешочек с нужным травяным сбором и завернула немного в бумажный конвертик. – Заварите в кружке, потом разбавьте кипячёной водой до полного кувшина. Этим отваром поите малыша до завтрашнего дня. И ничем не кормите. Совсем ничем.

– Как ничем? А грудным молоком?

– С молоком лучше повременить хотя бы до утра, – ответила я, снова обратившись к воспоминаниям Ланы. – Оно слишком жирное и может помешать работе антидота и отвара.

Маленький пациент спал, и я осторожно погладила крошечные пальчики, а затем заставила себя убрать руку и улыбнуться:

– Удачи вам. Если станет хуже, обязательно приезжайте. Или можете остаться на ночь у меня.

– Нет. Муж вернётся вечером, а меня нет. Он с ума сойдёт от беспокойства… До свидания. И спасибо, – девушка неловко замялась: – Сколько с меня?