Лекарка поневоле и 25 плохих примет - Муратова Ульяна - Страница 12

Из мешка сообразила подобие рюкзака-сидора, а с собой взяла пустую корзину покрепче и подстилку – для Шельмы.

Киса была абсолютно счастлива. Она бежала по утоптанной дороге впереди меня, радостно подпрыгивая, топорща хвост и одновременно прихрамывая то на больную, то на здоровую ногу – от переизбытка чувств. Пятнистые круглые ушки локаторами вращались в разные стороны, а шкодливые глазищи так и выискивали, чего бы вокруг закогтить и схарчить. А если не схарчить, то хотя бы убить и размазать по земле тонким слоем.

В целом, я кисины эмоции полностью разделяла.

Долгая прогулка пошла на пользу – к приходу в другую деревню проблемы уже не казались такими уж огромными, и наконец отступило ощущение, что я медленно двигаюсь по конвейеру в сторону гигантского пресса, готового меня раздавить.

Как говорится, жизнь говно, но мы с лопатой. Будем удобрять мечты!

Примета 7, новоявленная: бесить человека со скальпелем в руках – к новым дыркам в организме

Девятое майрэля. Ранний вечер

Таисия

Бабку Грису хорошо знали во всех окрестных сёлах. Крепкая, абсолютно седая целительница давно разменяла девятый десяток, но бодрости в ней было столько, что молодёжь позавидует.

Вот я чем старше становлюсь, тем опаснее для меня лежать. Иногда так хорошо лягу, что хоть потом не вставай. Это я не к тому, что Ленин, может, и не умер, а к тому, что бабка Гриса – большая молодец, как-то умудряется подниматься по утрам, несмотря на возраст.

Подходя к аккуратному побеленному домику, обосновавшемуся в цветущем саду, я приметила разные сорта кустарников и трав – от самых обыкновенных, в изобилии растущих на любой лесной полянке, до редчайших, таких как лучанник, звёздная капель и танатник. Последний имелся и у Ланы, а вот где старушка добыла первые два – большой вопрос.

– Шельма, иди сюда! – подозвала я заинтересовавшуюся грядками кису.

Она пригнулась, оттопырив пятнистый зад, и явно собиралась атаковать сочный зелёный кустик огнецветника, но стоило ей только приблизиться к цели, как из зарослей на неё спикировала огромная тень и клюнула прямо в незащищённую пятую точку. Подскочив с обиженным мявом, Шельма дала дёру в мою сторону.

– Вот есть дикая собака динго, а ты – дикая коша́ка бздинго, – рассмеялась я, глядя на заныкавшуюся у меня между ног кису.

Мимо на бреющем полёте проскользил большой малахитовый попугай, явно довольный произведённым эффектом.

– Трр-рр-равки не трр-рр-рожь, тварр-рр-рь! – выдал он, вольготно располагаясь на верхней кромке забора.

Пять-шесть лет назад, когда Лана проходила обучение у наставницы, попугая у той ещё не было, как, впрочем, и грядок с лучанником.

Шельма, осмелев под защитой моего подола, с рычанием выползла наружу и грозно вздыбила шерсть на холке. Однако матёрый попугай не впечатлился, распахнул острый изогнутый клюв и показал розовый язычок, а затем пророкотал:

– Крр-рр-риворр-ррукий хрр-рр-ренодёрр-рр! Грр-ррядки берр-р-реги!

Теперь я узнала знакомые интонации. Ясно, значит, у бабки Грисы появился пернатый охранник, оттого сад-то и расцвёл.

Солар уже клонился к горизонту, и по воздуху плыли ароматы сдобы из соседних домов. Я подхватила кису под пятнистый бок, чтобы она ничего не учудила, подошла к входной двери и хотела постучаться, но она сама распахнулась прямо перед моим носом.

– Ланка? – удивлённо вопросила старая целительница. – Ты, что ль, по грядки мои повадилась?

– Нет, что вы, – заверила её. – Это просто Шельма в них случайно забрела.

Предъявив ей свою новообретённую питомицу, дождалась приглашения и вошла в ладную, пропахшую лекарственными травами избу.

– Питомица – это хорошо, это дело, – одобрительно покивала наставница. – Натаскивай её на то, чтоб грядки защищала. А то ведь всё сопрут! Выкопают! Сквалыжники неблагодарные! Примета у них такая есть, вишь ли, что саженец лучше прирастётся, коли с чужого огорода спереть. А я скажу, что другая примета должна быть: «Ежели у соседа чего украл, то это к выбитым зубам». Вот это добрая примета. Проверенная.

– Что, воруют с грядок? – удивилась я, а затем вспомнила, как покойная бабка Ланы с лопатой гоняла какого-то пацанёнка, который пытался вырыть недавно посаженную сливу.

Бабушке саженец подарил какой-то проезжий эстренец, то ли по доброте душевной, то ли по старой памяти. Очень она над этим деревцем тряслась, но оно росло чахлым, несмотря на все усилия.

– Совсем стыд потеряли! – пожаловалась наставница. – Ужно я им и так и сяк объясняла, ничего не слухают. Тепереча жди, к тебе пожалуют, я-то их боле лечить не сподоблюсь. Приехали, понимаешь, давеча с Юга четыре семьи. Наглые, шебутные, ленивые, вороватые. Толку с них чуть, а гонору… Староста уж стонет. Работать-то они не рвутся. Морячники, что с них взять… Знай только на берегу сидят трындят, а как горбатиться от зари до зари – так это не про них.

– Бабуля покойная морячников тоже не любила, – дипломатично согласилась я.

– А ты чего пожаловала-то? Столько лет носу не казала, а тут явилася… – подозрительно сощурившись, посмотрела на меня наставница.

– Посоветоваться, – честно призналась ей. – Совсем я запуталась, бабули в живых нет, осталось только на вашу мудрость и опыт полагаться.

Лесть старушка проглотила и не поперхнулась, заулыбалась приветливее и довольно сказала:

– Вона как запела, девка. Ну хоть посоветоваться мозгов хватило, а то слушаю молву об тебе да дивлюсь: моя ли это Ланка с Грегом спуталась, едва только остыли последние угольки от бабкиной кровати?

– Влюбилась, – покаялась наставнице, – а он мудаком оказался.

– Потому-то и надо замуж сначала выходить, а уж потом всё остальное! – наставительно подняла она в воздух скрюченный указательный палец с распухшими суставами.

– А лучше было б, если б я с этим мудаком жить осталась? Так хоть понятно, чего он стоит…

– И то верно, – неожиданно легко согласилась она. – Но ты сама дура – надо было хоть пригрозить травануть его, чтоб слухи не распускал, поганец.

– Кха-кха, кхак-то в голову не пришло, – закашлялась от неожиданности я.

– А зря. Мужиков надо в узде держать, чтоб не трепались почём зря. А я тебе на кой сдалась? Какой тебе нужон совет?

– Селяне совсем оборзели, – вздохнула я. – За лечение не платят, разговаривают через губу, задолжали уже кто по сто арчантов, кто по двести. А ведь я за приём недорого беру…

– Так бери дороже, – хитро усмехнулась старушка. – Чем дороже лечение, тем сильнее ценят врачевателя. Будешь их по десять арчантов оперировать – плюнут в рожу, что шов кривой. Станешь ломить по сотне за осмотр, начнут разговаривать с почтением. Таков закон. Оперируя за гроши, ты гнёшь спину так же, как остальные, а гребя денежки ни за что да плюя в потолок – в одночасье становишься важной персоной.

– Но это как-то… подло.

– А какая разница? Любить тебя ни при каком раскладе не будут, а так хоть на хлеб с маслицем хватит.

– Но они же не настолько богаты, чтобы…

– Ты чужие деньги-то не считай, неблагодарное это дело. Поговорку знаешь? Кто ходит да прибедняется, тот меньше всех нуждается! Никто тебе не мешает по желанию и бесплатно помочь, от особого расположения. Только сама скумекай, что одно дело одарить десятью арчантами и другое – сотней. Ужно как-то посолиднее, согласись? Опять же, кто мешает армаэсцам относиться к тебе с почтением? Вели бы себя как люди и жили бы благостно, а так – кто говном кидается, тот пусть в нём и ковыряется. Я взаместо тебя этих голубчиков приму, чтоб они разницу-то почуяли. Или хочешь – ко мне переезжай. Старая я стала, мне помощь по дому лишней не будет. Заклинанья-то какие-никакие ещё помню, а вот травки уже путать начала, особливо схожие ежели.

– А я как раз зелий принесла разных. Думаю: может, возьмёте про запас? Нечем мне за следующий налог платить, а деревенских староста подговорил меня игнорировать – он на меня давит, чтобы я за Дрогима пошла.