Магия, любовь и виолончель или История Ангелины Май, родившейся под знаком Рыб - Ларина Елена - Страница 22

Под круглым воротничком завязывался зеленый бант. Мне это платье очень шло. И рука не поднималась его выбросить. Но я надевала его только дважды в жизни – оба раза на Новый год. Это единственный праздник, прощающий погрешности во вкусе.

Но сейчас я оставила бант на вешалке. Мне нужен был только строгий черный атлас.

…Свечи слегка потрескивали и мигали. По громадной квартире бродили сквозняки. Где-то открывались двери и слышались приглушенные голоса. На черном монастырском покрывале раскиданы были цыганские карты, подаренные мне на шестнадцатилетие тетей Розой. Я каждый раз удивлялась толковости этих карт. Они понимали меня с полуслова. Сегодня им удавалось держать в напряжении не только застывшую в ожидании ответа Тамару Генриховну, но и меня.

Получалась такая картина. В ближайшем будущем у обоих королей шансы были совершенно равны. Я специально гадала на ближайшее, потому что чутье мне подсказывало, что стоит заглянуть чуть дальше и перевес будет не в нашу пользу.

– Угу, – сосредоточенно кивала головой Тамара Генриховна каждый раз, когда я объясняла ей что к чему.

– При равных шансах перевес может произойти в любую сторону. Ведь первую премию пополам не делят?

– Ну, всякое бывает, – неопределенно ответила она и строго добавила: – Но надеюсь, что это не наш случай. Нам нужна чистая победа. Понимаете, Геллочка! – Она пыталась внушить мне еще какую-то сложно выразимую словами мысль, такими говорящими были ее глаза. – Надо что-то предпринять.

– Прежде всего надо работать над причиной страха. Страх Эдика напрямую связан со вторым домом, отвечающим за материальные ресурсы. Вам понятнее, что это может быть.

Я вам, Тамара Генриховна, уже сказала все, что поняла на настоящий момент. А плохих гороскопов, по моему убеждению, не бывает. Предупрежден – значит, вооружен.

– Значит, Туманский очень сильный соперник… – Она говорила будто бы сама с собой и моих слов и не слышала. – Послушайте, Геллочка, вопрос, конечно, щекотливый. Но есть ли какие-то особые методы, чтобы сделать Эдика сильнее. Ну, вы понимаете? Антон говорил…

– Что говорил? – насторожилась я.

– Ну, я и сама знаю, что многие экстрасенсы работают с политиками. Да и с артистами. Может, есть какие-нибудь народные методы… Ну я не знаю, просто мне кажется, что должны быть. Антон сказал, что вы потомственная… как это… ну ворожея, что ли, что ваша бабушка умеет…

– Да, – улыбнулась я вежливо, – но с политиками и артистами она не работала. Есть, конечно, старинные заговоры на удачу и против завистников. Но я уверена, это совсем не тот путь. Если карты говорят, что шансы равны, значит, все теперь зависит от самого Эдика.

– Я вам вот что скажу, дорогая. Есть такая наука математика. Если есть равенство, то изменить его можно, либо прибавив с одной стороны – что предлагаете вы. Либо убавив с другой – что предлагаю я.

– То есть? – начала понимать я. – Убавить у Туманского?..

– Именно так, – с торжеством полководца-стратега откинулась на спинку стула Тамара Генриховна.

Теперь она уже не казалась мне такой трепетной. Может, легче было нанять киллера? Меньше хлопот.

– Как вы себе это представляете, Тамара Генриховна? – с достоинством спросила я. – Порчу навести? Сгноить соперника? Видите ли, мне кажется, что вы просто не догадываетесь, с чем имеете дело. К моей бабушке довольно часто приезжали снимать порчу. Порча завистников – вещь распространенная. Но если ты снимаешь порчу, то надо отправлять ее прямехонько к обидчику. Если что, она вернется прямо к вам. Это опасно, не говоря уже обо всем остальном.

– Девочка моя, пойми! Дорогая ты моя! -вдруг в эмоциональном порыве обратилась ко мне Тамара. – Я ж в него всю душу вложила. Всю молодость свою растратила. Я верила, что из него получится великий музыкант. И получился ведь! А сколько денег вложил в него отец! Одна виолончель стоила столько, сколько… Да мне вам даже не сказать! И что он мне теперь говорит?! Уйду, говорит. Надоело! Не могу на сцену выходить. А бояться он стал, как только Туманский появился. Еще два года назад его здесь не было! Никто о нем не слышал. Он же из Сибири. А может, это он моему Эдьке завидует? Может, от него порча? Как же это я сразу не подумала Ну да, конечно!

– Да подождите, подождите, Тамара Генриховна, – замотала я головой, пытаясь остановить весь этот поток кликушества. – Зачем же сразу так!

– Ему отец такой редчайший инструмент купил. Да. Все завидовали. Все… И мне, конечно, все завидуют. Как же это я сразу…

Она вскочила и куда-то упорхнула. Свечи дернулись, как от пощечины. Я стала собирать карты со стола. Тамара Генриховна неприятно поразила меня своей готовностью хвататься за оружие.

– Геллочка! – Она неожиданно появилась в комнате. – Давайте начистоту. Уберите Туманского с дороги, и я вам очень хорошо заплачу. Только это должно остаться между нами.

– Мне надо подумать, – сдержанно ответила я ей. – Это совершенно меняет специфику моей работы.

– Да, да, – жарко зашептала она. – Я заплачу вам много. Очень много.

– Не думаю, что за все можно заплатить деньгами, – задумчиво сказала я.

Антон позвонил в мою дверь и в обнимку с громадным монитором ввалился внутрь квартиры. Сердито сказал:

– Лифт не работает. Пер эту хренотень на шестой этаж. Что ты торчишь в дверях? Дай пройти!

– Иди, иди. Только этаж-то пятый, – посторонилась я.

– Куда? – рявкнул он. Впервые он прорвался дальше моего подъезда.

– Вон туда! – указала я ему на дверь в коридоре.

Кроме Лилиной комнаты и моей в конце коридора имелась еще одна, опечатанная с тех пор, как я сюда переехала. Там когда-то повесился сосед. А теперь она считалась фондом, не пригодным для жилья. Дальняя стена в ней всегда была мокрой. Иногда мне казалось, что в комнате кто-то ходит. Или это капали на пол неторопливые струйки протечки.

Антон стоял посреди моей комнаты в распахнутой кожаной куртке и тяжело дышал.

В интерьере моей комнатки и он, и компьютер казались ненормально громадными.

– Надеюсь, в игры играть не будешь, – сказал Антон ворчливо. – Хотя что тебе – времени у тебя теперь вагон.

– Да, кстати. Об оплате труда, – вспомнила я то, что хотела у него выяснить. – «Все расчеты Антон Альбертыч просил осуществлять через него», – сказала я с интонацией Тамары Генриховны. – Тебе это о чем-то говорит? И как это понимать?

– Очень просто, – он самодовольно усмехнулся. – Я твоим шефом был, я им и останусь. Отныне и вовеки веков, аминь. Может, мне нравится, что деньги ты получаешь только из моих рук.

– Завтра же найду себе тихую работу под началом тетеньки в очках.

– Я те найду… – беззлобно проворчал он, с интересом разглядывая два круга с хордами и точками на моем столе. – Ну что там у них?

– Не знаю я, что сказать про твою семейку Шелест. Ничего хорошего. Эдик в конце концов проиграет. Не завтра, так послезавтра, -уставшим голосом сказала я.

– Ответ неверный, – безапелляционно сказал Антон. – Там, знаешь ли, Лина, тотализатор. На Эдика Шелеста такие бабки ставят, тебе и не снилось. Мне надо, чтобы он получил первую премию. Сделай для этого все, что возможно.

– Что я, по-твоему, могу сделать? – пожала я плечами.

– Боже мой, Лина, ты честная, как пионерка тридцатых годов! – сказал он с иронией и присел на мой стол. – Я Тамаре сказал, что ты можешь все. И она должна быть уверена, что это так и есть.

– Она уверена. Но ты-то сам мне говорил, что не веришь во всю эту чепуху! – возмутилась я, подошла и спихнула его со стола.

– Делай свое дело, – сказал он с нажимом, послушно вставая на ноги. – Подыграй. Тыкни там иголочкой в какую-нибудь куклу. В полночь. Ты что, кино не смотришь? Запудри ей мозги! – и добавил чуть мягче, глядя мне прямо в глаза своими аквариумами: – Ты умеешь. Уж кто-кто, а я-то знаю, как здорово ты умеешь это делать. А я займусь своими делами. В конце концов, ребята мои съездят по адресу и набьют этому музыкантишке морду, чтоб не высовывался со своим искусством.