Королевская кровь-13. Часть 2 (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 17

И пусть отец рассказал ему, что тоже прошел не с первого раза и споткнулся раньше, на круге знания.

Пусть дед успокаивал его и говорил, что аура его по-прежнему не уступает ауре его отца в возрасте инициации, а, значит, он полновесный наследник Ши. Просто в его ауре красная составляющая особо сильна, и, видимо, это случилось потому, что он младший.

— Но не печалься этому, — говорил дед, — бывало уже, что будущий император рождался и вторым, и третьим, и в них тоже красного огня было побольше, чем хотелось бы. Ты обязательно пройдешь все испытания, положенные наследнику, ибо и такое у нас бывало ранее — не справлялись твои предки, но проходили, кто через год, кто через два. И через три бывало. И даже с большими коронациями такое случалось. Вспомни Лий Ши, который трижды пытался короноваться, и только на третий раз первопредок решил, что он готов. Такое бывало, когда будущий император недостаточно был силен и смирен для короны, и страна по несколько лет могла жить без правителя, пока тот приводил разум к гармонии.

Вэй держался, Вэй продолжал учиться, загоняя себя в еще более жесткие рамки, и дед хмурился, ощущая, что во внешне спокойном внуке тлеет и боль, и гнев, и обида.

Тяжело переживающий свою неудачу, опозоренный, как казалось ему, несмотря на любовь, принятие и поддержку семьи, Вей Ши не смог с достоинством пройти это испытание. В нем выросла и созрела злость, смешанная с обычным подростковым протестом. И пусть он любил мать самой преданной любовью, себя он, как выяснилось, любил больше.

И не утихомиривало его обиду даже то, что при дворе шептались не о простом происхождении матери, а о доле нежеланного огня в крови принца. Да и не могли они шептаться про мать — потому что даже дураку было известно, насколько силен ментально молодой принц, отдающий мысленные приказы так же легко, как его дед и отец. Всем очевидно было, что не ополовинила эта женитьба силу Ши. Но мысль о том, что виновато его происхождение, а, значит, мама, засела и не ушла уже.

— Мне казалось, что я смирился. Я учился и готовился повторить испытание через год. Мне было всего двенадцать, однако я все чаще стал впадать в раздражение, прогонять учителей, гневаться на слуг. Я начал огрызаться на мать, но потом приходил и просил прощения, и она всегда прощала. Со мной работали дворцовые лекари и целители душ, которые твердили деду, что я травмирован произошедшим — и родные как могли поддерживали меня. Однако единственное, что спасало меня — это новообретенная способность обращаться в тигра. Я мог днями гулять по парку или выбираться со свитой в тропические леса юга. Там я впервые под присмотром деда начал охотиться, и это слегка стабилизировало меня.

Но и на второй год, и на третий я вновь не прошел круг смирения. И сейчас… хотя твои методы и позволили мне научиться входить в транс и помогли найти гармонию в себе и отстраняться от шума снаружи, но, Мастер, я не прошел его до сих пор.

— Ты прошел, — ответил Четери спокойно. — Ты прошел его со стариком Амфатом, с работой послушничеством, с занятиями каждый день. Да ты и сам знаешь это. Пусть оно в тебе не всепоглощающе, но ты уже пошел по этому пути и не сможешь свернуть. И даже гордость твоя и гордыня уже осыпаются мелким щебнем, хоть еще и держатся. Так почему ты не решился попробовать пройти ваше испытание еще раз, когда был на коронации твоего отца? Ответь не мне, а себе.

— Я думаю, что я недостоин, — выговорил Вей с трудом. — Я думаю, что совершил поступок, который не могу исправить. Истинный Ши не мог запятнать себя подобным.

Четери покачал головой.

— Идеализм в тебе удивительно сочетается с гордыней, юный Вей, — сказал он задумчиво. — Или ты не изучал историю своей семьи и не знаешь, что нет великих домов, что не запятнали себя всеми видами возможных преступлений? Нет, ты положил себе это наказание сам. Заслуженно ли? Я слушаю тебя.

— Мне казалось, что все надо мной смеются, что все смотрят с жалостью и недоумением. И я начал вести себя… недостойно. Я то проводил недели в сдержанности, почти в аскезе, тренируя свое тело и ум, то впадал в буйство. Однажды я заставил плясать провинившуюся служанку, затем — затер память учителю, который поставил мне не высшую оценку по математике, наслал кошмары на придворную даму, что пожаловалась на меня матери.

Мама всегда мягко увещевала его после его вспышек гнева, никогда не ругала. Впрочем, он вообще не видел ее сердитой. Но история со служанкой словно что-то сдвинула в их отношениях — она отчитала его, сказав, что подобное недопустимо, что он не имеет права применять силу своей крови для унижения тех, кто служит Ши. Что в нем достаточно воли, и хватит списывать все на непрохождение инициации: владеть собой можно и без нее.

И тогда он не просто огрызнулся — а очень резко ответил ей, что сам решает, как наказывать нерадивых слуг. Впервые между ними образовалась трещина. Он, конечно, остыв, снова извинился и пообещал не делать так больше, она обняла его, тепло прижав к себе, словно пытаясь задержать его взросление. Но все изменилось, и Вея раскалывало пополам — с одной стороны, он продолжал безумно нуждаться в матери, с другой — раздражался из-за ее выговоров и ощущал, как нарастает в нем протест и отчуждение.

Вместе с ним выросли его товарищи по играм — двоюродные братья, дети сановников, — и любимым развлечением принца Ши стало нарушать правила. Во дворце он по-прежнему был холоден и высокомерен, превосходно учился и письму, и математике, и философии, и экономике, да и физические упражнения, как у всех Ши, плотно находились в графике. Но иногда он с друзьями большой компанией сбегал из дворца и под маской веселился в Пьентане и других городах.

Дед знал об этом, но только улыбался — может и сам сбегал в свое время, а может, думал, что Вей перегорит и вернется в колею. Да и праотец во время семейных посещений храма все так же ласково обнимал его своей силой, не показывая, что чем-то недоволен.

Cо временем их отлучки стали более частыми. У принца после четырнадцати лет появилась первая наложница. Став старше, он стал пробовать женщин и за пределами двора. Попробовал и алкоголь, и только к дурману рука не тянулась — крепко в него было вбито, что натворить под наркотиками может таких бед, что страна дрогнет.

Но и алкоголя хватало.

Ему было шестнадцать, когда он поступил в Императорскую академию философии и искусств: все Ши получали философское образование, параллельно занимаясь на военном отделении, чтобы на выходе получить и офицерское звание. Учился он под личиной и под дальним родовым именем, учился сдерживать свою ауру, чтобы не могли ее ощутить одаренные — видеть ее могли единицы в мире — но и там вышел он на первые роли, и там заслужил восхищение преподавателей и почти поклонение однокурсников.

— И только малая коронация все еще не давалась мне до конца, — говорил Вей Ши.

Каждый год приходил Вей Ши в пик сезона своего божественного отца в его храм, и погружался в зеркальный колодец, и вступал в конце на круг смирения, и встречал на пути зеркального тигра. И каждый раз тигр задавал ему вопрос «Что превыше всего?».

Он отвечал разное. И «честь рода», и «страна», и «любовь», и «народ». Он спрашивал у отца и деда, у своих преподавателей и даже у своих наложниц, он читал множество книг — и отвечал, а тигр печально качал головой, изрекал: «Важно не то, что ты говоришь, а то, как ты ощущаешь», — и растворялся, оставляя его на полу храма, разочарованным в себе и в мире, злым и опустошенным.

В дворце его почти еженедельно устраивались праздники с возлияниями, выступлениями танцовщиц и смехом до утра. На буднях он по-прежнему был почтительным сыном, отличным учеником, который в совершенстве овладел клинками и борьбой без оружия, а к выходным отпускал себя в пляс.