Королевская кровь-13. Часть 2 (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 14

Четери не стал спрашивать, какое желание. Между учителем и учеником не может быть секретов и секреты ученика учитель не разгласит. И Вей, нехотя, после паузы добавил:

— Я обещал ему, что женюсь на красной Каролине, когда она достигнет брачного возраста.

Чет не удивился. Он бы удивился, если бы этот вопрос Хань Ши не поднял.

— Ты хочешь этого брака? — спросил он.

Он не видел глаз, не видел лица — и это было очень сложно. Можно было судить только по движениям. Вот сейчас Вей едва заметно качнул головой.

— Это принесет много проблем, — проговорил он уверенно. — Усложнит все, Мастер. Мои невесты — предсказуемы и подчинены порядкам, установленным в Йеллоувине. Они не могут выйти из традиции, они впитали ее с воздухом, с молоком матери. Но девочка Рудлог не такова. Ей будет очень сложно, мне будет сложно, всему Йеллоувиню будет сложно. Но я дал слово.

— Понимаю, — ответил Четери. — Ты мне сказал, что хочет твой отец, чего хотел твой дед. Но ты не сказал, чего хочешь ты сам, Вей Ши.

Ученик пошевелился и Чет понял, что он смотрит прямо на него.

— Я хочу тренироваться с тобой, Мастер. Хочу, чтобы ты учил меня. Как было до того, как ты меня наказал.

Четери покачал головой. Когда-нибудь он снова встанет с клинками и ощутит упоение от движения. Но не сейчас. Не в ближайшее время. Он каждый день сталкивался с тем, насколько он сейчас ограничен, и страшился того, что ощутит, взяв в руки клинки.

— Ты не сказал мне два слова, которые должен сказать. Точнее, сказал, но во сне. «Ты неправ». Это и есть твой ответ, Вей Ши?

Принц неожиданно усмехнулся.

— У меня много ответов, Мастер. И «Я понял». И «Спасибо, Мастер». Но все же да. Ты был неправ, учитель.

— И почему же? — поинтересовался Четери. Ему действительно стало любопытно.

— Потому что я понял, что насилие порождает большее насилие, — ответил Вей Ши. — Насилием нужно решать лишь то, что нельзя решить словом, Мастер. Я был неправ, когда напал на девочку и испугал ее. Ты был неправ, когда исполосовал меня. Ты рисковал запустить во мне пожар ярости, которая быстро переплавилась бы в жажду мести — и я при всей своей силе мог много плохого сделать и тебе, и городу, и миру.

— Почему же не сделал? — усмехнулся дракон.

— Дед сказал, что ты будешь мне и учителем, и отцом. А отец имеет право наказывать, — глухо отозвался Вей Ши. — И еще. Я читал о твоих подвигах в детстве, я с детства мечтал стать Мастером, я не мог поверить, что ты, величайший воин из легенд, жив и готов учить меня. Мне было обидно и зло, что ты не оценил меня и занимаешь глупостями, и я почти ненавидел тебя за то, что ты посмел высечь меня. Но ты сказал, что спас меня от высшего наказания, и я заставил себя в это поверить. Это ведь правда?

— Правда, — просто ответил Четери. — Ты должен был получить прекрасное образование и читать труды мудрецов. Разве ты от меня первого услышал то, что малая жертва за ошибку предотвращает большую беду?

— Но ты был неправ, — упрямо повторил Вей Ши.

Чет едва заметно улыбнулся. Встал, подошел к окну. Он любил стоять там теперь, ощущая ток жаркого воздуха с крыш и мостовых и влажно-прохладного от Неру.

— Подойди сюда, — попросил он. Раздались шаги, Вей Ши остановился рядом с ним.

— Это неправильные слова, — сказал Четери. — Хоть ты и на правильном пути, но путь этот не прям. Иногда только насилием можно остановить насилие, юный Ши. Как и показала прошедшая война. Это как встречным палом останавливают неукротимый лесной пожар. Зерна насилия, проросшие в не ограничиваемом ничем характере, как у тебя, часто можно задавить только насилием, показывающим, что человек не всемогущ. Ты мог обозлиться еще больше и полностью уйти ко злу, а мог перегореть и выплыть. Я рисковал, это правда. Но и ты прав в том, что насилие — это инструмент, который нужно применять в редких случаях. Так, чтобы оно не стало инструментом распущенности. И, главное, сильный не должен насилием соблазняться, как лекарь не должен решать все проблемы скальпелем.

Ученик слушал неподвижно и почти не злился.

— Часто насилие используют просто потому, что сильнее и никто за это не накажет. Но это слабые души, души, не понимающие, что сила накладывает и ответственность, а честь не в том, чтобы силу применить к слабому, а в том, чтобы держать ее под контролем. А в случаях, как с тобой, с теми, кому многое дано — тех и судьба потом карает страшнее, если они идут против основных правил. Почитай родителей. Не обижай слабого. Не проходи мимо тогда, когда нужна помощь.

— А какие слова правильные? — сдержанно спросил Вей Ши.

— Ты поймешь, — ответил Четери. — Поймешь и скажешь мне. Тем более сейчас, когда ты получил мой клинок. Я горд этим, Вей Ши. Никогда я не ошибался в выборе учеников, но твой дед заставил меня сделать выбор. Я сомневался. Но ты доказал, что судьба не зря связала нас с тобой ученичеством. И я рад, что это произошло — и созданный из моей ауры клинок принял тебя. Значит, судьба этой связью изменила мир.

— Я бы хотел взять оба, — глухо признался Вей Ши, и Четери удовлетворенно хмыкнул — чем дальше, тем больше открывался ученик.

— Подумай о том, что это было бы слишком просто, — посоветовал он, и от принца потянуло недоумением. — Разве тебе не интересно будет узнать, как ты получишь второй? — и, пока собеседник размышлял, Четери добавил: — Судьба знает, как связывать нити, Вей Ши. Видимо, в этом случае нужно было, чтобы были связаны не учитель и ученик, а учитель и два ученика.

Аура принца полыхнула красным и затихла. И Чет удовлетворенно качнул головой.

— Ты хотел еще что-то, Вей Ши?

— Да. Я хотел попросить у тебя совета, Мастер, — проговорил Вей Ши после паузы. — И рассказать о недостойном поступке, который я совершил. Я говорил тебе об этом. Сейчас я готов и мне нужен совет учителя.

Четери втянул носом влажный воздух.

— Пойдем-ка прогуляемся у реки, — предложил он. — И ты мне все расскажешь.

Глава 5

Они спускались к реке неторопливо, молча. Чет запоминал, как теперь выглядит его город, ступал по горячей мостовой, ловил движение ветров и восторженные приветствия людей, слушал шум восстанавливающейся жизни, остро ощущал запахи и пытался разобраться в мешанине стихий.

Жители Города-на-реке поначалу, когда он только стал появляться на улицах, пытались падать ниц либо кидаться целовать его руки для благословения. Первый раз он опешил, второй же зычно попросил в наступившей на рынке тишине:

— Люди Тафии, давайте я сначала помру, а потом вы уже на меня молиться станете. А сейчас лучшим благословением для нас всех станет работа на восстановление города и Обители. Увижу еще кого перед собой на коленях — выгоню к демонам.

Люди прониклись, а монахи Обители в тот день получили множество добровольных помощников. Чету говорили, что жители в своих домах тайно устанавливают алтари, где молятся то ли на него, то ли за него, и за углом дворцовой стены сделали место для подношений, но тут он уж махнул рукой — мало ли какие культы создают себе люди, главное, чтобы под ноги ему не кидались, и то хорошо.

И сейчас тафийцы склоняли головы, кричали: «Владыка, слава Владыке Четерии!», — но, слава богам, вели себя с достоинством и без оглушительного почитания.

Не любил Четери массового почитания. Тот, кого почитают, обычно очень одинок, ибо вознесся выше людей и не может просто общаться с ними.

Вей молчал.

Прошли они мимо рухнувшего дома, который разбирали пленные — и те, замерев, прикрыв головы ладонями так, чтобы не видно было глаз, тоже попадали на колени и уткнулись лбами в белую от каменной пыли землю, что-то бормоча. От них шли волны страха, неверия, любопытства, злости.

— Я слышал, что к одному из братьев Обители подходил их тха-нор и спрашивал: если ты победил их бога, Мастер, то можешь ли ты стать их богом? И какие жертвы надо тебе приносить? — проговорил Вей Ши.

— Я знаю, — невесело ответил Четери. — Во все времена были люди, которым нужен тот, за кем пойти, только чтобы не решать самостоятельно, как правильно жить. Я велел передать, что за кровавые жертвы буду убивать, и что восхвалять меня надо доброй работой и добрыми поступками. Насколько я знаю, братья уже занимаются миссионерством, так что есть надежда, что в свой мир эти люди унесут хотя бы основные заповеди. Хотя, — он хмыкнул, — книга Триединого существует уже больше двух тысяч лет, и кому когда она мешала творить зло?