Беспринципная (СИ) - Резник Юлия - Страница 6

Так вот, возвращаясь к моему вопросу… Он же понимает, что я права, так какого черта с таким бараньим упрямством отрицает очевидные факты? Из-за того, что мы дружим с Седкой? Может, поклясться, что от меня она ни о чем не узнает?

Так и не придя к каким-то однозначным выводам, решаю действовать по ситуации и сворачиваю к магазину. Если я не куплю продуктов — Генка, дай бог, только завтра чего-нибудь принесет. А мне сегодня готовить ужин.

Наполняю тележку четко по списку. Давно уже поняла, что без списка ходить в магазин — себе дороже. Обязательно накупишь какой-то фигни. Особенно если с голодухи. Глядя в телефон, подкатываю тележку к кассе и замираю, открыв рот. Это же надо! Легка на помине. Сюда устроилась, что ли? В другом же магазине еще недавно работала… Поближе к Арману Вахтанговичу подбирается?

— Что-то не так? — интересуется Марина, почувствовав мой интерес.

— Все так. Пачку "Кента" еще пробейте.

Недовольно поджав губы, встает. Нет, ну это вообще фу… Реально спина как у коня, я задница с кулачок. Живо, опять же, а над ним — настоящее вымя. Неудивительно, что Арман Вахтангович с такой жадностью на мои аккуратные двоечки пялился.

Пока Марина возится, доставая сигареты из ящичка, спрятанного за роллетом, дверь в магазин распахивается. Лениво перевожу взгляд на вошедшего. И подбираюсь тут же, ведь им оказывается Гаспарян! С удовольствием отмечаю, как, завидев меня, бедолага стекает с лица. Перевожу взгляд на его зазнобу и тут же возвращаю к Арману Вахтанговичу, насмешливо вздернув бровь. Гаспарян багровеет. Марина приосанивается. Видно, что ей и хочется и колется что-то сказать. Однако она все же не рискует обратиться к нему при свидетелях. Другое дело я!

— Добрый вечер, Арман Вахтангович. А вы домой, да? Скажете Седе, что я вечерком зайду? У нее там что-то с подачей документов не получается… — болтаю, словно Седка — это единственное, что нас связывает.

— Конечно, Зой. Кхм… Мне блок "Кента".

Излишне медленно собираю в пакет свои покупки, а сама все кошусь на соседа. Тот стоит, бесстрастно глядя перед собой. Руки сунул в карманы. Демонстративно смотрю на суетящуюся продавщицу. Чтобы достать сигареты, ей приходится повернуться спиной к покупателям, так что я могу на нее сколько угодно пялиться. Только зачем? Все нужное я срисовала сразу. Завладев вниманием Гаспаряна, делаю вид, что меня сейчас вырвет.

Руки в карманах сжимаются в кулаки. Он явно в бешенстве. Вот и славно. Добившись своего, сгребаю пакет и, бросив «Еще увидимся», выбегаю на улицу. Готова поставить свою годовую зарплату, что и Арман Вахтангович не задержится в магазине. Если у него и имелся настрой по-быстрому присунуть Маринке в подсобке, то я его напрочь отбила. Вот и славно.

Прибегаю домой. Краем глаза отмечаю, что двор опять зарос бурьяном, сквозь который едва пробиваются росшие здесь, сколько я себя помню, колокольчики да петуньи, что сама сажала, когда еще верила, что этот дом можно как-то спасти.

Взгляд цепляется за куски арматуры и древний, давно прогнивший велосипед, валяющиеся в полном беспорядке под покосившимся навесом. Сколько прошу младших навести здесь порядок — все без толку. У тех на уме одни гульки.

Убеждаю себя, что меня это не касается, и захожу в дом, а там…

— Блядь! — шепчу, зажмуриваясь на секунду.

— Зойка, что ли, явилась?! Ну-ка, дочь, иди скорей ужинать.

Заботливая какая! Сцепив зубы, захожу в кухню. Дом, милый дом. Кислый аромат самогонки и кильки в томатном соусе. Рассыпанная по всему столу соль. Кое-как покромсанные огурцы и стремного вида колбаса… Две бутылки беленькой. И какой-то незнакомый мужик в кепке. Никак папка номер шесть. Ну, это, конечно, если он не скипнет раньше, чем мать опять залетит.

— На выход. Все. Сейчас же. — Если бы голос мог замораживать — они бы уже превратились в сосульки.

— Да ладно тебе, Зой! — мать закатывает глаза. — Чего ты как мегера сразу…

— Вон! — повторяю, — Ген, помоги, — оборачиваюсь к подоспевшему брату.

— Нормально же сидели. Нехорошо так, девушка, с матерью…

— Давай-давай, дядя, двигай.

— Зой, — у матери на глазах выступают пьяные слезы. — И правда. Как-то не по-людски.

— В беседке продолжите. Мне еще есть готовить…

Решив не испытывать судьбу, компания предусмотрительно вываливается во двор.

— Ушли? — в кухню забегает Алиска. Киваю.

— Спасибо, что забрал, — перевожу взгляд на Генку. Не знаю, зачем его благодарю каждый раз. У нас такая договоренность — я мелкую отвожу, он — забирает. Вроде бы все по-честному. — Голодные?

Делаю лапшу, мелко режу курицу, подсаливаю, добавляю луковицу. Готовлю молча, только Алиске, которая все чаще берется мне помогать, изредка что-то подсказываю. Гена тем временем уже протирает стол, пододвигает табуреты. И мне не нужно даже о том просить. У нас давно уже телепатия. Мы с Генкой как пара пенсионеров, отметивших золотую свадьбу. Было бы смешно, если бы не было так грустно.

После еды Гена собирает тарелки и относит их к раковине. Я переодеваюсь, закалываю волосы, сгребаю в грязную простынь белье, которое тетя Ануш любезно согласилась постирать в своей замечательной машинке. Свои вчерашние трусы дополнительно застирываю с хозяйственным мылом. Если и оно не поможет — то только выкинуть.

— К Седке намылилась? — вопрошает мать, когда я прохожу мимо.

— К ней, да.

— И чего ты у них все ошиваешься? Ик… Своего, что ли, дома нет?

Игнорируя эти пьяные бредни, иду дальше. Вечереет, и становится чуть прохладнее. Веду носом. Пахнет скошенной травой. Никак Арман Вахтангович газон стриг? Так я вроде не слышала звуков косилки. У калитки на секунду останавливаюсь — поправляю волосы и закусываю губы, чтобы были ярче.

Седа встречает меня на полпути. На ней безразмерные шорты и футболка.

— Мам! Зойка пришла! — орёт она, затаскивая меня в дом. — Это что, стирка? Давай сразу закинем.

— Тут белое и цветное. Ничего?

— Ничего-ничего, — из кухни выглядывает тетя Ануш. Радушная, как всегда. — Два цикла сделаешь. Провожать не буду, ты и сама все знаешь.

Это да, я же не в первый раз! Да и Седка за мной увязывается — если что, поможет.

— У меня новости — одна другой лучше! — сообщаю я.

— Так выкладывай скорей! — загораются глаза Седки. Пока я запихиваю вещи в барабан, по ходу их сортируя, подруга, не теряя времени, снимает белье с сушилки.

— Угадай, кто теперь работает в нашем магазине.

— Да ладно, — ахает Седка, проявляя действительно чудеса догадливости. — Неужели эта сучка крашеная?

— И ведь не скажешь, что это ее натуральный цвет, — ржу я. Седка подхватывает. Мы с ней как две дурынды, нам только дай посушить зубы.

— Как думаешь, зачем ей это? Неужели специально?

— Не знаю. Но если твой отец не дурак, недолго ей там работать. Нафиг твоей матери ее видеть, даже если она ничего не знает, правда?!

— Да, конечно! — Седка горячо со мной соглашается. — Да и у него самого не надо лишний раз мелькать перед глазами. Она ж на это, небось, рассчитывала? — спрашивает у меня, как у более сведущей в жизни.

— Ага. Только знаешь что? Хрен ей, а не Арман Вахтангович. Я на кассе спецом стояла, пока он не ушел.

Седка смеется, прикрыв ладонью рот.

— Представляю, какой у тётки облом! Ты просто лучшая, я тебе говорила?

Машинка начинает набирать воду. Я отпихиваю цветное в сторону и от души улыбаюсь подруге.

— Девочки, ну что вы застряли? Есть идите! — кричит тетя Ануш.

— Еще какие-то новости, или пойдем? — спрашивает Седа.

— Еще! Но в них ничего секретного.

Мы выходим из прачечной, Седка тянет:

— Ну, это неинтересно.

— Вам с мамой понравится.

— Что именно? — улыбается тетя Ануш, краем уха услышав обрывок нашего разговора.

— У Зои какие-то новости, — поясняет Седа, заваливаясь на парчовый диванчик. Берет из красивой вазы румяное яблоко. Подкидывает в руке и ловко ловит.

— Тогда не томи!