Красавчик. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей - Страница 16

Порошин указал рукой на ещё не скрывшуюся в темноте Валентину и спросил:

— Это была Кудря? Я правильно понял?

Я кивнул, продублировал ответ вслух:

— Да. Она.

— Чего она так рванула? Я вам помешал?

— Пошла за своей одеждой, — ответил я.

Увидел на лице Порошина ухмылку.

— Она что… голая здесь была? — спросил Пётр.

Он взглянул на удалявшийся от нас по песку пляжа женский силуэт.

Я дёрнул плечом.

— Не там на берег вышла, — сказал я. — Испугалась медуз. Я одолжил ей свою футболку.

Порошин снова окатил меня брызгами.

— Серёга, ты парень не промах, как я посмотрю, — заявил он. — Поиски невесты не затянул. Молодец.

Пётр улыбнулся, поднял с земли свои «семейные» трусы. Он натянул их на себя, щёлкнул резинкой.

— Серёга, ты это… — сказал Порошин, — не обижай Кудрю. Ладно? Она хорошая девка. Подруга моей жены, сам понимаешь. Мне Ольга из-за неё всю плешь проест… если что. А оно мне надо?

Пётр дёрнул плечами.

Я взял в руки кроссовки, стряхнул с них песок и пообещал:

— Не обижу, Петя. Не волнуйся.

В жилой корпус мы сразу не пошли — прогулялись втроём по тихим почти безлюдным аллеям вокруг пансионата. Кудрявцева неспешно вела меня и Петра под руки, загадочно улыбалась, слушала наши рассказы. Порошин оказался любителем футбола. Болельщиком московского «Торпедо». Я разочаровал Петра тем, что за футбольными матчами не слежу (расстановку команд в турнирной таблице чемпионата СССР я видел вчера в газете, но помимо этого не знал о нынешнем футболе почти ничего).

Зато я выдал Петру и Вале длинную и эмоциональную лекцию о завершившемся недавно в канадском городе Эдмонтон чемпионате мира по вольной борьбе. Едва ли не дословно повторил своим спутникам услышанный в поезде от моржеподобного попутчика рассказ о достижениях советского борца «вольника» шестикратного чемпиона мира Александра Медведя. Описал события недавно завершившегося чемпионата мира по шахматам, где «Спасский прервал шестилетнее господство Петросяна»…

К спавшим на диване в жилом корпусе пансионата детям и к их дремавшим в креслах мамам мы вернулись в полпятого утра. Зевали, потирали глаза. Расселись около окна — к нашим беседам присоединились пробудившиеся Ольга и Рита. В восемь часов утра мы оставили Ольгу Порошину и всё ещё спавших на диване детей около наших вещей. Вчетвером отправились на поиски администрации пансионата. Уже пробудившиеся отдыхающие проводили нас к спрятавшемуся за кронами плакучих ив зданию.

Я благородно пропустил «вперёд» Порошина и его спутниц. Ждал на улице (в тени от ветвей ивы) пока Пётр, Валя и Рита отмечали в администрации путёвки и получали направления в жилые комнаты. Рассматривал установленные перед входом в здание администрации информационные стенды. Наклеенные на деревянные щиты плакаты вновь напомнили мне о том, что Сергей Петрович Порошин не ошибся: поезд действительно увёз меня со станции Пороги в советское прошлое.

Я медленно поворачивал голову, пробегался взглядом по пестрившим оттенками красного цвета плакатам. Рассматривал многочисленные серпы и молоты. Читал: «Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья!», «В сберкассе деньги накопила, путёвку на курорт купила!», «Солнце, воздух и вода — могучие целебные средства природы: укрепляют и закаляют организм человека, предохраняют…», «Здоровый дух требует здорового тела», «Да здравствует коммунизм — светлое будущее всего человечества!»

На встречу с чиновниками пансионата я отправился уже не просто кандидатом в отдыхающие — бывшим пионером-активистом, сыном и внуком идейных коммунистов. Встретился с круглолицей немолодой женщиной — представительницей местной администрации. Поговорил с «администраторшей» с глазу на глаз. Портреты Ленина на советских купюрах, моё красноречие и обаяние вновь сработали — после получасовой беседы я узнал у приветливой круглолицей начальницы номер своей комнаты.

Заметил появившееся на лице Валентины Кудрявцевой разочарование, когда та узнала: мы поселимся на разных этажах жилого корпуса. Семье Порошиных досталась четыреста пятая комната. Валентине, Рите и Василию выдали направление в четыреста седьмую. Обе эти комнаты были на четвёртом этаже. Моя же комнатушка располагалась на втором: двести семнадцатая. Мне предстояло делить её с двумя пока безымянными соседями.

Плечо к плечу с Кудрявцевой я прошёл к жилому корпусу сквозь толпы отдыхающих, двигавшихся в направлении пока недоступного нам здания столовой (представительница администрации порадовала, что завтрак сегодня нам не полагался). Я попрощался с Порошиным и с его спутниками до обеда. Заверил их, что сегодня мы с ними обязательно встретимся снова (в столовой и на пляже) — заметил на лице Валентины хитрую улыбку.

В комнату меня впустила хмурая вахтёрша. Она же вручила мне и ключ от замка — здоровенный, будто от гаражных ворот. Я перешагнул порог, вдохнул аромат мужского одеколона. Отметил, что в воздухе комнаты нет запаха табачного дыма. Взглянул на аккуратно заправленные кровати своих соседей (тех сейчас не было в комнате: ушли на завтрак). Поставил рюкзак на незанятую кровать. Оглядел тесную, но светлую комнатушку.

Три металлические кровати, шкаф, три тумбочки и стол… с единственным стулом (на спинке которого висело грязно-белое полотенце). На окрашенной в голубой цвет стене я заметил с десяток уже подсохших комариных трупов — некоторые трупы застыли в ореоле кровавых пятен. Балконная дверь слегка приоткрыта — за окном, подобно знамёнам, покачивались на бельевой верёвке тёмные мужские плавки в количестве двух штук.

Я вышел на балкон. Зажмурился от яркого света: солнце зависло в безоблачном небе точно напротив окон пансионата — словно подглядывало за отдыхающими. Я зевнул, проводил равнодушным взглядом крикливых чаек, что кружили в воздухе. Взглянул на видневшуюся за верхушками деревьев гладкую поверхность моря — оно сейчас не походило на то море, которое я видел ночью (тёмное, загадочное, исчерченное блестящими волнами).

Вернулся в комнату. Скрипнул пружинами кровати, вынул из рюкзака подаренные мне Сергеем Петровичем пластмассовые шлёпки с адидасовским логотипом, бежевые найковские шорты, чистую белую футболку и трусы-боксеры китайского пошива. Спрятал в рюкзак джинсы и кроссовки. Уже через минуту обнаружил, что из крана в душе текла лишь холодная вода. Выругался: неоднократно и громко. Скрипя зубами, всё же смыл с себя грязь и морскую соль.

На завтрак я доел остатки пайка, полученного от Сергея Петровича. В поезде я его почти уничтожил. Потому что угощал копчёной колбасой моржеподобного соседа, а подтаявшим сникерсом я подкормил ехавшего в купе напротив моей полки мальчишку. Поэтому довольствовался сейчас лишь тремя липкими сушёными финиками и остатками нарезного батона — они мне показались пищей богов. Жалел о том, что в комнате не оказалось чайника — я остался без кофе.

После скудной трапезы я счастливо улыбнулся и в целях экономии энергии завалился на кровать. Пружины подо мной растянулись но пола всё же не коснулись. Я пробежался взглядом по украшенному трещинами и комариными трупами потолку, зевнул. Вспомнил, что провёл бессонную ночь. Решил, что до вечера продержусь без сна — не усну. Потёр глаза и прислушался к крикам круживший за окном чаек. «Солнце, воздух и вода, — мысленно произнёс я, — наши лучшие друзья!..»

— … Друг, вставай! — сквозь сон услышал я смутно знакомый голос.

Этот звонкий мужской голос плохо вписывался в картину моего сновидения — мне снилось, что я валял на песке пляжа встреченную сегодня ночью на морском берегу светловолосую незнакомку.

— … Друг, вставай, опоздаем!..

Я сделал над собой усилие и приоткрыл глаза. Сфокусировал взгляд на склонившейся надо мной голове, украшенной шапкой светло-русых волос. Сообразил, что вижу над собой лицо покойника.

Глава 9

Моя бабушка (мамина мама) овдовела задолго до моего рождения — моя мама тогда ещё была пионеркой. О своем родном дедушке я сейчас мало что помнил: бабушка и мама при мне о нём редко говорили. Знаю только, что он был врачом. Но я многое помнил о втором бабушкином муже: за два года до моего появления на свет бабушка снова вышла замуж — за Александра Александровича Александрова, лучшего друга её покойного отца.