Тай-Пен (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 18

Он загнул один палец на своей пухлой, но мозолистой руке.

— Первое — снабжение. Это, доложу я вам, самая сильная головная боль на севере! Но у меня, в отличие от вашей бывшей компаньонки, все схвачено. Есть и свои склады в Иркутске, имеются люди на Лене, да и договоры с пароходчиками. Поверьте: все сделаем в лучшем виде — наши рабочие на Бодайбо будут сыты, одеты и снабжены лучшим инструментом. Мука, мясо, порох, лопаты, кирки сможем доставлять всегда вовремя и по божеской цене. Вы даже не представляете, сколько на этом можно сэкономить!

Он загнул второй палец, его глаза горели алчностью.

— Второе — рабочая сила. Вам не придется переплачивать за каждого бродягу. У меня есть верные люди, артели, что работают на меня годами. Я дам вам лучших штейгеров, самых опытных промывальщиков. Людей, которые не разбегутся при первых трудностях и не поднимут бунт из-за лишней чарки водки.

Он сделал паузу, позволяя мне оценить щедрость предложения.

— И третье — отношения с властью. Исправники, становые, урядники… все они кормятся с моей руки. Моих приисков они не замечают. А вот чужаков, особенно из столицы, ох как любят проверками да поборами душить. С моим участием вы забудете, как выглядит уездный чиновник!

И, очень довольный собой и произведенным эффектом, он откинулся на спинку жалобно скрипевшего под его многопудовой тушей стула.

— С расходами понятно… а что же с главным? С маржой-то что? — делая вид, что раздумываю, произнес я. При слове «маржа» глаза Сибирякова удовлетворенно блеснули.

— Прибыль, господин Тарановский, мы поделим по-честному, пятьдесят на пятьдесят! Половина — вам, за вашу красивую столичную бумагу на прииск. Половина — мне, за всю черную, но необходимую работу на земле. По-моему, так это справедливо!

Выслушав его, я едва сдержал презрительную усмешку. Все, что он мог предложить, — это обычный кустарный сибирский прииск. Да, хорошо по местным меркам организованный, очевидно, прибыльный, но не более того. Паровые машины, гидравлическая добыча, драги, амальгамация, выплавка золота на месте — всего этого в его схеме не было и быть не могло. В общем, мне предлагали чечевичную похлебку вместо права первородства, променять мечту о промышленной империи на какой-то сибирский лабаз.

Конечно, послать бы этого скользкого хмыря погромче и подальше, но… но я видел, как в глубине трактира Рекунов, как будто бы изучая меню, внимательно прислушивается к нашему разговору. Нужно было тянуть время и расстаться с Сибиряковым друзьями.

Делая вид, что глубоко задумался, я многозначительно побарабанил пальцами по столу.

— Предложение ваше, Михаил Александрович, и впрямь основательное, — проговорил я медленно, словно взвешивая все за и против. — Чувствуется хозяйская хватка. Пятьдесят на пятьдесят… Снабжение, люди, власть… Это серьезные аргументы.

Сибиряков весь подобрался, а его лицо выражало совсем уж неприкрытую жадность. Он был совершенно уверен, что я клюнул, и теперь боялся лишь одного: чтобы рыба не ушла с крючка.

— Конечно, прямо сейчас я вам никакого ответа дать не смогу: есть детали, которые надобно обдумать и еще раз обсудить, — продолжал я. — Масштабы добычи, количество рабочих, закупка оборудования… Я ведь замышляю не просто артель, а большое современное производство!

— Все обсудим! — с готовностью поддакнул он. — Все, что вашей душе угодно. Любое оборудование доставим! Все решим, Владислав Антонович, все решим!

Да, похоже, он был готов на многое, чтобы заполучить долю в моем проекте. И я понимал, что у Рекунова, наблюдающего за этой сценой, не остается никаких сомнений: Сибиряков видит во мне не афериста, а важного, состоятельного партнера, с которым нужно договариваться любой ценой.

— Хорошо, — сказал я наконец, как будто бы приняв решение. — Мне нужно время, чтобы все обдумать. Давайте встретимся завтра, в это же время, и обговорим все подробно, уже с бумагами.

Сибиряков просиял. Он вскочил, протягивая мне руку.

— Разумеется! Конечно! Думайте, Владислав Антонович, думайте! Я уверен, мы договоримся!

Я пожал его пухлую ладонь, сохраняя на лице самое любезное выражение. Мы расставались лучшими друзьями. По крайней мере, так это должно было выглядеть со стороны. И я был уверен, что Рекунов доложит своей хозяйке именно об этом.

Сибиряков, сияя от предвкушения скорой сделки, уже поднялся из-за стола и накинул на плечи свою роскошную шубу. Но в тот самый момент, когда он уже собрался уходить, меня посетила еще одна идея.

— Михаил Александрович, постойте! — громко окликнул я его, заставив обернуться.

Он вопросительно поднял брови.

— Вы ведь из Иркутска? — спросил я с самым невинным видом. — Главные ваши дела сосредоточены там?

— Из Иркутска, — подтвердил он, не понимая, к чему я клоню. — А что?

— А не знакомы ли вы с купцом Лопатиным, Никифором Семенычем? — продолжал я, стараясь, чтобы мой голос звучал по-деловому. — Я с ним в Монголии встретился, и там мы провернули кое-какие совместные дела. И он мне, признаться, показался человеком весьма дельным и хватким.

При упоминании этого имени лицо Сибирякова заметно помрачнело. Он снова опустился на стул, как будто почуял неладное.

— Лопатин? — протянул он с плохо скрываемым пренебрежением. — Знаю такого, как не знать. Торгаш. Чай из Кяхты возит, шелками балуется. Всего-то из второй гильдии. В лавке сидеть — это он мастер, а в золотопромышленных делах, уж поверьте, ни ухом ни рылом. Пустой человек для нашего ремесла!

Снова повысив голос, чтобы Рекунов не пропустил ни слова, я громко возразил:

— Ну что вы, Михаил Александрович! Не скажите! Предприятие, что мы с вами затеваем на Лене, — дело ведь масштабное! «Капиталистическое», как сейчас модно говорить. А где большие дела, там и большие капиталы нужны. И для привлечения этих капиталов можно поговорить и с господином Лопатиным, и с другими почтенными купцами, пусть и из второй гильдии. Лишние деньги обществу не помешают, как считаете?

Сибиряков нахмурился еще больше. Ему совершенно не улыбалась перспектива делить будущие барыши еще с кем-то, тем более с презренным «торгашом».

— Да ни к чему это, — процедил он сквозь зубы. — Мы и сами все оплатим!

— Ну, я подумаю! — бодро закончил я, поднимаясь. — Обо всем подумаем до завтра. Был рад нашей встрече, Михаил Александрович. До завтра.

Не успела дверь закрыться за массивной фигурой Сибирякова, как я заметил суетливое движение в глубине трактира. Рекунов, бросив на стол несколько монет, торопливо поднимался из-за стола.

— Куда же вы, Сергей Митрофанович⁈ — крикнул ему вслед половой, подбегая с салфеткой через руку. — Вам же еще кушанье ваше не принесли: и щи заказанные, и таймень жареный!

Но Сергей Митрофанович, не слушая его, почти бегом выскочил на улицу, словно боялся упустить что-то важное. Я усмехнулся. Все шло точно по плану. Верный страж побежал докладывать своей хозяйке ошеломляющие новости.

Изя, дождавшись, пока суета уляжется, подался ко мне через стол. Его глаза горели любопытством и тревогой.

— Курила, что это было? — прошептал он. — Ты что, и вправду собираешься иметь дело с этим шнорером?

Он не мог подобрать слова, чтобы охарактеризовать Сибирякова.

— Изя, я тебя умоляю, — ответил я с циничной усмешкой и залпом допил остатки кваса. — В России есть хорошая пословица: не было у бабы заботы, так купила порося. А у нас сейчас все произошло строго наоборот: не было гроша, да вдруг алтын.

Изя смотрел на меня, ничего не понимая.

— Ты что, не видишь? — Я рассмеялся. — Утром мы потеряли нашего главного инвестора. А теперь их сразу двое, а может быть, и трое.

Откинувшись на спинку стула, я наслаждаясь моментом.

— Смотри: тот хрен — Сибиряков — думал, что он единственный покупатель нашего товара. А теперь он знает, что и с другими я готов иметь дело, с тем же Лопатиным. И он будет думать, что, если не предложит нам лучших условий, мы пойдем к нему. А значит, завтра будет гораздо сговорчивее и покладистее. И готов на большее, лишь бы не упустить куш.