Тай-Пен (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 10

Епископ долго молчал. Его лицо, до этого строгое, стало каменным, а в глубине глаз зажегся холодный, гневный огонь. Он понял все.

— Это… это чудовищно! — произнес он наконец, и его голос был тих, но в нем звенел металл. — Вопиющая безнравственность! Как такое могло произойти в богоспасаемом граде Тобольске⁈

Он смотрел не на меня, а куда-то вдаль, сквозь стену, и я понял, что мои слова попали в самую цель. Это было не просто воровство. Это было святотатство. Поругание самой идеи милосердия в его епархии.

— Я и пришел к вам, владыко, за советом и помощью, — сказал я с почтительным поклоном. — Я человек здесь новый, моих сил не хватит, чтобы в одиночку бороться с таким злом. Но ваше слово… может сдвинуть горы и дойти до тех сердец, что глухи к закону.

Он резко повернулся ко мне, и в его взгляде была решимость.

— Вы поступили правильно, господин Тарановский. Я не оставлю это дело. Это пятно позора на всем нашем городе, и оно должно быть смыто. Немедленно. Вы можете рассчитывать на мою полную поддержку.

Он подошел к столу, взял лист бумаги и макнул перо в чернильницу.

— Я сейчас же напишу письмо господину губернатору, Деспот-Зеновичу. И потребую от него немедленного и самого строгого расследования этого гнусного дела. А на ближайшей воскресной проповеди в соборе, — он поднял на меня тяжелый взгляд, — я сочту своим долгом напомнить всей пастве о христианском милосердии и о страшном грехе тех, кто наживается на слезах сирот. Думаю, — в уголке его губ мелькнула жесткая усмешка, — некоторым членам благотворительного общества станет очень неуютно.

Я поклонился, скрывая свое торжество.

— Благодарю вас, владыко. Вы даете мне надежду.

Я покинул архиерейский дом с чувством мрачного, холодного удовлетворения. Я получил то, за чем пришел — мощнейшую моральную поддержку. Мой «каток правосудия» только что обрел вес, способный сокрушить любое сопротивление.

Я вернулся на постоялый двор, когда над Тобольском уже сгущались синие зимние сумерки. День был долгим и напряженным. Первым делом я отыскал хозяина.

— Баньку, любезный, — бросил я ему, кладя на стойку серебряный полтинник. — Да пожарче, чтобы пар кости ломил. Смыть с себя и дорожную грязь, и дневные заботы.

Пока баня топилась, я собрал в общей зале трактира своих молодых инженеров. Заказал для всех ужин: горячие щи, кулебяку, сбитень — и подсел к ним.

— Ну что, орлы, носы повесили? — бодро начал я. — Или уже успели заскучать по петербургским туманам?

Они смущенно переглянулись.

Мы как раз заканчивали ужин, когда дверь трактира скрипнула, и в клубах морозного пара в залу ввалился Изя. Он стряхнул с воротника шубы снег, лицо, раскрасневшееся от мороза, сияло самодовольством. Он прошел через всю залу, поймал мой взгляд и, прежде чем подойти к нашему столу, едва заметно, но очень значимо кивнул в сторону коридора, ведущего в наши комнаты.

Я понял. Он что-то принес. И это «что-то» было очень важным.

Рассчитавшись за ужин и кивнув инженерам на прощание, я направился в наши комнаты. Изя поспешил за мной, его лицо выражало крайнюю степень нетерпения. Едва я затворил за нами дверь, он подскочил ко мне, и его глаза горели азартом.

— Курила, я тебя умоляю, давай поговорим! — зашептал он, оглядываясь на дверь, словно боялся, что стены трактира имеют уши. — Я такое узнал! Этот начальник тюрьмы…

— Отлично, Изя, — спокойно прервал я его, раскуривая трубку. — Я не сомневался в твоих талантах. Но это чуть позже. Сейчас у меня для тебя другое поручение.

Он замер с открытым ртом, его восторженное лицо вытянулось.

— Другое? Какое еще другое? Курила, я принес тебе на блюдечке все его грязное белье!

— И мы его непременно вывесим на всеобщее обозрение, — заверил я. — Но чуть позже. А сейчас… — я сделал паузу, с удовольствием наблюдая за его реакцией, — придется тебе снова поработать моим… слугой.

Глава 6

Глава 6

Изя замер с открытым ртом, его восторженное лицо вытянулось и приняло обиженное выражение.

— Ой-вэй, опять! — картинно всплеснул он руками. — То я у тебя сыщик, то я писарь, теперь снова слуга! Курила, я таки коммерсант с большим будущим, а не Фигаро из этой вашей оперы!

Я усмехнулся и, не обращая внимания на его возмущение, достал из кожаного бумажника свою визитную карточку. Тисненая золотом надпись на плотном картоне гласила: «Владислав Антонович Тарановский».

— Вот, — сказал я, протягивая ее Изе. — Отнесешь это в дом губернатора. Передашь его адъютанту или секретарю и попросишь назначить мне встречу по неотложному делу.

Изя все еще не понимал, к чему такая спешка, и смотрел на меня с недоумением.

— Но просто передать визитку — мало, — пояснил я, и в моем голосе появились заговорщицкие нотки. — Ты должен, пока ждешь, пока передаешь бумагу, пустить им пыль в глаза. Устроить маленький спектакль. Как бы невзначай в разговоре с прислугой или секретарем ты должен упомянуть несколько вещей…

Я начал инструктаж, и Изя, слушая, постепенно переставал дуться.

— Во-первых, что твой господин, то есть я, близкий друг и деловой партнер таких столпов, как Аглая Верещагина, барон Штиглиц и купец Кокорев. Во-вторых, что твоему господину предлагали пост в правлении ГОРЖД, но он отказался ради более важных сибирских проектов. И в-третьих, самое главное, — я понизил голос, — что он находится здесь, в Сибири, по личному поручению великого князя Константина, и новое общество «Сибирское Золото» создано с высочайшего соизволения, в котором я являюсь главным акционером.

Я выдержал паузу, глядя на Изю.

— Это чтобы от меня не отмахнулись, как от очередного просителя. Чтобы губернатор еще до нашей встречи прекрасно знал, с кем имеет дело, и боялся мне отказать.

Изя молчал. Но это было молчание не обиды, а озарения. Я видел, как в его голове сложный пазл складывается в единую, восхитительно дерзкую картину. Обиженная гримаса медленно сползла с его лица, сменяясь азартным блеском в глазах. Наконец его губы растянулись в фирменной одесской улыбке — смеси наглости, ума и невыразимого обаяния.

— Курила, я тебя понял! — выдохнул он. — Ой, я сделаю им такой геволт! К тому времени, как ты придешь к этому губернатору, он будет думать, что к нему на прием записался внебрачный сын самого императора!

Он бережно, как величайшую ценность, взял у меня визитную карточку, спрятал ее во внутренний карман, поправил галстук и, превратившись из моего компаньона в почтительного секретаря важной особы, направился к выходу.

Я остался один с чувством глубокого удовлетворения. Второй «каток» моего плана мести тоже тронулся с места.

Не прошло и часа, как Изя вернулся. Он не вошел — он вплыл в мой унылый номер на постоялом дворе, как павлин, распустивший хвост. Обиженная гримаса исчезла без следа. Его лицо сияло, глаза метали молнии, а в каждом движении сквозило самодовольство актера, только что сорвавшего овации.

— Ну? — спросил я.

— Ой, Курила, не спрашивай «ну»! Спроси «как»! — Он театрально взмахнул рукой, бросая на стул свою меховую шапку. — Это была не работа. Это была песня!

Он уселся напротив меня, подался вперед и заговорил страстным, заговорщицким шепотом.

— Ты бы видел этого секретаря! Такой важный поц в вицмундире, смотрит на меня, как будто я пришел у него милостыню просить. Взял твою визитку двумя пальцами, так брезгливо, и говорит: «Господин губернатор очень заняты. Возможно, через неделю найдется время».

Изя сделал паузу, наслаждаясь моментом.

— И тут я начал! Я сделал такое скорбное лицо, вздохнул и говорю ему так, чтобы все в приемной слышали: «Ах, как жаль! Мой господин, господин Тарановский, так надеялся успеть. У него ведь еще дела с бароном Штиглицем, да и Василий Александрович Кокорев ждет в Москве, не дождется». Слышу, в приемной шепоток пошел. А секретарь уже смотрит на меня другими глазами.

Изя хитро подмигнул.