Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон - Страница 35

Что заставило мысли Слайма бешено закрутиться, так это то, что Флетчер был специально выбран для вербовочной партии и тендера Солсбери из-за заговора, устроенного сыном леди Сары, Александром.

Этого-то она Слайму и не сказала! И она не сказала ему, что ее драгоценный, мать его, покойный любимый сыночек, лейтенант Александр Койнвуд, который, видите ли, должен был быть сэром, мать его, Галахадом, павшим в бою с врагами своей, мать его, страны, на самом деле был грязным извращенцем, который творил хрен знает что с такими говномесами, как Солсбери и его собственный брат Виктор!

Слайм был в ярости и одновременно испытывал отвращение. В ярости оттого, что она думала, будто сможет держать его в неведении хоть о чем-то, раз уж он вцепился в это дело зубами, и в отвращении от грязных намеков, которые Солсбери делал насчет самой леди Сары. Он не мог поверить в то, что говорил Солсбери, будь тот хоть трижды лучшим другом ее сыновей и в курсе всех их дел. Когда он думал о ней…

— Дерьмо и пламя! — сказал он вслух, стоя на коленях со щеткой в руке. — Я этого не потерплю, и точка!

Весьма странное замечание для человека, чья карьера целиком была построена на скрупулезном анализе улик.

Он с силой вдавил щетку в половицы и принялся оттирать остатки кровавого пятна, сосредоточившись на более простых вещах. Александр нанял Солсбери, чтобы убить Флетчера — всамделишно прикончить этого ублюдка! Вот это номер для парочки чертовых королевских офицеров чертового Королевского флота! Но у Солсбери кишка оказалась тонка, и самое большее, на что он отважился, — это приказать своему боцману превратить жизнь этого хмыря в ад, пока «Булфрог» совершал короткий переход из Полмута в Портсмут. Но потом этот тупой болван боцман исчез — странно, подумал Слайм, чертовски странно, — а Флетчера сгрузили вместе с остальными насильно завербованными на приемное судно для Флота Канала. И это был последний раз, когда Солсбери видел Джейкоба Флетчера.

Слайм заставил себя выбросить все остальное из головы, чтобы лучше сосредоточиться на поисках Джейкоба Флетчера. Именно для этого она его и наняла. Теперь нужно было выяснить, куда этот упырь отправился дальше. К счастью, Солсбери дал ему следующую зацепку. Солсбери знал одного офицера, который встретил старого сослуживца, простого матроса, списанного с «Фиандры» из-за грыжи, полученной от поднятия тяжестей. Этот парень сказал, что Флетчер был без ума от шлюхи по имени Кейт Бут, которая была на борту «Фиандры».

Казалось, Флетчер и его пассия рыдали в три ручья, когда расставались, и она сошла с корабля на следующий день после него, поклявшись следовать за ним. Слайму показалось, что если кто и знает, куда отправился Флетчер, так это мисс Бут. Методично он закончил уборку, убрал ведро, щетки и тряпку, снял фартук, надел сюртук и взял с полки, где хранились газеты, свежий номер «Глобуса». Он отыскал колонку с ценами и временем отправления почтовых дилижансов. Это был ритуал, призванный успокоить его разум. Он знал расписание дилижансов наизусть, и на этот раз цена не имела значения. Он поедет внутри, и к черту расходы. Платила она, а она могла себе это позволить.

16

В тот миг, как замер последний человек, я почувствовал на себе четыреста пар глаз, по крайней мере, тех, кто мог меня видеть. Купер и его офицеры сгрудились позади меня, глядя вниз на орудийную палубу. Марсовые заполнили боевые марсы, морские пехотинцы были развернуты с боевыми патронами, а орудийные расчеты стояли на своих местах у 24-фунтовых орудий главной батареи и приземистых 32-фунтовых карронад, выстроившихся вдоль шканцев и бака. Я занял позицию у лееров на шканцах, откуда мне была видна большая часть орудийных расчетов. Лишь те, что были у меня под ногами, под квартердеком, оставались вне поля зрения.

Весь корабль ждал, когда их ручной лайми исполнит свою партию. Ждал Купер, ждали офицеры, ждали матросы. Настал момент, ради которого Купер и его дядя, какими бы мотивами они ни руководствовались, строили планы и интриги, чтобы заполучить меня на борт своего драгоценного корабля для обучения его канониров. Я не то чтобы страшился этого момента, ибо на «Фиандре» меня обучили достаточно хорошо, чтобы я знал свое дело, но я ожидал, что у меня не будет к этому никакого рвения. Я ожидал, что мне будет скучно. Но мне не было.

Я посмотрел на изобилие людских ресурсов, которыми была благословлена «Декларейшн», — двести шестнадцать лиц ухмылялись мне с орудийной палубы и еще шестьдесят — от карронад. Это были мужчины лет двадцати, первоклассные моряки, и каждый был здоров, как бойцовый бульдог мясника. Их отобрали из толп добровольцев, а затем неделями откармливали в гавани свежим мясом и свежеиспеченным хлебом (об этом позаботился Купер). Даже у Нельсона в зените его славы не было такой команды.

И я посмотрел на ее блестящие новые орудия, только что с пушечных литейных заводов в Фернес-Хоуп на Род-Айленде. Я посмотрел на все это и с отвращением покачал головой, видя, какую халтуру они разводят на учениях.

Они были медлительны и небрежны. Они смеялись и шутили, когда бежали по боевой тревоге и выкатывали орудия. Это была самая веселая компания, какая когда-либо выходила в море. Они играли в клятую войну, и это наполнило меня гневом. Не то чтобы я питал особую любовь к артиллерийским учениям как таковым, но я знал, насколько плохи эти янки, а они — нет, и меня бесили самодовольные выражения на их жирных мордах. Так что я глубоко вздохнул и выдал им все по полной программе.

— Ах вы, неряшливые ублюдки! — рявкнул я львиным рыком. — Хор сраных школьниц справился бы лучше!

К тому времени у меня была грудь в пятьдесят дюймов в обхвате, и я научился пользоваться голосом, так что, уверяю вас, от моего рева краска на носовой фигуре облупилась. И, скажу я вам, им это ни капельки не понравилось. Было видно, как они дернулись, когда до них дошло. Они-то думали, что справились хорошо. Они ждали похвалы. На качающейся палубе, когда брызги летели через нос, а корабль шел добрых восемь узлов, они выкатили и закрепили свои орудия так же хорошо, как делали это в гавани. И все они были моряками, знавшими, какого труда им это стоило.

Ибо «Декларейшн оф Индепенденс» был самым большим кораблем, на котором они когда-либо бывали, а его 24-фунтовые орудия — самыми большими, какие они когда-либо видели. Первоклассными моряками они, может, и были, но весь их опыт ограничивался торговыми судами и каперами с их четырех-, шести- и девятифунтовыми пушками, где на каждое орудие приходилось по четыре-пять человек. А полный флотский расчет 24-фунтового орудия состоял из двенадцати человек и мальчика для подноски картузов. Одни только стволы были девять с половиной футов в длину и весили пятьдесят два центнера, и это даже без желто-охристых деревянных лафетов.

Вот они и ухмылялись друг другу, считая себя молодцами за то, что смогли отдать найтовы и выкатить орудия на огневую позицию, не отдавив себе пальцы колесами лафета и не сунув зажженные фитили в пороховницы.

Но они никогда не видели машинной скорости и точности британского военного корабля, который ровно давал бортовой залп в минуту. Короче говоря, ни один человек на этом корабле не знал, с чем ему предстоит столкнуться.

Бог знает, что сталось с боевыми капитанами, которые были у них во время Войны за независимость, ибо на борту «Декларейшн» в апреле 94-го года их определенно не было. Джон Пол Джонс к тому времени уже два года как лежал в могиле, и он бы в ней перевернулся, если бы увидел то, что я только что лицезрел. Дело было, конечно, в том, что у янки просто не было традиции морской службы с ее корпусом профессиональных офицеров, которую Англия принимала как должное, а назначение на командование «Декларейшн» было сделано благодаря политическим интересам семьи Куперов. По крайней мере, у Куперов хватило ума заметить свою слабость и попытаться ее исправить. Для этого-то я и был здесь.

Так что я снял сюртук и с полной отдачей взялся за дело.