Величие империи (СИ) - Старый Денис - Страница 49

Ну, не его это быть дипломатом. Лучше бы мы сейчас поговорили о каких-нибудь экономических совместных проектах. Например, с превеликим удовольствием я бы закупил у Франции два-три линейных корабля. Сейчас именно французы — и в некоторой степени испанцы — являются лучшими кораблестроительными державами. Англичане и голландцы строят корабли в разы больше по количеству, но не по качеству. Но и этим выигрывают колониальную гонку.

Ещё я бы с удовольствием открыл две-три фабрики на территории Франции. Например, мебельные. Русская мебель может быть брендом. Я же знаю, как должны выглядеть стулья, например, времен Наполеона, в стиле «империал». Но пока у нас дипломатия — будем заниматься ею.

— Французская армия бесспорно сильнейшая в Европе, если, конечно, не брать в расчёт русскую армию, которая частью европейская, но частью и азиатская. Понимают ли при дворе Людовика, что Россия ныне способна собирать огромное количество войск. Если двухсоттысячная обученная и оснащенная армия Российской империи вступится за Австрию, насколько это усложнит ситуацию для Франции? — выкладывал я условия.

Эммануэль не выдержал и встал со стула.

— Да вы просто не знаете! Австрийцы заключили мирное соглашение с Османской империей. Кроме того, имперцы обязались передать огромное количество золота и серебра на войну с вами, а также вооружение. Такие ли союзники вам нужны? — выкрикивал Эммануэль де Дюрас.

Мне стоило немалых сил показать свое удивление, или вот так же встать со стула и не начать сокрушаться и кричать, покрывая матом наших глубоко неуважаемых союзников.

То, что австрийцы и турки подписали не столько мирное соглашение, сколько перемирие, было известно всем. Более того, союзники официально нас уведомили, что не имеют больше никакой возможности продолжать войну по причине больших потерь; желают России скорейшей победы, а сами будут готовить войска и, если что, выступят через год или полтора… Скорее всего, лет так через десять.

Так что всё внешне выглядело вполне пристойно, хотя и попахивало гнильцой.

— Вы это официально заявляете или это лишь домыслы? — строго спросил я. — Могу ли я ссылаться на вас, когда возникнет вопрос о происхождении сведений?

— Мне поручено донести эти известия до вас и до канцлера Остермана. От себя добавлю, что, несмотря на секретность, бумаги были продемонстрированы французскому послу в Османской империи, — успокоившись, уже спокойным голосом говорил Эммануэль.

— Ну а как же! Османы сеют раздор между союзниками. И у них хорошо получается. А в остальном… Что ж, мой друг, я вас благодарю. Но понимает ли ваше правительство и благословенный король, что вы предоставляете России дополнительные рычаги давления на своего союзника? — сказал я. — Я не склонен к эмоциональным выводам, как, уверен, и канцлер Остерман. Австрия всё ещё остаётся нашим союзником. Но теперь может быть младшим союзником.

И пускай внутри меня бурлило негодование, я всё-таки старался думать рационально. Что бы ни сделали наши так называемые союзники, интересы России — на первом месте.

Нечего французам знать, как именно Россия поведёт себя в предстоящем европейском конфликте. Французский король спит и видит, когда же умрёт австрийский император, чтобы начать боевые действия. В иной истории они начались значительно позже, но я не исключаю, что сейчас это произойдёт раньше.

Как минимум, французы очень надеются на своих союзников — османов, которые должны дать нам бой, и тогда война может затянуться на годы. Тогда Россия не сможет самым активным образом участвовать в европейской политике, и французам удастся ослабить Священную Римскую империю.

В дальнейшем разговор был содержательным: герцог изложил то, на что рассчитывали французы. На что? Что я использую всё своё теневое могущество, повлияю на Елизавету, на Остермана и ещё на кого-то, и Россия резко сделает выпад в сторону Франции? Ну или по крайней мере начнётся дипломатическая война с австрийцами?

Нет. Сейчас все наши обзоры направлены на Османскую империю. Ссориться с кем-то нам не пристало.

— Россия не откажется от того, чтобы французы построили несколько хороших кораблей для нас. Ещё очень мал объём торговли между нашими странами. Я понимаю, что французская пенька хороша и покрывает потребности французского флота. Но вы могли бы закупить некоторое количество этого ценного товара и у нас. Наша лучше и в Индии канаты из нее прослужат вдвое дольше. Пусть Франция присмотрится и увеличит объём торговли в других областях. И урезоньте шведов, чтобы они на море не буйствовали, — выкладывал я условия.

Понятно, что я не отвечаю за внешнюю политику. Однако уверен, что сейчас не говорю ничего такого, чего бы не хотел произнести Андрей Иванович Остерман. И я обязательно к нему съезжу и расскажу суть этого разговора и объясню свои мысли.

Да и намекнуть старику нужно, чтобы не шалил тут в мое отсутствие. Остерман понятливый, даже мой визит, если я и молчать стану, оценит правильно.

Еще немного пообщались с французом, но уже ни о чем. Как всегда бывает — часа три пустых, или почти пустых, разговоров, и только минут пятнадцать содержательной беседы. Но мне все было интересным, кроме… Собственно политики. Какой-то душевный этот герцог.

Шутки ради предложил ему, когда его политическая карьера пойдет на спад, прибыть в Россию и стать преподавателем в одном из наших университетов. А чтобы вопросы финансов не беспокоили, мог уже сейчас долю вложить в одно из наших производств.

— Да? У меня есть серебро, чтобы тебе дать, — оживился в конце вечера француз.

— Взятка мне? — усмехнулся.

— Да, — ответила сама простота.

Я задумался и…

— А вкладывай в новый завод по производству… Да не важно. В Фонд переведи все деньги. Фонд же мой, правильно?

— Ну да, я слышал о том. Переведу. Там тридцать тысяч, — сказал де Дюрас.

Душевный француз. И подвоха не видит. Это же что получается, если деньги будут проведены через Фонд? Я же опубликую списки меценатов и напишу «его величество французский король Людовик XV». Вот и выйдет, что Франция спонсирует русскую армию. Смешно! Но, тридцать тысяч — это немало, чтобы вооружить, к примеру пару полков, если только не конных.

— Марта, человек, с которым я ужинал, у тебя остановился? — спросил я рыжую, когда Эммануэль, изрядно уставший, отправился спать.

— Подложить к нему девицу? — догадалась рыжая бестия.

Напрямую я не ответил, но намеком дал понять, что некоторые пикантные подробности вероятного французского посла мне не помешали бы.

— Вы сами, Александр Лукич, не желаете ли остановиться на ночь у нас? Нынче ночь на дворе. Может, переночевали бы? — прозвучал весьма интригующий намёк от Марты.

— Нет, дорогая, я к жене, — сказал я и показал видом, что сильно переживаю по этому поводу.

И всё-таки Фролову нужно более пристальное внимание уделять своей жене. Что-то мне подсказывает, что, если она со мной разбрасывается такими намёками, не появился бы кто-то ещё. Не хотелось, чтобы один из ценнейших моих сотрудников разгуливал по столице Российской империи с рогами.

— Ты поздно, — на крыльце дома, укутавшись в соболиную шубу, меня встречала жена.

— Главное, любимая, что я всегда стремлюсь вернуться к тебе и не совершаю глупостей, — сказал я, поцеловал супругу в очаровательный носик и отправился спать.

— Постой! Завтра? — сказала Юля.

— Послезавтра, — ответил я, прекрасно поняв, что она спрашивает, когда я отправлюсь в поход.

— Я буду рожать без тебя, — сказала любимая и расплакалась.

И я стоял с мокрыми глазами. Какой же сложный выбор: долг или любовь. Но я принял для себя аксиому: если предать долг, то потеряешь и себя и любовь; если любовь сильная, то ничего не потеряешь, но все преодолеешь.

Уже послезавтра я вместе с шестью полками я отправился на войну. По численности, когда эти полки вольются в мою дивизию, я всё-таки буду командовать полноценным корпусом из двух дивизий, не считая казаков и кочевников.