Величие империи (СИ) - Старый Денис - Страница 31

— Вы оставите мне две артели строителей? — пожёвывая желваками, проглотив своё недовольство, проявляя мужество и решимость, спросил датчанин.

— Не сомневайтесь. А ещё по первому прочному льду сюда начнут доставлять строительные материалы из Нижнего Новгорода и Казани. Так что, как видите, я вас не оставляю наедине со множеством проблем, а частично уже решаю их, — сказал я.

Моё путешествие в Хивинское ханство нельзя было не совмещать с другими вопросами. Как минимум, я собирался сдвинуть с мёртвой точки создание русской текстильной промышленности.

У нас уже имеются отличные прядильные станки. Один такой механизм способен заменить сразу более пятидесяти трудолюбивых профессиональных прядильщиц. У нас на подходе механизм и ткацкого станка.

Михаил Васильевич Ломоносов — это несомненный гений. Он создатель. За что не берётся — всё ему по плечу, изучает материальную часть, фантазирует, в уме производит немалое число расчётов, выдаёт такой продукт, что диву даёшься.

И тут же другой гений берет эстафету — Нартов. Великий инженер, может, чуть в меньшей степени творец, воплощающий в жизнь даже, казалось бы, невозможное. Рядом с ними целые команды инженеров, ученых. Пусть ваяют. Я, на самом деле, уже и так немало внес своей лепты.

Удивительно, как мою идею ткацкого станка, которую я вычерчивал месяца два, вспоминая всевозможные детали из виденного мной в будущем, почти что полностью перечеркнули. Да, оставили самолётный тип конструкии, водную раму как двигатель.

Действительно, и я в этом теперь абсолютно убеждён: порой подготовленному мозгу достаточно лишь только подсказать маленькую деталь, дать направление, показать, что это вовсе возможно, и тогда он создаёт уникальнейшие шедевры. Знать, каким должен быть конечный результат, как это может выглядеть, — уже оказывается больше чем половиной дела. Ну если, конечно, у тебя в команде такие гении, как Нартов или Ломоносов.

Теперь даже не знаю, как способствовать Михаилу Васильевичу, чтобы он всё-таки не забывал и о фундаментальной науке. Так и хочется ему просто вручить, отдать уже готовые наработки, которые мне известны из курса физики или химии.

Однако пытливый ум и уникальную способность находить решение в, казалось бы, сложнейших ситуациях нельзя уничтожать готовыми решениями. Нужно найти менее способных учёных, но поставить их создателями различных теорий. Позволить им якобы открыть неизвестное в науке. Ломоносову лишь давать направление.

Так что становится крайне необходимым создавать текстильное производство. Сейчас, когда его в России попросту нет, можно занимать эту нишу, вытеснять англичан и голландцев, может, даже завоёвывать некоторые их рынки. Мечты. Ну разве же не мечтателям удаётся сделать невозможное?

Уже скоро я покидал Самару. В сопровождении, по местным меркам, так и огромного войска, я направлялся в свою вотчину. Шёл туда, словно бы собирался воевать с общиной Кондратия Лапы. Расстояние, преступное прошлое, полное отсутствие контроля — все это навевает мысли о том, что быть может там не все гладко.

Но стоит надеяться, что все в меру. Воруют? Так везде это делают. Но нудно еще найти того и тех, кто смог бы наладить золотодобычу, чтобы не быть в убыток, а иметь прибыток.

Ведь всё же главной целью моей было посещение хана Хивы. Я должен был передать ему значительное количество вооружения, включая и артиллерию. Ещё с ним же останутся и некоторые русские инструктора. Не верил я, что хивинцы смогут быстро освоить артиллерию или пользование другим огнестрельным оружием. Пусть хотя бы полгода поучатся, да вникнут в азы тактики.

Так или иначе, но все, против кого хивинцам придётся действовать, не обладают таким оружием, как я привез. Нет и обученных солдат. Персы? Да они явные аутсайдеры в вопросах вооружения по сравнению с европейскими армиями, но кажутся более боеспособными, чем хивинцы. Причём я даже не видел армию Хивы, но только слышал о ней, и не особо лестное.

Удивительно, насколько споро и быстро мы продвигались по степи. Да, часть вооружения, прежде всего артиллерию, пришлось оставить позади, чтобы она нагоняла нас. Но и с ней бы не особо медлили. С пропитанием было все хорошо. Башкиры продавали по таким бросовым ценам, что уже могли бы бесплатно отдавать.

Потом мы и вовсе разделились на отдельные отряды и шли спокойно, как по своей территории. Впрочем… А разве это не Россия? Она, родимая, но может сильно другая, но наша.

Не было в этих краях ничего опасного — молчала чуйка. Более того, не было ещё ни одного башкирского рода, где бы мы, остановившись, не были приняты, не то что, как свои, а как некие герои.

— А что происходит? — спросил я Алкалина на одной из наших стоянок.

— А это особый почёт тебе выдают, — усмехнулся мой башкирский друг.

Действительно, было какое-то театральное представление. Сперва мне, сидящему на чём-то вроде помоста, обложенному огромным количеством подушек, показывали традиционную борьбу. А потом мимо стали проходить девушки. Более того, они проходили с открытыми лицами, а некоторые даже показывали свои пупки. И неизменно красотки.

Казалось, что это не может соотноситься с исламом. Но здесь и религия была своеобразная, с явной примесью чего-то местного.

— Лучших девушек этого рода показывают тебе, чтобы ты мог выбрать себе жену, — ошарашил меня Алкалин. — Выбирай, Искандер-богатур!

А ведь он знал, даже не догадывался, а должен был быть уверен, — что я собрался хранить верность своей жене. И что я её люблю, а не просто мой брак — это какой-то выгодный союз. Так что жениться больше ни на ком я не собирался.

— Да не беспокойся ты так! — рассмеялся мой степной товарищ. — Ты своим отказом не обидишь их. Напротив, если бы они этого не сделали уважаемому Искандеру, то обидели бы тебя. Да и не нужно ни на ком жениться. Половина этих женщин уже замужем.

Удивительная история. Получается, что если бы мне кто-нибудь всё-таки приглянулся, то сразу же наступил бы своего рода развод. А если бы так, без обязательств, в качестве походной жены?.. Несколько красоток были очень даже…

Но вслух это выяснять я не стал.

Вот что делает грамотная постановка вопроса и ещё более грамотный ответ на него. Ранее, пока я не вмешался, вся башкирская степь прекрасно знала, что назревает война, готовились к ней. А потом оказалось, что именно моими усилиями этой войны не произошло.

Да, решение о том, что будет строиться Оренбург, принято. И оно, конечно же, могло бы будоражить башкирское общество, не желающее полноценного присутствия русских на своих землях.

Но решение и в целом ситуация, если, конечно, утрированно и не вдаваться в подробности, может быть вполне простой: города — русские, всё, что вокруг городов, — башкирское. Можно арендовать, можно даже покупать у каких-то родов земли, но только с подписанными бумагами и по согласованию как минимум ещё с одним представителем башкирских элит, чтобы не было надувательств или принуждения.

И для башкир те небольшие территории, которые занимали города, — это ничто. Тем более, что уже сейчас есть понимание: с нами, с русскими, можно вполне удачно торговать.

И опять же, можно было этот вопрос повернуть в разные стороны, но то, что башкирские воины, пришедшие из последней войны, вдруг оказались очень богатыми и привезли огромное количество железа, — это поднимает статус не только воинов, но и всей общины, которая позволила забрать столько добра.

Так что башкиры имели свои выгоды. Ведь по большей части рядом со мной их отряды зарабатывали и деньги и уважение. Алкалин, вот к примеру, был не самым знатным старейшиной. Но теперь, как я посмотрю, иные башкирские старшины кланяются ему.

— В Крыму, мой друг, встретимся через два месяца, — прощался я с Алкалином.

А впереди был Миасс.

— Поздорову ли, барин? — как подобает скорее приказчику, чем хозяину этих земель, спрашивал меня Кондратий Лапа.

Еще на подъезде к своим землям на Миассе, меня уже сопровождали разъезды общины Лапы. Словно бы попал не на свои земли, а на враждебные.