Забираю вас себе! (СИ) - Солнечная Тина - Страница 37

Я перевела взгляд на Мея и Талмера. Оба молчали. И хотя ни один из них не выглядел против, в их глазах не было и намёка на поддержку. Лёгкое напряжение — да. И что-то, что я не хотела сейчас разбирать.

— А вы двое… — я качнула головой, — смотрю, тоже решили меня разочаровать.

На секунду в комнате повисла тишина. Я не стала её нарушать. Просто развернулась и ушла.

Ну еду я туда, и что? У меня просто нет выбора. Мей, который сам достал это приглашение, должен был знать, к чему это приведёт.

Да, я не та Таша. Я не злая. Не жестокая. Но разве это значит, что теперь я должна сыпать лепестки цветов направо и налево? Раздавать прощения и милосердие тем, кто его даже не просит? Отказываться от любой ответственности только потому, что кому-то это не нравится?

Я изменилась, да. Но не превратилась в святую. Я не могу быть мягкой только потому, что теперь это от меня ждут. Это не честно. А еще очень подозрительно.

И если вы действительно мои, — подумала я, проходя по коридору, — то пора бы уже это понять.

Я направилась в кабинет, но настроение что-либо делать испарилось. Ни желания, ни сил разбираться с бумагами не было. Просто села за стол и проверила, какой бюджет могу потратить на нового раба. Цифры были в порядке. Всё сходилось.

Кривлюсь. От самой мысли, что я правда собираюсь это сделать — купить кого-то. Живого человека. Пусть и по местным меркам — вещь, собственность. Но для меня — всё ещё человек.

Закрываю журнал. Лучше не сейчас.

Выдохнув, поднимаюсь со стула и выхожу из комнаты. Может, просто почитать? Какую-нибудь весёлую книгу. Роман, в идеале — с хэппи-эндом. Ясное небо, поцелуи, безумная любовь. Надо себя отвлечь. От этих тяжёлых мыслей.

Жаль телевизора в этом мире не придумали.

Я шла в библиотеку, стараясь не думать ни о мужьях, ни о завтрашнем дне. Пробегала пальцами по корешкам книг, и вдруг взгляд зацепился за секцию, посвящённую цискам. Почти машинально потянулась, достала одну из книг. Пролистала — браки, связь, поведение в паре.

Оказалось, информации о них было немного. Но то, что находилось, заставляло задуматься: жены для цисков — как драгоценности. Они не просто их берегут. Они… обожествляют. Любят, как умеют только они. Страстно. А еще у них нет разводов. Вроде как вообще не придумали. Потому что жена — это истинное благословение богов.

Ага. Я уже заметила. Чуть что — сразу рогом на меня смотрят. Фыркнув, я вернула книгу на место.

— Лея. Могу я зайти? — раздался тихий голос Томрина от двери.

Я обернулась. Внутри всё ещё отзывалась неприятная нотка от нашего мини-свидания на кухне. Я тогда не справилась. Он — тоже.

— Заходи. Ты что-то хотел обсудить про завтрашний день? — голос был нейтральным, почти деловым.

— Почему вы испытываете боль, когда смотрите на меня? — неожиданно спросил он.

Я сжала губы. Слишком откровенный вопрос. Слишком болезненный.

— Если это всё, что ты хотел узнать, то уходи. Я не в настроении, — сказала я, отворачиваясь.

— Лея, — он сделал шаг вперёд. — Я хотел извиниться. Я был не прав.

— Ты решил не поддерживать больше ваш марш протеста против того, что я еду на торги? — вскинула я бровь, наблюдая за ним.

Томрин не отвёл взгляда. — Я решил, что не знаю всех ваших мотивов, — произнёс он спокойно. — Пока что всё, что вы делали в последнее время, меня удивляет. Есть надежда, что и это тоже удивит… в хорошем смысле.

— Ты не думаешь, что я не должна вас удивлять ? — голос стал твёрже. — Я ваша лея, а не клоун для эмоций и неожиданных поворотов.

Он чуть улыбнулся. Грустно.

— Может, в этом и проблема, — тихо сказал он. — Вы перестали быть предсказуемой. Но, лея… я не уверен, что это плохо.

— Что ты хотел, когда пришёл сюда? — спросила я холодно, не глядя на него.

— Я хотел извиниться за своё поведение, — ответил он тихо.

— Ты это сделал, — кивнула я. — Можешь идти.

Он помедлил. — Могу я спросить, почему еду именно я?

— Потому что мне могут потребоваться твои способности, — ответила я резко.

Он кивнул, принимая ответ. Но не двинулся.

— Уходи, Томрин.

Он всё ещё стоял, и это начинало раздражать.

— Таша, — проговорил он, чуть дрогнув голосом. — Я не имею права надеяться… но я бы хотел вернуть то, что было.

Я сжала губы. Подняла взгляд.

— Уходи, — повторила я тихо, но твёрдо.

Он ушёл, а я, не сдержавшись, с силой ударила по полке с книгами. Больно не было — но вот внутри всё будто разлетелось на куски. Теперь и читать не хотелось. Хотелось только… плакать.

Слёзы подступили неожиданно, тяжело, густо, будто я сдерживала их уже много лет. Я сползла вниз по стене, обхватив себя руками, зарывшись лицом в колени. Всё тело сотрясала дрожь. Холод пробирал до костей, но самое страшное было не в теле — а внутри.

Пусто. Как будто вся суть моего "я" выгорела, оставив за собой чёрную, вязкую, обжигающую дыру. Я чувствовала себя чужой в этом теле, в этом мире, в этой истории, в этих отношениях. Я никому не принадлежала. Ни себе, ни им. Никому.

Я задыхалась от чувства ненужности. От невозможности объяснить, насколько всё невыносимо. Мне было страшно. Одиноко. Больно. Я тихо всхлипывала, а потом рыдания прорвали всё — и я плакала беззвучно, мучительно, судорожно, будто плакала за всю ту Ташу, что умерла и за ту, что осталась. За девочку, которая хотела быть хорошей. За женщину, которой не дали шанса выбрать.

Слёзы лились не останавливаясь. Лицо горело, руки затекли, но я не могла разжать пальцы. Хотелось исчезнуть. Раствориться в этих тенях между книжными полками и больше никогда не вспоминать, каково это — быть живой.

И вдруг…

Становится тепло. Не от воздуха — от прикосновения. Чьи-то руки. Тёплые, крепкие, осторожные. Обнимают. Укрывают от этого холода.

Я не слышала шагов, не чувствовала, как он подошёл. Просто — вдруг — я уже не одна.

Он осторожно прижимает меня к себе, гладит по волосам, по спине, не говоря ни слова. А я всё ещё плачу. Тихо, уткнувшись в его грудь. Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем он шепчет:

— Тише, девочка. Всё будет хорошо. Я рядом.

Глава 39

Он не говорил ничего. Просто сидел рядом, пока мои рыдания не утихли хотя бы до ровного дыхания — но и это было иллюзией. Стоило вдохнуть чуть глубже, и внутри снова всё сжималось. Боль будто пульсировала в груди, отдавала в горло, в висок, в самые кончики пальцев. Я не могла остановиться. Не могла дышать.

Он обнял крепче. И начал укачивать. Осторожно, как ребёнка, прижав меня к себе, чуть покачивая, как будто пытался выровнять во мне разбушевавшуюся бурю. Пальцы его были в моих волосах, дыхание — у моего виска. Он не знал, что сказать. Или знал — и понимал, что сейчас это бесполезно.

И я плакала.

Снова.

Словно мир кончился, и я осталась одна на его обломках.

Он не пытался меня прервать. Просто терпеливо держал, покачивал, укачивал. Пока я не начала медленно проваливаться — не в покой, но в усталость. Эмоции выжгли всё.

Он поднял меня на руки, будто я почти ничего не весила. Осторожно, не разжимая объятий. Я прижалась к нему, уткнувшись в шею. Меня не трясло — но внутри всё было так хрупко, что я боялась, если он отпустит — я просто рассыплюсь.

Он отнёс меня в спальню. Уложил на кровать. И, не спрашивая, лёг рядом, не покидая меня даже на мгновение. Рука легла мне на спину. Второй он прикрыл мои волосы, будто боялся, что сквозняк ранит меня.

Я лежала к нему лицом. С закрытыми глазами.

Томрин.

Он вернулся.

— Я не мог уйти, — прошептал он. — Ты... Ты горишь этой болью так ярко, что невозможно отвернуться. Она прожигает насквозь, лея.

Он коснулся моего лица, тыльной стороной ладони.

— Я хочу помочь. Что я могу сделать, чтобы тебе стало легче? Скажи.

А я только крепче вжалась в него.

И заплакала снова.

Я лежала, вжимаясь в подушку, пока дыхание постепенно не выровнялось. Глаза горели от слёз, горло саднило. Руки дрожали. Но я хотя бы дышала.