Забираю вас себе! (СИ) - Солнечная Тина - Страница 13

Мейлон. Красивый, зараза. Все они тут чертовски красивые. И пока я рассматривала линию его ключицы и солнечный загар, вчерашние мысли снова проклюнулись: Что со мной? Почему тянет к ним вот так — физически, магически, необъяснимо?

Он заметил. Конечно, заметил.

— Мне принести ваши игрушки? — его голос был осторожным, но без страха. Они уже привыкли, что Таша балует их только так. Через боль.

Я нахмурилась, вздохнула глубже, стараясь отогнать мысли.

— Нет. Можешь идти, — сказала я, не глядя.

Он застыл. Потом — медленно, с благоговением и отчаянием — встал на колени прямо на кровати, передо мной, обнажённый, открытый, уязвимый.

— Прошу… не прогоняйте.

И вот тогда меня осенило. Он не автономный. Как я надеялась. Он зависим от близости с Ташей, как и остальные. Черт…

— Сколько прошло дней? — тихо спросила я, пристально глядя ему в лицо.

Он отвёл взгляд, затем вернул его, как будто собираясь с духом: — Четыре.

Четыре. А Кайрен умолял после пяти. Значит, это правда какой-то порог.

Я медленно провела ладонью по его щеке. Он чуть подался навстречу, как кошка под ласку. Его кожа была тёплой, бархатистой, и я почувствовала, как что-то во мне вспыхивает — тепло, стянутое в низ живота, зов, потребность, волна… Интересно, когда я видела Ташу во сне, я никогда не ощущала такое желание с ее стороны. Только удовольствие от боли.

Он поднял на меня глаза. Боже…

Желание накрыло с головой. Не моё. Или не только моё. Это была магия. Энергия. Симбиоз. Я чувствовала, как в нём что-то просыпается от моего прикосновения. Как его тело стремится ко мне, а моё — отвечает.

Циски. Что за дьявольский вид… Что вы со мной делаете?

Я подалась вперёд, едва заметно — просто чтобы быть ближе. Чтобы заглушить тревожные мысли. Чтобы почувствовать, а не анализировать.

Мои губы сами нашли его губы.

Он замер.

Глава 12

На миг. На вдох. На целую вечность.

А потом — почти с облегчением — ответил. Сначала робко, будто не верил, что имеет право. А затем с растущей уверенностью. Глубже. Сильнее. Настоящее желание прорвалось сквозь маску покорности.

Я чувствовала, как он дрожит, не от страха — от отклика. Как будто с этим поцелуем я дала разрешение быть собой, хотя бы на миг.Он сжал мои плечи. Не больно. Осторожно. И поцелуй стал длиннее. Жаднее. Теплее. Сладкий, тягучий, пробуждающий изнутри.

И я отвечала ему. Потому что в этом поцелуе было нечто большее, чем просто прикосновение губ — была дрожащая тоска по близости, по теплу, по связи, которая сильнее слов.

В нём сплелись зависимость и свобода, покорность и первобытный зов желания, нежность, от которой сжималось горло, и… что-то пугающе глубокое, о чём я боялась подумать всерьёз.

Этот поцелуй был не просто сладким — он прожигал до сердца.

И я тонула в нём, забывая, кто я, откуда пришла — и почему до сих пор сопротивлялась.

Он потянулся к моему платью, пальцы дрогнули у подола, начали осторожно снимать — и вдруг замер, будто что-то вспомнил, и отдёрнулся, разорвал поцелуй, отстранился, хрипло выдохнув:

— Простите меня за наглость, лея.

А мне… стало обидно. До боли. До досады в горле и стягивающего чувства в груди, будто он отнял у меня нечто важное.

— Я накажу тебя…

Он сразу опустил взгляд, спокойно и смиренно:

— Как пожелаете, лея.

— Если ты ещё раз остановишься в такой момент и начнёшь извиняться, я тебя накажу, — выдохнула я, тихо, но с нажимом, глядя прямо в него.

Понадобилось несколько секунд, чтобы он осознал мои слова. А потом — я видела, как в нём что-то меняется. Как неверие сменяется чем-то горячим внутри.

Он подался ко мне и сам потянулся к моим губам. Целовал уже не с робостью, а с голодной смелостью жадности и неверия, пальцы вновь коснулись платья, и теперь он не остановился.

Снимал медленно, но решительно. Как мужчина, который знает, что хочет — и которому это наконец разрешили получить.

Его губы жадно скользили по моей коже, нежно и вместе с тем уверенно, словно он запоминал меня таким образом. Там, где ткань уже не закрывала, он оставлял горячие поцелуи — на ключице, ниже, на груди, по изгибу живота. Я запрокинула голову, и тихий стон сорвался с губ — не сдерживая, не скрывая ничего. Он это заслужил. Его губы, пробуждающие во мне сотни горячих искр, растекающихся под кожей, заслужили каждый мой стон желания.

Каждое его прикосновение будто разжигало искру, а потом — пламя. Я раскрывалась перед ним, чувствуя, как мое тело само отзывается, тянется, подчиняется его рукам, его воле. И с каждым выдохом, каждым поцелуем, он становился смелее. Его руки уже не просили разрешения — они исследовали, требовали, брали. Но не грубо. Напротив — с той силой, перед которой невозможно было устоять, которой хотелось подчиниться.

Я ощущала, как в нём нарастает напряжение, как мужская энергия, сдерживаемая и мощная, окружает меня. И как сама я таю под этим напором, отдаваясь. Мне нравилось… нет, сводило с ума то, как он берёт над мной верх — так, что ни малейшего страха, только восторг и сладкое желание раствориться в его власти.

И он это чувствовал. Чувствовал каждую мою дрожь, каждый податливый вздох.

Он медленно, с почти благоговейной осторожностью, снял с меня платье полностью, обнажив меня до последней детали — и замер. Его взгляд скользнул сверху вниз, будто лаская, задерживаясь на каждом изгибе, на каждом участке кожи, где только что были его губы.

Он не торопился. Не рвался к действиям. Просто смотрел, и в этом взгляде было всё: восхищение, желание, голод, трепет. Будто я была не просто женщиной перед ним. Тайна. Дар. Богиня, к которой можно прикоснуться только в самые отчаянные моменты.

Я чувствовала, как в этот миг перестала быть просто телом. Я стала для него желанием, мечтой, огнём, от которого он не хотел отрываться.

— Ты прекрасна, — прошептал он, будто не мог сдержать эти слова, и в его голосе было так много восторга, что я сама едва сдержала дрожь.

Он потянулся ко мне снова, и на этот раз в его поцелуе не было ни капли нерешительности. Губы смело сомкнулись с моими, жадно, с властной требовательностью, будто он больше не просил — он брал.

Когда я открыла глаза, первое, что бросилось в них — это перемена. Не было больше страха. Не было подчинения. Он смотрел на меня иначе. Уверенно. Глубоко. И я осознала: мы поменялись ролями. Не я — над ним. А он — надо мной. В этот миг он был моим господином.

Его руки стали другими — твёрдыми, горячими, чувственными. Он ласкал меня так, будто знал, что каждая точка под его пальцами — его территория. Его право. Его наслаждение.

А потом эти пальцы опустились ниже, скользнули по внутренней стороне бёдер, и я невольно раздвинула ноги, пылая от желания, не способная — да и не желающая — сопротивляться этой уверенной власти.

Он знал, что делает. И мне это нравилось. Даже слишком.

Он не стал тянуть.

Его тело нависло над моим, горячее, властное, и я неотрывно смотрела в его глаза, пока он входил в меня. Медленно, но без тени сомнений, он просто наслаждался моментом, неспешно присваивая меня себе. И с каждым сантиметром, что он заполнял меня, я ощущала, как внутри разгорается пожар.

Мой стон сорвался сам собой — влажный, приглушённый, насыщенный сладкой болью нетерпения и наслаждением.

Больше он не медлил. Кажется, это была единственная секунда его слабости, потому что после он сорвался с цепи.

Он двигался с силой и уверенностью, будто точно знал, чего я хочу. И я действительно хотела — хотела его всего, полностью, без остатка. Хотела раствориться в этой близости, забыть, где кончается моё тело и начинается его. Быть только эмоциями, только жаром, только тягой, что не требует слов.

Мои пальцы сжались в его плечах, ногти впились в кожу. Он это почувствовал — и ускорился, сильнее, глубже, грубее. Я выгибалась навстречу, ловя каждое движение, каждую вспышку удовольствия, что проносилась сквозь меня волнами.