Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 29

— Это твой Котя? — насторожился я.

— Нет, — отрезала она и отвернулась.

Но по глазам было видно, что Аня врёт.

Не дожидаясь новых вопросов, она схватила полотенце и скрылась в ванной, хлопнув дверью.

Я посмотрел на миску. Рекс уплетал кошачий корм за обе щеки, довольно хрюкая. Я хмыкнул.

— Эх, слабак…

Я закончил с кашей, оставил тарелку в раковине и пошёл в комнату. Всё-таки по квартире я слонялся в одних трусах. Не то чтобы Аню это хоть сколько-нибудь смутило, просто было стремно самому. Вот приведу себя в форму — и тогда можно будет щеголять.

Я открыл дверцу старого шкафа и… озадаченно вскинул бровь. На вешалках уныло висели три рубашки. Одна в мелкую клетку, потерявшая цвет, вторая серо-жёлтая с залоснившимися манжетами, третья и вовсе с оторванной пуговицей. Рядом болтались пара пиджаков, помятых так, что даже утюг не возьмёт. Брюки с затёртыми коленями висели тут же…

Всё это было похоже на склад секонд-хенда, куда свозят тряпьё по гуманитарке.

На нижней полке валялись старые спортивные трико с вытянутыми коленками, ткань была заляпана белой краской. Рядом лежала майка — серо-бурая, с жирными пятнами.

Такое бы «добро» в поле на пугало надеть, чтобы ворон разгонять…

Я смотрел на это всё недолго. Сходил на кухню, взял ещё один пустой пакет, тряхнул его, чтобы раскрылся.

— Ладно, начнём новую жизнь с чистого листа.

Первым в пакет полетели рубашки. Потом брюки. Следом пиджаки, от которых пахнуло старым потом и нафталином. Я складывал всё быстро, будто боялся, что рука дрогнет и я пожалею.

Закончив, я выпрямился, вытер ладонью лоб и оглядел опустевший шкаф. Пусто. На перекладине сиротливо осталась висеть одна белая рубашка — почти новая, видно, Вовка берег для праздников. Но и она смотрелась жалко.

Я натянул старые кеды, которые больше напоминали тапки на шнурках. Надел трико с вытянутыми коленями и майку. Взял тяжёлые сумки, набитые выброшенной жратвой и ветхой одеждой. Рекс прыгал вокруг, виляя хвостом, явно предвкушая прогулку.

— Ну что, боец, пошли.

Мы вышли в подъезд. Я — нагруженный как ишак, пёс — радостный и суетливый.

Лифт тронулся вниз, и я почти автоматически поднял глаза на табло с цифрами. Когда на электронном экране замерла цифра четвёртого этажа, где жил Юра со своим кобелём, я невольно сжал кулаки.

Но кабина не остановилась. Лифт поехал вниз.

Мы вышли из подъезда.

Я подтащил сумки к мусорным бакам. Рекс важно шёл рядом, но его взгляд то и дело скакал по сторонам, будто он ждал подвоха.

Я поднял первый пакет и закинул в контейнер. Тяжело бухнуло внутри. Следом полетели второй, третий, четвёртый.

Всё.

Старый хлам остался там, где ему и место.

Я вытер ладони о штаны, посмотрел на Рекса.

— Ну что, готов?

Собака глянула снизу вверх, поджала уши и тихо тявкнула, будто отвечая.

— Будем бежать. Но смотри, братец, халявы не будет.

Я сделал первые шаги. Рекс побежал рядом, то забегая вперёд, то оглядываясь на меня.

Первые метры дались легко, но стоило ускориться хоть немного — и организм моментально показал, насколько он в упадке.

Каждый шаг отдавался глухим щелчком в коленях. Жир трясся в такт шагам. Да я, мать его, как Годзилла — сейчас асфальт подо мной треснет, и останутся следы, как археологическая находка для потомков.

Но я, стиснув зубы, бежал. Пусть медленно, пусть, наверное, любой школьник, даже первоклашка, на физре обогнал бы меня играючи, но я не останавливался.

Пот катил градом, заливал глаза, футболка моментально прилипла к спине. Дыхание сбивалось, а лёгкие будто сжимали в кулак, воздух резал горло. Каждые десять метров хотелось остановиться, согнуться пополам и выматериться так, чтобы весь район услышал.

— Давай, давай, родной, — шепнул я себе под нос.

Рекс бежал рядом, иногда косился на меня, и в его собачьих глазах было что-то вроде поддержки: «Держись, мужик, прорвёмся».

Глава 15

Сразу за домом расположилась церковь, правее детская площадка, целый этакий городок. А чуть ниже был парк, стоявший на реке.

Когда я «добежал» до парка, организм буквально пылал, как при повышенной температуре.

— Отлично… — я с трудом сглотнул вязкую слюну. — Сейчас окунуться не помешает.

В голове уже рисовалась картинка: скинуть вонючую, мокрую от пота майку, шагнуть в воду, и пусть течение смывает усталость и все проклятые лишние килограммы.

Я «побежал» дальше, скорее уже перейдя на быстрый шаг. Остановился у набережной, упёрся руками в колени, отдышался. Сердце колотилось так, что я слышал удары пульса в висках.

В этот момент боковым зрением я заметил фигуру. На бетонном блоке у самой воды сидел бомж — сгорбленный, небритый и с мутной тоской в глазах. Ладони его были уткнуты в колени, рядом лежал пластиковый пакет, в котором, похоже, не было ничего, кроме пустых бутылок.

Я посмотрел на него внимательнее. Обычный, из тех, кого мы привыкли не замечать. Но в лице его было что-то знакомое… боль прожитых лет.

— Ты чего, отец? — спросил я, присаживаясь на корточки неподалёку.

Он поднял на меня глаза, в них промелькнуло удивление. Было видно, что давно с ним по-человечески никто не разговаривал.

— Да чего… — он вздохнул. — Жизнь помотала. В девяностых прогорел. Свой бизнес был маленький… да тогда жрали всех подряд. Хату потом отняли… и вот, оказался на улице.

В его голосе так и сквозила пустота.

— Даже бухнуть нечего, — добавил он горько. — Вот и сижу, воздух глотаю.

Я кивнул, чуть задумавшись.

— Понял. Девяностые — тяжёлое время.

Я сунул руку в карман, вытащил пятёрку — пробежка пробежкой, но бабки я привык носить с собой. Не все, конечно, но жизнь разные сюрпризы может выдать. Протянул деньги мужику.

— На, держи. Только давай без саможалости, бери себя в руки и сопли вытирай, — сказал я.

Он взял купюру так осторожно, будто я ему золотой слиток вручил.

— Спасибо, брат… спасибо, что хоть слово сказал по-человечески, — прошептал он.

Я пожал плечами.

— И ещё. Там за домом, в мусорке, я мешки выкинул с одеждой. Пиджаки, брюки, рубашки — может, что-то под себя подберёшь. Хлам, конечно, но лучше, чем ничего.

Глаза у него загорелись.

— Спасибо, — сказал он уже твёрже и как-то странно покосился на моего песеля. — Спасибо тебе, милый человек, падлой буду не забуду.

Я кивнул и поднялся, глядя на реку. Не знаю почему зацепило… каждому своя доля досталась в девяностых. Одни выжили, другие — вот так остались с пустыми руками.

Я стянул с себя мокрую от пота майку, штаны и кеды с носками — оставил кучкой на берегу.

Вдохнул полной грудью — вода пахла речной тиной. Рекс сидел рядом, шевелил ушами, смотрел на меня с сомнением.

— Чё, думаешь, кинуть тебя в воду, чтоб сразу поплыл, как торпеда? — сказал я, глядя на пса. — Ладно, обойдёшься. Сиди, охраняй шмотки.

Песель тихонько тявкнул, будто понял, что участь быть выброшенным в реку пока отменяется.

Я шагнул в воду. Ощутил приятный холод по щиколотки, потом зашёл до колен, привыкая. Тело отозвалось приятной дрожью. Я нырнул, сделал пару резких гребков.

Вода оказалась именно такой, какой я ждал: прохладной, но не ледяной. Каждое движение рук и ног было как упражнение с дополнительным весом. Отличная нагрузка, идеальная даже.

Тело неплохо плавало, видно, Вовка часто приходил на реку купаться. Я доплыл до середины реки, чувствуя нагрузку. Развернулся к берегу… и застыл.

На том самом месте, где я оставил Рекса, началась непонятная суета. Пёс носился кругами и визжал, будто обезумел. А рядом стоял бомж и ковырялся в моих вещах. Он наклонился к моей кучке одежды, что-то поднял… и посмотрел прямо на меня.

— Да… твою мать, — выдохнул я, ускоряя гребок и плывя обратно к берегу.

Выбрался на берег, и первым делом кинулся к кучке, где должны были быть шмотки.

Пусто.

Погодьте… а Рекс где⁈