Предзимье. Осень+зима (СИ) - Лаас Татьяна - Страница 81

Она сухо ответила ему, не пытаясь даже возражать — это как об стену горох с Виноградовым:

— Постараюсь разобраться без ваших советов. И удачи вам. Без издевки удачи — я переживаю за Кота, пожалуй, больше, чем вы. Для вас он лишь объект охраны. Для меня он друг.

Виноградов забрал у неё бумаги и выпрямился — коломенская верста, а не человек. Выше даже Ильи и Кота, а те далеко не маленькие.

— Кстати, меня просили передать — на первом этаже вас ждут. Кто-то пришел вас навестить. Надо же! Кто-то пытается дружить с нечистью — дорожите этим.

Тая проглотила пожелания очень нехорошей дороги Виноградову с неприличным пунктом назначения — с таким характером он рано или поздно сам туда припрется без Таиных подсказок.

— Кстати, — все же не удержалась она, говоря в спину Виноградова. — Говорят, в Круглом озере у промзоны живет русалка. Она лечит все любовные раны, даже вашу может. Навестите, пока она еще не ушла в зимнюю спячку. Всем в вашем окружении станет легче, даже вам самому, Демьян Анатольевич.

Он разъяренно разглядывал Таю, замерев в дверном проеме:

— Так меня еще не посылали.

— Значит, никто до этого не хотел вам добра.

— Не лезьте куда не просят, — он закрыл дверь — даже не хлопнул ею. Выдержка!

Тая горько рассмеялась: а ведь она верила в легенду с русалкой. Ну и… Пусть Виноградов дальше ходит обиженным букой, раз не удержал свою луговушку или берегиню. Из-за кого-то же он так ненавидит нечисть.

Тая не стала следовать совету Виноградова — первым делом она позвонила Белкину: он мог вмешаться и надавить на врачей с выпиской. Жаль только, что трубку он не брал. Дед был таким же упертым на службе. Когда родители попали в аварию, Тая в хлам разрядила свой походник, не меньше сотни раз позвонив деду, но он трубку тогда так и не взял — у него шел какой-то важный эксперимент. Тая сама ездила с полицией на место аварии и потом в морг… Позвонить Сумарокову? Но он тут вообще не имеет веса пока… Ладно, она еще подумает, за какую ниточку дернуть, чтобы выбраться отсюда, а пока её кто-то ждет на первом этаже. Тая, гадая, кто же из змеек решил её навестить, накинула поверх пижамы длинный, безразмерный свитер, купленный Гордеем, и с разрешения охраны пошла на первый этаж по лестнице — видимо, из-за вчерашнего решили не рисковать и не пускать больше посетителей в патологию. Интересно, тут вчера поднимался Илья? Если тут, то никаких следов не осталось — ступеньки целы, перила тоже. В отделении, где лежала Тая, даже дверь успели починить. Хотя… Дверь на втором этаже, ведущая в хирургическое отделение патологии выглядела подозрительно новой. Тая замерла, прикасаясь к дверному косяку — пальцы замарались в краске. Точно, дверь так же восстановили, как и в их отделении. Только зачем Илье рваться сюда, если он прицельно шел за жизнью Кота? Тая огляделась еще раз — как и говорил Виноградов, камер тут не было. Чума! Все не так просто, как пытается показать Виноградов. Илья совсем слетел с катушек и шел, куда шлось, или… Это в отделении был все же не Илья. Надо рвать когти из больницы — на свободе слишком много дел. Тая достала телефон, сфотографировала на всякий случай свежую краску на двери и отправила фото Владимиру. Потом Тая подумала и написала: «Владимир Осипович, вы не могли бы меня навестить сегодня?» Ответ пришел мгновенно: «Скоро буду!» Интересно, он еще хранит верность Зимовскому или нет? Выдаст он Таю или нет…

Она спешно принялась спускаться дальше — из хирургии выползли медбратья с пачками сигарет в руках и недовольно провожали взглядом Таю. И как можно быть медиком и при этом курить? Сумасшествие!

На первом этаже располагалось поликлиническое отделение для магмодов, проживающих в поселке и не вызывавших подозрения в неадекватном поведении. Сейчас тут было пусто — дневной прием закончился. В небольшом зале ожидания перед регистратурой сидела пожилая женщина, лет семидесяти, не меньше. Одета она была скромно: по-деревенски завязанный красный платок, черное пальто, длинная, почти в пол юбка, стоптанные сапоги. Лицо, напоминавшее печеное яблоко, было незнакомо. Виноградов не был похож на шутника, но может, Тая все же плохо разбиралась в людях? В нелюдях, кстати, тоже. Зачем Илья полез к Коту и зачем ломился в хирургию? Она ему вообще написала не приезжать. Сложно было послушаться?! А она теперь гадает: это он был… или не он.

Тая на всякий случай осмотрела длинный, покрашенный в якобы успокаивающий зеленый цвет коридор. Свет в нем был погашен, только скучала экзотической рыбкой в ярком аквариуме регистратуры барышня в лиловом костюмчике. Она сидела за стойкой и что-то читала, периодически зевая.

Старушка неловко поднялась со своего места и, опираясь на старую, кривую, самодельную клюку, направилась к Тае.

— Добрый день, Таисия Саввовна, — немного невнятно сказала она высоким старческим голосом.

— Извините… — Тая еще раз внимательно оглядела женщину. Она точно её не знала.

— Я Мария Федоровна, мать Аглаи Степановны.

Тая воспитанно подошла ближе:

— Мы не знакомы. Я не совсем понимаю…

— Да как же незнакомы! — возмутилась старушка, она даже клюкой своей недовольно стукнула. — Моя дочь у вас уже двадцать лет служит. У вас и Семена Васильевича, царствие ему небесное, — старушка истово перекрестилась, явно не зная, что дед был отлучен от церкви за свои взгляды.

Только сейчас Тая поняла, кто такая Аглая Степановна:

— Вы о Глаше?

Старушка кивнула сердито:

— Да, о моей дочери Аглае Степановне Спиридоновой. О ком же еще.

— Она уволилась еще неделю назад, в день, когда умер Семен Васильевич.

— Не ваша правда! Аглая приходила домой и говорила, что…

Тая вздрогнула, пытаясь вспомнить, подписывала ли она в той кипе документов, которые оставил дед, бумаги Глаши? Её вина — не проследила. Формально может оказаться, что Глаша все еще служит ей и получает жалование. Вот раззява ты, Тая!

— …уехала на утреннем маглеве.

— Куда? — не поняла Тая, пропустившая половину сетований старушки. Та обиженно поджала сухие, тонкие губы и принялась пояснять по новой:

— Да я же и говорю: Аглая пришла, сказала, что вы распорядились перевезти ваши вещи в столицу и подготовить жилье к вашему возвращению. И в то же утро уехала в столицу на маглеве. Сказала, что приедет быстро, дня через три-четыре, сказала, что я узнаю, когда она поедет, значится… А тут уже неделя и ни слуху, ни духу. Я вас искала, так искала — вы же дома не показываетесь. Потом узнала, что вас сюда доставили, но в больничку к вам не пускали. Вот, токмо сегодня и смогла повидаться с вами. Позвоните Аглаше, скажите уже, когда она вернется домой. Я волнуюсь за неё.

Вот же… Не было печали. Глаша рванула куда-то в столицу под надуманным предлогом, а Тая её должна искать. С другой стороны, Марию Федоровну было по-человечески жаль — не в её возрасте искать исчезнувшую дочь.

— Я постараюсь вам помочь, — сказала в конце концов Тая. Попросит Владимира — ей все равно для Виноградова нужно придумать причину, по которой она дернула сюда секретаря Ильи — прицепится же с этим.

Взяв у женщины номер стационарного телефона и записав адрес, она еле проводила её до двери — дальше Таю не пропустил охранник в больничной форме. Не положено! Сбежать бы мимо этого «не положено»… Тая вернулась в холл и присела в ожидании Владимира. Мысли вяло крутились в голове — той после вчерашнего было плохо. Глаша эта еще пропавшая… Ей бы с Ильей разобраться… И с колыбельщиком. Колыбельщицей!

Владимир примчался через десять минут — чудо, а не парень! Илья, если невиновен, годовую премию обязан выплатить парню за отзывчивость. Тая попыталась встать, но Владимир замахал руками, как мельница:

— Сидите, сидите, Таисия Саввовна… И добрый вечер… — он опустился на стул рядом и честно признался, вытягивая ноги: — устал, как савраска… Что-то носимся, носимся по приказу этого Виноградова, а толку ноль.

На последних словах он так выразительно посмотрел на Таю, что та не сдержала улыбки: Владимир свой! Он сохранил верность Илье.