Предзимье. Осень+зима (СИ) - Лаас Татьяна - Страница 29

— Я…

— Таисия Саввовна, не надо оправданий — я вас понимаю, но прошу: будьте осторожны.

Она четко сказала, пытаясь не допустить обиды в голосе:

— Я осторожна. А вы предвзяты.

— Я не предвзят — вы единственная в моем окружении, на кого подействовала колыбельная. Один этот факт до смерти меня пугает. Вы уязвимы перед колыбельной, в отличие от моих людей. Ты… Вы можете стать следующей.

— Я могу за себя постоять. Вероятно, — добавила она, вспоминая оправдывающегося утром Метелицу.

— Именно. Вероятно. Давайте я вас сейчас провожу до дома — мне и моим людям так будет гораздо спокойнее. И пообещайте, что не будете танцевать сегодня ночью на полях.

— Не хотите пропустить такое зрелище?

Он фыркнул, давясь смехом:

— Грибочек, у меня правда много дел — я спать не успеваю, давай танцы оставим на потом?

— Точно, боитесь пропустить.

— Мрак… — Зимовский взял её под локоть и упрямо повел к лесу, где на парковке у озера стоял его автомобиль. Тут всего ничего пройти, метров двести, только Таино сердце все равно пошло вскачь — лес же.

Зимовский поймал её затравленный взгляд и отпустил локоть, беря за руку. Его ладонь была теплой и надежной, наверное. Во всяком случае лес не полез к Тае. Озеро молчало, храня свою тайну — жива ли русалка до сих пор.

— Кстати, я кое-что узнал об Орлове.

Тая не сдержала свой язык — иногда она ничем не отличается от Даши:

— Например, что он магмод-лис?

Зимовский подтвердил кивком:

— И это тоже. Мне удалось узнать, что он нестабилен. На него собрано много доказательств нестабильности и общественной опасности. На него даже его родители дали показания — у него часты срывы, когда он уничтожает все вокруг себя.

Тая вспомнила слова Даши, что Вероника и Святослав жили как кошка с собакой после войны. Оказывается, все было гораздо хуже. Тут только пожалеть обоих оставалось. Нике явно было нелегко с непредсказуемым мужем, а ему тяжко от осознания собственной опасности. При переходе из более крупной формы жизни в более мелкую выделяется много магоэнергии, и она может неконтролируемо прожарить не только мозги магмода, но и окружающих. А когда наоборот перестраиваешься из мелкой лисы в человека, может не хватить энергии и тогда в мозгах мрут нервные клетки от гипоксии — искусственный инсульт, который сам себе устраиваешь раз за разом. И никто не виноват, и ничего не изменить. Только пожалеть Нику и её мужа.

Зимовский продолжал:

— …у него были спонтанные выбросы магоэнергии. Предполагалось его тщательное обследование, но судя по тому, что я видел — вердикт был бы однозначный: изоляция и эээ…

— …химическая стерилизация, — подсказала Тая.

Зимовского откровенно передернуло:

— Именно.

Значит, Даша права: у Орлова были причины податься в бега. От такой перспективы любой сбежит.

Зимовский достал из кармана джинсов брелок сигнализации и отключил её. Он распахнул перед Таей дверцу машины:

— Я отвезу тебя домой.

Она качнула головой:

— Я не пущу тебя за руль, пока не ответишь на мой вопрос.

— Какой?

— У тебя дефект межжелудочковой перегородки?

Зимовский скрипнул зубами:

— Кто сказал? Впрочем, дай угадаю: Дарья Аристарховна и стоящий за ней Сумароков. Св-в-волочь! Я же говорю — все дурно пахнет. Тая, под меня копают, и ты в их игре.

— Я не играю!

Он поправил её:

— Тобой играют. Так что прошу — отсидись в стороне, а то костей не соберешь в этой бойне.

— Тебе надо в больницу!

— Мне нельзя в больницу — на носу визит императрицы и твои дурные магмоды, мрущие от любого чиха. И слово чести: у меня не порок сердца. Это иное…

— Ведущее к стерилизации? — уточнила Тая.

Зимовский поднял глаза, познавая дзен, не иначе.

— Грибочек, чуть-чуть веры в меня тебе бы не помешало. Садись, я хорошо себя чувствую. Если я и умру сегодня, то только из-за твоих проделок. И из-за Метелицы.

Она села и позволила захлопнуть дверцу. И молчала, пока Зимовский выбирался узкими проулками к шоссе. Только там она решилась и сказала:

— Гордей не копает под тебя. И я не в игре. И вообще… Метелица и я думаем, что магмодов могли использовать для накопления магоэнергии. Энергобомба для императрицы.

— Да вашу ж… — Зимовский вовремя прикусил язык. — Мрак! Спасибо, что предупредила. Прошу: отсидись в стороне. Когда ты рядом, у меня мозги отказывают — честнее ответа от меня ты не добьешься. Просто. Останься. В стороне. Несколько дней. Доверься мне.

Глава тринадцатая, в которой кое-кого приносят в жертву

Тая проснулась среди ночи и, долго глядя в темный потолок, не могла понять, что же вырвало её из сна. Ей не снился кошмар. Не звучала во сне колыбельная. И дома было тихо — все спали. Даже с улицы не доносилось ни топота шагов, ни шороха от редких автомобилей, ни криков загулявших магмодов. Тая потянулась к тумбочке, где лежал походник — три часа ночи. Ни одного сообщения или звонка, которые могли бы её разбудить. Даже Даша, кажется, угомонилась и спала.

Тишина. Только Тая и ночь. Тая повертелась в кровати, ища удобную позу, и тут снова её выбросило из накатывающего, как волны, сна. В ушах затихал зов поля. Еле слышный, но от этого не менее болезненный. Земля буквально стонала, говоря, что вот-вот случится непоправимое. Что непоправимое, поле пояснить не могло — что-то вне его, возможно, что-то в цехах, там, где нет Таиной власти. Бетон, металл, дерево — это не её.

Тая принялась спешно одеваться: носки, джинсы поверх легкой пижамы, ботинки. Остальное неважно — сейчас дорога́ каждая секунда. Да и Тая — не Даша, которая не может выйти из дома не при полном параде. Хотя нет, Тая наговаривает на подругу — вчера из-за переживаний та выскочила из дома в чем была. Иногда Тая не понимала, чем заслужила такую преданную дружбу. Ника права — Тая из тех, кто не понимает, пока не прилетает в лоб.

В последний момент выбегая из дома, Тая захватила фонарик — пригодится, а вот про куртку забыла. Впрочем, холод ей был нестрашен.

Зов поля больше не повторялся.

Было тихо, кажется, холодно — во всяком случае парок вырывался из Таи при дыхании. Огромный купол неба сиял звездами, город в низине старался конкурировать с ними, мерцая в ночи своими фонарями и подсветкой домов, но явно проигрывал. С пустыря не доносилось ни звука, ни стона, ни сипа. И колыбельную Тая не слышала — «колыбельщик» сменил тактику? Или случилось что-то иное? Ладно, разберутся!

Метелице Тая звонила уже на бегу:

— Гордей, у заброшенного цеха возле леса у озера что-то происходит!

— Тая, не лезь! Поняла? — Судя по голосу, Метелица тоже куда-то бежал. Дышал он при этом в разы легче и тише, чем Тая — та уже сипела, как паровоз. Сил говорить не было.

— Угу! — она не стала дальше выслушивать Гордея, сбрасывая звонок, перемахнула через отбойник и понеслась вниз, в темноту, проклиная странную накатившую на неё слабость. Вот не ко времени это! Проклятый Змеегорск! Ноги её здесь больше не будет, как только разберется с магмодами. Увезет деда отсюда и никогда не вернется.

Номер Зимовского она набирала снова и снова — бесполезно. Он не брал трубку. Ночной режим, что ли, включил?!

Во рту возник противный привкус крови. Правый бок дергало — печень была недовольна пробежкой и возникшей на нее нагрузкой. Только Тая упрямо бежала. Хорошо, что дорога все время шла вниз.

В полицию Тая позвонить не могла — Зимовский прав был вчера: объяснить, почему ей подчиняется поле, она не сможет. Кошкин вытащит её, конечно, из тюрьмы, но все равно попадать туда не хотелось. Чума на Зимовского! Она и Гордей сами справятся, без него.

Земля слушалась её, делая путь удобным — ни единый корень не выполз на дорожку, ни один репей или чертополох не вцепился в голое плечо, даже камни попрятались. Свет фонарика в Таиных руках метался по тропинке, выхватывая из темноты то разрушенную стену цеха, то ржавый остов «кита», то испуганное лицо полицейского — поле жадно глотало его, словно он в чем-то виноват.