Частица тьмы - Терри Тери - Страница 22

Ветер усиливается. Я иду назад через общину, и в моей груди, как и в надвигающейся черной туче, бушуют ярость, тревога и беспокойство.

Контроль и круглосуточное наблюдение — совсем не то, что нужно Келли, то есть Ларе, и мне надо начинать думать о ней именно как о Ларе, иначе я точно запутаюсь. Разве ей не нужен кто-то, с кем можно поговорить, кто-то, кто не указывает ей, что чувствовать и когда? Кто-то, кто не станет оберегать ее, опекать и ограждать?

И кое-что еще во всем этом не дает мне покоя. Рассуждения Септы о разных личностях заставляют вспомнить о другой девочке с той же проблемой — Дженне, которая считала себя Келли. Почему у обеих этих девочек настолько похожие состояния?

Я уже почти готова повернуть назад и спросить у Септы про Дженну — Ксандер упоминал, что она тоже была ее пациенткой, — но это означало бы, что придется… да, опять общаться с Септой. А для одного дня с меня уже более чем достаточно.

Первые тяжелые капли дождя падают, когда я возвращаюсь в дом, но мне требуется какой-то толчок, какое-нибудь физическое усилие, что угодно.

Лара на диване, Чемберлен спит с ней рядом. Она сидит, сложив руки на коленях, и смотрит в пол.

— Привет, Лара.

Девочка вскидывает и опять опускает глаза.

— Привет.

— Все хорошо?

— Отлично.

— Хочешь что-нибудь поделать?

— Не знаю. Что, например?

— И я не знаю. Может, прогуляться?

Она бросает взгляд в окно.

— Но там же начинается дождь.

— Да! И ветер воет, но не очень холодно. Я иду. Ты со мной?

Когда я произношу «я иду», она смотрит на меня, и в глазах у нее страх. Девочка отвечает «да», но ее аура кричит «не бросай меня». Поэтому она была так сдержанна, когда я пришла? Не была уверена, что я вернусь.

Мы одеваемся потеплее и выходим. Ветер треплет волосы, холодные капли падают все чаще.

— Куда пойдем? — спрашиваю я.

— Не знаю.

— У тебя есть любимое место, которое ты хочешь мне показать?

— Край!

— Край чего?

— Света. Идем.

— Кто быстрее? — предлагаю я, она колеблется, но потом вдруг срывается с места. Я нагоняю ее, и она бежит под дождем, смеется, прыгает по лужам и, с одной стороны, я удивляюсь, сколько же в ней от маленькой девочки, а с другой, какое удовольствие сама получаю от всего этого. Может, будучи единственным ребенком, я что-то упустила. И воспоминания о том, как мы с мамой жили вдвоем, возвращают тоску и боль, которые никогда не уходят, все время где-то рядом.

Лара останавливается возле дерева, прислоняется к нему, и я догоняю ее и становлюсь рядом.

— Что случилось? — спрашивает она.

— Просто думала о своей маме. Она умерла во время эпидемии.

— Ох, мне очень жаль это слышать.

— А где твоя мама? — Слова вылетают прежде, чем я успеваю подумать, стоило ли спрашивать об этом. Вероятно, это относится к запретным темам, по мнению Септы.

Но девочка не выглядит расстроенной, она просто озадаченно хмурится, потом пожимает плечами.

— Не знаю. Ее никогда не было рядом, поэтому мне все равно.

И снова припускает вперед.

Теперь и я озадачена. Это не похоже на ту маму, о которой рассказывал Кай. Или это часть другой личности?

Лара останавливается на вершине холма, драматически вытянув перед собой руки. Ниже того места, где мы стоим, вьющаяся змейкой тропинка ведет к узкой проезжей дороге.

Что это? Какое-то движение там, внизу? Я прищуриваюсь и различаю вдалеке группу людей, направляющихся сюда. Их довольно много, и меня наполняют дурные предчувствия. Кто они такие? Я быстро устанавливаю мысленную связь с Ксандером и Септой, чтобы рассказать им, что вижу.

— Вот он, — говорит Лара.

— Кто?

— Край света.

Я озадаченно хмурюсь, потом осторожно проникаю в Ларино сознание: что она видит?

И перед ее глазами, за той точкой, где она стоит, пустота, словно кто-то все стер. Почему?

Могу ли я убедить ее, что то, что она видит, нереально, сделать шаг вперед?

Но мой взгляд снова устремляется к людям, приближающимся к нам снизу. Нам надо уходить отсюда.

В другой раз.

9

ЛАРА

Я завернута в одеяло, на голову намотано полотенце, в руках кружка с горячим сладким чаем, на коленях очень тяжелый кот.

Дверь открывается.

— Привет, Лара. — Это Септа. Я бросаю быстрый взгляд в дальнюю часть дома — Шэй принимает душ.

— Привет, — говорю я.

Она заходит в комнату, подходит ко мне, улыбается, и я рада видеть ее улыбку, чувствовать ее тепло, и это приятное ощущение растекается по мне.

— Я скучала по тебе сегодня, — говорит она. — Чем вы занимались?

— Ходили гулять. В дождь!

— Вот как! Надеюсь, ты не простудилась. Шэй еще в душе?

Слышен звук открывающейся и закрывающейся позади нас двери.

— Была.

— Она опоздает. Но неважно. Они подождут.

Шэй быстро выходит, так быстро, как будто узнала, что Септа здесь, и поспешила присоединиться к нам. Волосы у нее влажные, туника и леггинсы натянуты кое-как, второпях.

Между ними происходит что-то, не знаю что. Я смотрю на Шэй.

— Почему бы не вслух? Извини, Септа. Если Лара не пойдет сегодня на единение, то и я не пойду.

На лице Септы неподдельное потрясение.

— Быть там — часть твоих обязанностей как члена этой общины. Это не то, что можно начать и бросить, когда пожелаешь.

— Я ведь могу участвовать, оставаясь здесь, верно? — говорит Шэй. — Если Беатрис делает это с расстояния в несколько километров, то с нескольких сотен метров я точно смогу.

— Ну, помимо этого нам надо еще обсудить подход… — Она смолкает, явно договаривая мысленно. Подход к чему?

— Что ж, — отвечает Шэй, — думаю, вы и без меня справитесь. А мы уже спланировали свой вечер, правда, Лара?

— Да. Будем рассказывать истории, — говорю я. — Я уже сочинила одну про Чемберлена.

— Полагаю, Ксандеру будет что сказать по этому поводу, — заявляет Септа. Они с Шэй вновь умолкают, уходят в себя, и я понимаю, что они делают, — нечто вроде селекторного совещания. С Ксандером. По лицу Септы проносятся тени эмоций: сначала гнев, потом счастье.

— Приятного вечера, девочки. — Она уносится, как на крыльях.

— Что это с ней?

— Скажем так, ее сегодня пригласили на свидание. И я очень стараюсь не думать об этом.

10

ШЭЙ

Тем не менее я расстроена из-за того, что не иду на ужин вместе с остальными. Это чувство общности, единения — нечто особенное, подобного чему я не испытывала никогда в жизни. То есть я, конечно, была частью своей семьи, но семьи лишь только из нас двоих, а ощущать свою принадлежность к большой группе людей — это нечто совсем иное. Может быть, сказалось и то, что мы часто переезжали с места на место, и мне не хватало времени, чтобы привыкнуть, по-настоящему узнать других людей, почувствовать себя своей среди них.

Какая-то женщина приносит нам обед и застилает для меня постель в другой комнате — кто-то из не-членов общины. Я говорю «спасибо», и она просто улыбается. Я помогаю ей накрыть для нас стол, а потом встаю у нее на пути в дверях.

— Привет, — говорю я.

Она вскидывает глаза на меня, потом снова опускает.

— Она не будет с тобой разговаривать, — поясняет Лара.

— Почему?

— Ты же в общине.

— И что? Никто же сейчас не услышит.

— Она не понимает, как обстоит дело, — говорит обо мне Лара, и женщина качает головой.

— А с тобой она будет разговаривать? — спрашиваю я.

— Возможно, но только чтобы ты не слышала.

Женщина наклоняется вперед и шепчет что-то на ухо Ларе.

— Ей надо идти, — говорит Лара. — У нее дети одни. Она нервничает из-за новых людей.

Лара быстро поворачивается, берет хлеба и фруктов, из тех, что принесли нам на обед, и вручает женщине. Та неуверенно смотрит на меня.

— Она не расскажет, — заверяет ее Лара.