Частица тьмы - Терри Тери - Страница 19

Заинтригованная, просматриваю один том за другим. Я уже нашла генетику увлекательной, и все гораздо сложнее, чем то, чему нас учили в курсе биологии в школе. Большинство вещей не просто закодированы одним геном. Не какой-то один ген делает человека, к примеру, высоким; это целый набор генов, которые взаимодействуют между собой, и на всех них оказывает влияние то, что происходит с человеком в той среде, где он растет, что он ест и так далее. И если не все, то большинство сложных характеристик именно такие.

И, несмотря на нежелание думать сейчас о чем-то серьезном, я поневоле возвращаюсь к своим вопросам. Почему некоторые люди невосприимчивы и обладают иммунитетом? Все остальные, подвергшиеся инфекции, заболевают, большинство умирает, но некоторые, пусть немногие, все же выживают? Кроются ли ответы на оба вопроса в генах?

Быть может, что-то такое запрограммировано в их генах, что дает им возможность выжить. Может быть, если бы мы посмотрели на наши ДНК и сравнили их с ДНК остальных, то смогли это найти.

Я настолько поглощена своими мыслями, что не обращаю внимания ни на какие звуки, ни на входящих и выходящих людей, пока, наконец, в мое сознание не проникает чье-то деликатное покашливание рядом. Поднимаю глаза — это Перси, мой позавчерашний гид.

Она улыбается.

— Не хотела прерывать. Ты выглядела такой сосредоточенной.

— Ничего. Что случилось?

— Время обедать.

Только теперь я замечаю, что все уже ушли.

Мы с Перси идем вместе.

— Опаздываем? — спрашиваю я.

— Почти. Но вряд ли мы будем последними.

— Последней будет Септа.

Перси делает большие глаза.

— Да, — шепчет она, словно замечать это возмутительно.

Думая о Септе, я нервничаю. Я не видела ее с прошлой ночи, когда мы с Ксандером оставили ее с Келли. Провела ли она с девочкой весь день? Вчера она была очень недовольна мною. Но нервозность уступает место приятному возбуждению, предвкушению нового слияния и желанию посмотреть, что произойдет.

Когда мы подходим к дверям, то замечаем, что сегодня нас меньше примерно на четверть. Неужели так много людей ушло с Еленой и Беатрис? И за главным столом тоже несколько пустых стульев. Мы входим, и Ксандер жестом приглашает Перси подойти со мной и сесть за стол вместе с нами. Девушка в восторге. По желанию Ксандера она садится рядом с ним, а я — рядом с Перси.

Септы еще нет — снова опаздывает.

Она появляется в дверях последней и идет не спеша, хотя все ждут только ее. У нашего стола останавливается, окидывает взглядом новый порядок рассадки.

— Садись здесь, рядом со мной, — говорит Ксандер, указывая на пустой стул по другую сторону от него. И налет раздражения на ее лице обращается в улыбку удовольствия.

— А почему нас сегодня так мало? — спрашивает она.

— Елена с Беатрис ушли на ферму, — отвечает Ксандер, — экспериментировать с максимальным расстоянием для единения.

Септа вскидывает бровь.

— А остальные?

Между ними происходит быстрый безмолвный диалог, потом ледяной взгляд Септы в мою сторону. Неужели это решение было принято без ее участия? Слишком поздно пытаюсь спрятать самодовольную улыбку; мне надо, чтобы она была на моей стороне — помочь Келли, — и я обещаю себе позже подольститься к ней.

Ксандер явно веселится, и меня вдруг осеняет: неужели он намеренно не только отстранил Септу от принятия решения, но даже не сообщил ей о нем? Ему как будто доставляет удовольствие выводить ее из равновесия, чтобы посмотреть, как она станет реагировать.

Но потом он берет ее руку в свою, и лед тает. Она улыбается и звонит в колокольчик. Обед начинается.

После ужина Ксандер, Септа и я, как выжившие, соединяем наши мысли первыми, но в этот раз, вместо того, чтобы присоединять тех, кто рядом, мы простираем наш коллективный разум вдаль, к Беатрис и Елене. Поначалу ничего не получается, и наши мысли окрашивает разочарование: неужели не выйдет?

Но затем знакомое прикосновение доходит до меня: это Беатрис. Поначалу связь едва ощутима, но набирает силу, когда к ней присоединяется Елена. А когда мы объединяемся с Ксандером и Септой, крепнет еще больше.

Потом мы вовлекаем остальных. Вдох, выдох, вдох, выдох одновременно, и сердца начинают биться в унисон. Все члены общины — и те, что здесь, и те, которые с Еленой и Беатрис — сливаются в едином сознании.

И сегодня, простирая наш объединенный разум к деревьям, насекомым, животным, птицам мы идем дальше и дальше. Между нами и фермой протекает река — мелькание амеб, водяных насекомых и рыб. Звери в лесу, недосягаемые для нас прежде, присоединяются к нам и замирают на месте, гадая, кто мы и что.

Ничего подобного никто из нас не испытывал, мы устремляемся за пределы обыденного, и все наши эмоции, вся наша радость как будто прирастают к земле и ее кладовым.

Это так изумительно, что я почти забываю про защитные барьеры и, наверное, забыла бы совсем, если бы не постороннее вторжение, чужое прикосновение. Это Септа. Пытается проникнуть внутрь, хочет узнать меня — узнать от и до. Никак не ожидала, что я поймаю ее.

Нет, Септа, так просто, как ты думала, не получится.

Она обращается ко мне напрямую, оправдывается: «Я — староста. Мой долг — досконально знать всех в общине», — говорит она в свою защиту. Да вот только я не такая, как все, и ей это прекрасно известно.

«Может, нам стоит обсудить это с Ксандером?»

Септа пятится, отступает и уходит.

Я вздыхаю про себя. Перетянуть ее на свою сторону пока что никак не получается.

Вернувшись в домик, где мы жили втроем, я чувствую себя одиноко. Брожу туда-сюда, останавливаюсь в дверях комнаты Беатрис. Вхожу. Поправляю ее подушку.

Решение вроде бы и правильное, но кто же мог подумать, что без нее и Елены мне будет так одиноко. Сейчас я здесь единственная, кто не является полноценным членом общины, не сросся с ней душой и телом. Даже с Еленой и Беатрис мне приходилось постоянно следить за своими словами — я не могла позволить им узнать мои планы. Как давно я не разговаривала с кем-то, ничего не остерегаясь, не оставаясь все время настороже? Как давно я не говорила, что думаю, и не скрывала своих чувств?

И я так тоскую по самым дорогим мне людям.

По маме — всегда. Какая-то часть меня до сих пор не может принять, что ее больше нет.

По Каю.

Но сейчас, может быть, даже больше — по Ионе, моей лучшей подруге. Мы с ней могли болтать о всякой чепухе и в то же время о чем-то очень важном для нас. Интересно, что бы она сказала об общине? Да и жива ли она вообще? Выяснять рискованно — вдруг это как-то отследят, а мне не хотелось бы, чтобы у нее возникли неприятности.

Даже Чемберлен, похоже, покинул меня.

Вообще-то, если подумать, я не видела его с ужина и не ощущаю, как было раньше, его присутствия. Мне даже немного не по себе. Надеюсь, у них там не перевелись кролики в лесу, и никому не пришло в голову, что из такого большого кота выйдет отличное жаркое.

Я закрываю глаза и протягиваю «щупальца» мыслей в разные стороны: «Чемберлен?»

Нахожу его и облегченно вздыхаю. Котик спал и теперь немного недоволен, что его разбудили. Открывает глаза, поднимает голову. Он на краю кровати — возможно, нашел кого-то, кто не мечется во сне, не тревожит его всю ночь, как я.

Чья-то рука гладит его; он поворачивает голову, чтобы ему почесали шейку. И прежде, чем его глаза его вновь закрываются, на мгновение передо мной возникают черные волосы и голубые глаза.

Это Келли.

5

ЛАРА

В полудреме одной рукой обнимаю своего кота.

Мой кот. Промелькнувшая мысль отзывается в памяти звоночком смутного воспоминания. Но вдруг он поднимает голову. Садится, потягивается и спрыгивает на пол. Выходит из спальни.