Меченый. Том 5. Линия разлома - Савинков Андрей Николаевич - Страница 1

Меченый. Том 5. Линия разлома

Глава 1

Внеочередной съезд

15 мая 1987 года; Москва, СССР

FOREIGN AFFAIRS: Скандал в Польше: Лех Валенса — тайный агент спецслужб?

Польшу потрясло шокирующее разоблачение: Лех Валенса, легендарный лидер профсоюза «Солидарность», лауреат Нобелевской премии мира и символ борьбы против коммунистического режима, возможно, десятилетиями скрывал свое сотрудничество с польской спецслужбой. Согласно утечкам документов в западногерманскую прессу, Валенса, действовавший под псевдонимом «Болек», числился агентом Службы безопасности ПНР еще в 1970-х годах.

Валенса возглавил первый независимый профсоюз «Солидарность» в 1980 году, объединивший миллионы поляков в борьбе за права рабочих и демократические реформы. Однако уже в 1981 году организация была запрещена, а ее активисты — арестованы после введения военного положения. Несмотря на разгром, к 1986 году «Солидарность» начала восстанавливаться в полулегальном положении.

Теперь эти события получают новое прочтение. Утечка документов, включая подписанные Валенсой обязательства о сотрудничестве с СБ и расписки о получении денег, указывает на возможную провокацию спецслужб. Целью могло быть внедрение агента в протестное движение для его контроля и последующей ликвидации.

Вскоре после публикации материалов в ПНР начались массовые облавы на активистов «Солидарности». По данным источников, большинство недавно восстановленных ячеек профсоюза уже прекратили деятельность. Оппозиционные силы, включая бывших соратников Валенсы, в растерянности: «Если даже наш лидер работал на режим, кому теперь можно доверять?» — заявил анонимный представитель подполья.

Сам Валенса категорически отрицает обвинения, называя документы фальшивками, сфабрикованными СБ для его дискредитации: «Они украли мои рукописи и подделали подписи». Однако представители Западногерманских спецслужб и независимые эксперты уже подтвердили подлинность части материалов, попавших в руки Бонна.

Этот скандал ставит под сомнение не только наследие «Солидарности» — как теперь относится к Нобелевской премии, которую получил Валенса, — но и перспективы возрождения демократических институтов Польши. Пока власти усиливают давление на инакомыслящих, страна балансирует на грани нового витка авторитаризма.

ЗИЛ подъехал к входу в Дворец Съездов и остановился. Уже, кстати, во всю шла работа над новым лимузином для высших лиц СССР, там обещали и защиту усилить, но пока катались на старых машинах. Я было потянулся дернуть ручку открытия двери, но был остановлен голосом моего охранника.

— Михаил Сергеевич. Вы ничего не хотите мне отдать?

Медведев выписался из больницы уже через месяц после февральских событий и тут же занял свой пост «у тела». Ранение и последующее восстановление явно далось мужчине нелегко, тоже не мальчик уже ведь: осунулся, одежда стала висеть свободнее, да и морщился Володя регулярно при резких движениях и когда думал, что я на него не смотрю… По-хорошему, ему бы еще отлежаться, но… Верных людей вокруг слишком мало, слишком мало тех, к кому можно, не боясь, повернуться спиной. А там, куда я сейчас иду, таких людей вовсе нет; в этой стае шакалов, мнящих себя тиграми, вертеть головой нужно с утроенной скоростью. А то сожрут, твари, и глазом не моргнут.

— Что?

— Вы знаете. Если вы думаете, что пистолет не видно во внутреннем кармане, то это не так, поверьте, те, кто имеют дело с оружием, мгновенно заметят ваш ПСМ. А учитывая, что Съезд будет транслироваться на всю страну, заметят его многие.

— Ну ладно, уговорил, черт языкатый. Держи, не потеряй. — Я вытащил из кармана спасшее меня один раз уже оружие, которое пришлось оформить как «наградное», чтобы не нарушать закон, и протянул его Медведеву. Тот автоматически щелкнул магазином, дернул затворной рамкой и сунул его в брадачок машины.

— Жилет надели?

— Надел, — ответил я без всякого удовольствия. ГСО теперь настаивала на том, чтобы я при любых публичных выездах и прочих массовых мероприятиях надевал под костюм мягкий кевларовый — ну или, вернее, из аналогичной ткани советского производства сделанный, не знаю, как она точно называется — бронежилет. От винтовочной пули не спасет, но пистолетную или дробь там, осколки опять же всякие мелкие, вполне удержит. Я, естественно, от необходимости ношения такой брони был, мягко говоря, не в восторге, но пока не перечил. Честно говоря, после всего произошедшего желание подчиняться рекомендациям охраны у меня взлетело на недосягаемую ранее высоту. — Что-то еще?

— Нет, можем выходить.

Если я скажу, что события той ночи на меня не повлияли в психологическом плане — совру. Несколько раз с тех пор снились кошмары, да и просто засыпать стало тяжелее. Днем вроде нормально, когда есть чем заняться и голова забита делами, а вот ляжешь вечером в кровать и начинается… Думал даже попробовать снотворное себе попросить, но вспомнил Брежнева и не стал. Лучше уж нервным быть, чем овощем.

Толкнул дверь, дождался, пока для меня откроют зонтик, и быстро перебежал внутрь здания. Май 1987 года выдался в Москве дождливый, а третья декада месяца и вовсе обрадовала резким падением температуры. Настолько, что ночью столбик термометра едва ли не до нуля опускался, днем солнце все же немного пригревало, но, честно говоря, не слишком активно.

— Добрый день, Михаил Сергеевич, — я кивнул и быстро скинул пальто, передав верхнюю одежду помощнику. Благо статус позволял не толпиться самому в гардеробе.

Из-за погоды — на 9 мая тоже был ливень — а так же по причине экстренных обстоятельств в этом году обошлись без парадов и больших демонстраций, перенеся все это на ноябрь, когда предполагалось отмечать 70-летие Октябрьской революции. Съезд тоже выходил куда более камерным, чем предыдущие подобные мероприятия, на улице не было никакой «тусовки», все сразу ныряли в бездонное чрево главного здания в СССР, спеша смешаться с толпой и почувствовать себя «в стае».

— Григорий Васильевич, здравствуй. Как настроение? Готов вновь приступить к работе?

Появление на съезде Романова, которого партийцы уже давно — и совершенно справедливо, надо признать — зачислили в отработанный материал, вызвало небольшой переполох. А едва я демонстративно уделил внимание бывшему оппоненту, от нас в разные стороны буквально зрительно начали расходиться волны шепотков. Нет, то, что бывшего члена Политбюро я собираюсь назначить на КПК, слухи пошли раньше, все же такие решения приходится обсуждать с соратниками в достаточно широком кругу, информация, хочешь не хочешь, утечет, но одно дело слышать через пятые руки, и другое — видеть собственными глазами.

— Всегда готов, — с кривой усмешкой ответил новый председатель Комиссии Партийного Контроля.

Назначить его я мог и сам, вернее, с поддержкой оставшейся активной части Политбюро, а вот за полномочия обновленного органа нам еще придется пободаться с делегатами съезда. Как ни крути, все произошедшее за последние три месяца нуждалось в символической легитимизации, а просто так голосовать за создание органа, призванного искоренять крамолу в рядах партии, очевидно, желанием не горели. Так что тут требовалось искать компромисс.

Снующие по вестибюлю Дворца Советов делегаты уже в некотором смысле почувствовали на себе часть тех действий, которые в будущем предполагалось поручить КПК. Например, буквально всех делегатов прогнали через полиграф — детектор лжи — с пулом вопросов о взятках, злоупотреблении властными полномочиями, продвижении друзей и родственников и, конечно же, отношении к недавнему бунту.

Конечно, полиграф — это далеко не истина в последней инстанции. Никто не гарантирует стопроцентного результата, всегда реакции организма можно трактовать по-разному, во многом результаты проверки зависят от личности следящего за показателями человека.