Утилитарная дипломатия (СИ) - Грей Дайре - Страница 21

Открываю дверь и вижу женщину в форменном платье и чепце с ребенком на руках. Она что-то говорит моей дочери. Что?

Делаю шаг. Женщина стоит боком ко мне и полностью поглощена малышкой, она ничего не замечает и продолжает говорить:

– Какая же бестолковая мамаша тебе досталась. Залетела от герцога и даже не додумалась замуж за него выскочить, чтобы срам прикрыть. Где это видано? Не захотела она!

– Отдайте ребенка! – голос звенит и срывается на визг.

Женщина даже не вздрагивает, только оборачивается и смотрит. Презрительно и высокомерно. Как на клопа, которого должна раздавить.

– Зачем? Что ты будешь с ней делать? Ты же не справляешься. Кормить не смогла. Успокоить не можешь. И что ты за мать такая? Ничегошеньки не можешь!

– Замолчи!

Кулак летит вперед и ударяется о чужое лицо. Хруст. Брызгает кровь. Женщина кричит. Малышка вторит ей громким воплем.

– Сабина!

В комнате появляется Герхард, перехватывает меня за талию и оттаскивает в сторону.

– Пусти! Она забрала мою дочь! Пусти! Она… Она! – воздуха снова не хватает. Горло сдавливают рыдания. Ноги подгибаются. Я повисаю в его руках безвольным мешком. Беспомощно хватаю губами воздух и ничего не могу сказать. Объяснить.

– Все хорошо. Доктор тебе поможет.

– Нет!

Теперь лицо у доктора Вебера обеспокоенное. Он долго проводит осмотр, потом задает вопросы. Одни и те же по несколько раз. Потом они говорят с Герхардом. И все это время малышка в детской под присмотром медсестры. Потому что я для нее опасна. Я опасна для всех. Но это не я!

Шелест. Снова. Он раздается за изголовьем кровати. И сердце заходится в галопе. Стучит так, что в глазах темнеет. И все, что я слышу – это нарастающий шелест и грохот собственного сердца. Все исчезает. Нет больше спальни и врача. Нет детской, няни и малышки. Нет Герхарда, который обещал не отдавать меня в больницу. Он обещал. Обещал!

Я зажмуриваюсь и падаю. Лечу куда-то вниз, от чего становится холодно, а сердце все продолжает надрываться.

– Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Уйди! Не трогай меня!

Я сворачиваюсь комочком и обнимаю колени. Сжимаюсь, ощущая дрожь, бьющую тело. Не сразу понимаю, что шелест исчез. Сердце успокаивается. Я могу дышать. Снова дышать. Пусть в горле и стоит комок, от которого невозможно избавиться.

Открываю глаза и понимаю, что лежу на земле. Вокруг ночь и лес. На небе будто приколочена луна. Она прямо надо мной. Большая. Круглая. Желтая. Словно чей-то глаз, наблюдающий за мной.

– Бедная-бедная девочка. Как же ты запуталась…

Голос раздается со стороны, и я с трудом поворачиваю голову, чтобы увидеть говорящего.

Она сидит на камне, свесив ноги и пристроив рядом посох. Ведьма. Та самая. Из сна про Арминия и его семью. Она смотрит на меня и улыбается рассеянной, немного безумной улыбкой.

– Бедная-бедная девочка… Кровь от крови его… И страх… Так много страха… Что случилось, дитя?

– Где я? – у меня нет сил, чтобы встать. Даже на то, чтобы пошевелиться. Я так устала. Так ужасно устала за этот бесконечно длинный месяц.

– Там, где время не существует. Это место особое, – ведьма гладит камень, и улыбка ее становится мечтательной. – Его нет, но оно есть. Осталось, зацепившись за якорь в реальном мире. И я вместе с ним. Лес сожгли. Меня давно убили. Моих сестер. Дочерей. Внучек… Никого не осталось. А кровь от крови Арминия все еще живет.

– Почему?

Разговор отдает безумием, но не большим, чем все, что мне доводилось видеть раньше. Пусть будет. Сном больше, сном меньше… Какая уже разница?

– Так соблюдается договор. Духи хранят потомков того, кто напоил их своей кровью. Запомни, девочка, в мире нет ничего сильнее крови. В ней и есть вся суть живого.

Кровь… Я помню. Она лилась на камень, на землю, в глотки полу-зверей, полу-духов. Она связала два мира. Наш и другой. Тот, откуда приходят элементали. Она дала людям шанс.

Мысли становятся вялыми и тяжелыми. Держать глаза открытыми все сложнее. Но ведь я уже сплю. Разве можно уснуть во сне? И если можно, то что со мной будет? Я умру? Все закончится?

– Почему ты бежишь от него, девочка?

– От кого?

– От того, кто должен хранить твой род. От духа, которого я привела к твоей пра-пра-пра… бабке.

Шелест раздался так внезапно, что все тело мгновенно напряглось. Я вздрогнула и резко села, оглядываясь вокруг. Никого. Не видно. Но шелест все еще слышен. Он здесь. Здесь…

– Зачем? Зачем я ему? – поднимаюсь на дрожащие ноги и едва могу стоять. На мне сорочка, в которой я легла спать. Ноги босые. Земля под ними ощущается странно. Теплая. Твердая. Короткие, мягкие травинки касаются кожи. Я сплю? Во сне бывает так?

– Чтобы отдать тебе память, – ведьма склоняет голову к плечу, изучает меня взглядом. – Что случилось, дитя? Твоя мать погибла?

– Жива и спокойно живет далеко отсюда, – продолжаю озираться, но страх постепенно отпускает. – Она не маг.

– Вот как? А твоя бабушка?

– Она умерла… А мама вышла замуж. Бабушка что-то сделала…

Странно, но голос даже не дрожит. Во сне говорить о ней проще, чем в реальности.

– Тогда все ясно… Твоя бабка нарушила договор, а подобное духи не прощают. Ты недавно родила?

– Да, но откуда вы?..

Ведьма плавно соскальзывает с камня и выпрямляется. Подхватывает посох.

– Три поколения, девочка. Три поколения. Он не мог избавиться от твоей бабки, пока не ощутил биение новой жизни. Пока ты была беременна, сила духа делилась между тобой и ребенком, и ты не чувствовала перемен, но теперь ему нужно, чтобы ты приняла дочь – у тебя ведь девочка? – и сделала ее полноценной частью рода. Чтобы договор восстановился.

– Ничего не понимаю…

То ли от усталости, то ли объяснение просто недоступно моему пониманию, но проще не становится.

– Кровь, дитя. Ему нужна кровь. Капля твоей и капля крови девочки. Он заберет и успокоится. Договор будет восстановлен.

– Но другие элементали не питаются кровью!

Я даже представить боюсь, что подумает Герхард, если застанет меня с иголкой в одной руке и ребенком в другой.

Ведьма же лишь улыбается. Снисходительно и немного насмешливо.

– Все духи питаются кровью. Они приходят в тот миг, когда младенец делает первый вдох и оглашает этот мир криком. Они остаются, когда перерезается пуповина. Рушится связь между матерью и ребенком, но появляется новая. Между духом и человеком. Эта связь сродни любви. И, к сожалению, она бывает не взаимной. В твоем случае выбора нет. Дух назначен. Тебе остается лишь принять его и передать по наследству.

– Но… я не могу… Я… Я ничего не могу, – слова, которые я не могла сказать там, в реальности, здесь зазвучали легко. Я обхватила себя руками и заговорила, глядя перед собой, но ничего не замечая. – Я думала, что умная. Считала себя лучше других. Но оказалась такой дурой! Я верила ей! А она… Я думала, что у меня все под контролем, но… Мной играли. Бабушка… Юстас… Я так устала оправдываться! Постоянно! За все! Я не хотела убивать того наемника! И смерти Милисент я не желала! Я просто делала то, что считала правильным! Я, я хочу домой! Но там дедушка! И он не знает правду! А я не могу ему сказать! Не могу!

– Бедная-бедная девочка… – на плечо легла шершавая ладонь. – Ты слишком много держишь в себе. Отпусти. Прошлое уже прошло. Его не вернуть. И не изменить. Нужно идти вперед. Все ошибаются. Вопрос лишь в том, куда приведут эти ошибки…

– Я… Я…

Ладонь ведьмы гладит меня по волосам, я закрываю глаза, растворяясь на мгновение в мимолетной ласке, а открываю уже в своей спальне.

Темно. Потому что шторы задернуты. Ночь или день не понять. Тихо. У малышки теперь новая няня. Добрая. Ласковая. Она не повышает голос и все умеет. Она много говорит и постоянно улыбается. У нее мягкие руки. И вся она округлая и пышная как пуховая подушка. Такой должна быть мать, а я…

Я не справилась. Снова. Не смогла. И не знаю, что делать дальше. У меня просто нет сил, чтобы что-то исправить. Может быть, без меня будет лучше? О малышке теперь есть кому позаботиться. Герхард ее не бросит, раз не бросил меня и не выставил из дома. С ней все будет в порядке. А я…