Утилитарная дипломатия (СИ) - Грей Дайре - Страница 16

Вот только сам Дитрих в таком случае будет не так уж и нужен.

– Не знал, что у тебя остались источники в Империи, – как можно небрежнее отметил он, вспоминая адреса, которые зубрил перед отправкой на задание. Вряд ли среди них был тот, что стоял на коробке.

– О, это всего лишь невинные новости. Плата за небольшую услугу. Полагаю, тебе стоит вернуться к работе?

Ингемар аккуратно сложил листы газет и убрал их в ящик стола, показывая, что разговор окончен.

– Конечно. Хорошего дня.

Дитрих улыбнулся и направился к выходу. Некоторые уроки он учил быстро. И у него тоже остались источники в Империи…

Глава 8. О скандальном…

Кофе наконец-то сварили как следует. Горячий, горький, крепкий. С тонким привкусом муската. Валенсия прикрыла глаза, чтобы лучше прочувствовать все нотки вкуса и с наслаждением проглотила напиток.

– Ваша Светлость, моей благодарности не будет предела.

Великая герцогиня, заглянувшая сегодня на чай, который для апийцев заменили на кофе, польщенно улыбнулась.

– Кристиан передал мне ваши похвалы буфетчику, и я попросила его порекомендовать кого-нибудь столь же искусного для дворца. А раз вам нравится…

– Восхитительно. Если император не пожелает нанять вашего протеже, я буду платить ему из собственных средств.

Возможность пить приличный кофе и горячий шоколад, которым сейчас восторгалась Долорес, стоит любых денег. А если он освоит еще и некоторые десерты…

– Думаю, столь малая уступка со стороны императора станет не более, чем данью вежливости, учитывая, сколько всего он уже обещал… – тетушка как всегда не могла промолчать. Но кофе она тоже оценила и сейчас наслаждалась любимым напитком с добавлением жгучего перца.

– Георг весьма любезен, – заметила герцогиня. – И я рада, что вы сумели найти с ним общий язык.

О чем-то общем говорить еще рано, но император определенно держал слово. Он отдал распоряжения на счет конюшен и объявил дату свадьбы, до которой осталось преступно мало времени. Валенсия с некоторым нетерпением ожидала, когда жених доберется до исполнения просьбы о переселении императрицы, но пока решила не напоминать о себе. Жизнь давно научила, что мужчине всегда нужно давать время на размышления и принятие решения. Тем более, когда ему приходится выбирать между матерью и будущей женой.

– Вы правы, секретарь императора уже прислал мне человека, который займется конюшнями, и он даже предложил взглянуть на несколько вариантов. Осталось только выбрать день для поездки. И как раз сегодня утром я получила письмо от своего управляющего из Апии. Предстоит решить много вопросов, связанных с транспортировкой лошадей, но думаю, к концу лета, если все продолжит двигаться столь же быстро, их уже перевезут.

– Так быстро! – воскликнула Долорес, уже не пытавшаяся соблюдать чопорный этикет и ставшая заметно счастливее.

– Замечательно, дорогая! Тебе совсем не придется скучать.

– Как правило, в супружестве скучать не приходится… – взгляд герцогини затуманился, словно она думала о чем-то своем. Сегодня она казалась рассеянной, а еще странно мечтательной, чего ранее за ней не водилось.

В первую встречу Ее Светлость Ивон-Лисбет-Аннабель Великая герцогиня Сантамэль показалась Валенсии ужасно холодной, далекой и столь же бесчувственной, как и императрица. Впрочем скоро выяснилось, что обе женщины отнюдь не статуи, но если Ее Величество думала только о себе, то герцогиня скорее переживала за других.

Все изменилось в тот день, когда вскрылась недостача в Фонде детей-сирот. Из всех благотворительных обществ он пользовался самой малой поддержкой. О вдовах военных и их детях заботиться считалось почетным, покровительствовать школам для девочек и прочим учебным заведениям – прогрессивным, помогать обедневшим вдовам – благородным. Но собранные на улицах или оставленные у дверей приютов дети никого не интересовали. Точнее мало кто верил, что из них может выйти что-то толковое…

К тому моменту, когда апийское посольство вместе с Великой герцогиней добралось до ревизии Фонда детей-сирот, они уже успели увидеть, как налажены дела в остальных благотворительных комитетах. Как хорошо обустроены школы и дома временного пребывания, пообщаться с учащимися и теми, кому оказана помощь. Валенсия даже несколько смягчила свое мнение об Империи, но затем они приехали в приют…

Обычный приют на окраине столицы. Скучное, двухэтажное здание с продуваемыми окнами, истертыми полами и стенами, на которых местами проступала плесень. В самом разгаре была осень, дожди сменялись короткими снегопадами и морозами, сырость проникала повсюду, но здесь с ней некому было бороться.

Ее Светлость не стала общаться с детьми, а прямо прошла в кабинет директора и потребовала показать книги учета, за которые засела надолго. Долорес наоборот пожелала видеть воспитанников, и Валенсия вместе с другими сеньорами отправилась с ней…

Те несколько часов намертво врезались в память. А гнев и бессилие, которые пришлось пережить, едва не заставили задохнуться. Хотелось немедленно снести это здание. Забрать детей. Отвезти во дворец. Сунуть под нос императору. О, как она разозлилась! И как расстроилась Долорес, едва сдерживавшая слезы, когда пришлось уезжать. Герцогиня же оставалась спокойной. Холодной. Молчаливой. И отсутствие ее реакции злило еще больше. Но оказалось, что все безмятежно только со стороны.

Ведь поехали они вовсе не во дворец, как обычно в конце каждого дня, а в один из столичных особняков. Как выяснилось, председательницы Фонда. И там Ее Светлость ледяным тоном потребовала предъявить финансовую отчетность по благотворительности. А уже через полчаса разразился скандал.

– Как вы посмели потратить деньги обездоленных детей?! – герцогиня почти не повышала голос, но он звенел, казалось, из каждого угла гостиной, где их разместили.

– Ваша Светлость… – принялась что-то лепетать побледневшая хозяйка.

– Я не желаю слушать оправдания! Даже если лично вы не тратили, вы не могли не знать о мошенничестве. Значит, покрывали виновного! И что хуже всего – вы позволили использовать деньги, хотя знали об их истинном предназначении!

– Ваша Светлость… – хозяйка дома заламывала руки и едва держала лицо, которое неумолимо кривилось.

За спиной герцогини метались тени, черты лица заострились, глаза стали ярче, и вся она казалась уже не человеком, но чем-то большим. Все присутствующие невольно отводили взгляды, чтобы не привлечь ее внимание, но Валенсия продолжала смотреть, и в глубине души испытывала удовлетворение от того, что хоть кто-то в этой стране еще способен навести порядок.

– Вы немедленно назовете мне имена тех, кто растратил деньги! И с завтрашнего дня ни они, ни вы не будете являться частью Фонда. А вопрос о мошенничестве будет расследовать полиция!

– Ваша Светлость! Только не полиция! Это же скандал!

– Хотите, чтобы расследованием занялся герцог Кениг? – теперь в мягком и вежливом голосе слышалась опасность. – Или сам император? Или вы считаете, что ваш поступок должен остаться безнаказанным?

– Мы вернем все деньги! Все-все! Даже пожертвуем более того! И подберем новое здание для приюта! Для всех приютов! Ваша Светлость, это же всего лишь сироты! Зачем беспокоить из-за них герцога Кенига? Или императора?

В тот момент что-то дрогнуло в лице герцогини, и на мгновение показалось, что сквозь него проступило еще одно – нечеловеческое. Смазанное, темное, оскаленное. Валенсия моргнула, и видение пропало, но заговорила Ее Светлость надтреснутым, хриплым голосом:

– Всего лишь сироты? Это дети, оставшиеся без родителей в жестоком и равнодушном мире, где такие, как вы, прикрываясь добром и помощью, нагло их обкрадывают. Мне больше не о чем с вами говорить. Завтра вы предоставите список ваших соучастников следователю, которого назначат на расследование этого дела. А сейчас мы уезжаем.

И они уехали. Но все изменилось. С того дня Валенсия начала смотреть на герцогиню иначе. А заодно ловить на себе внимательные, оценивающие взгляды.