Гасконец. Том 1. Фландрия (СИ) - Алмазный Петр - Страница 34

— Это что ещё значит? — хмуро спросил Анри д’Арамитц.

— Не хочу, чтобы его совесть мучала.

— Он уже согласился предать своего Короля, Шарль. За пять пистолей.

— Он согласился показать нам двоим вход в город. Чтобы его друзей было на что хоронить, — сказал я, но, кажется, на Анри мои слова никак не подействовали. Он только вздохнул:

— Собираешься оправдывать врага?

— Замерзнёт ведь, если его так оставить? — ответил я. — Ну да, как пить дать, замёрзнет. Помоги его связать. Где твоё христианское милосердие?

Последние слова, кажется, подействовали. По крайней мере, д’Арамитц смерил меня холодным и полным ненависти взглядом.

— Ты всё-таки полезешь в Бапом?

— Я боялся, что тайный ход построили сами военные. Или какой дворянин. А мы выползем в таверне, всем на нас наплевать.

— На нас форма, умник, — улыбнулся мушкетёр, и в этом оскале не было и следа прежней человечности. Кажется, сердце его снова ожесточилось. Но несмотря на это, он всё же помог мне связать Диего. И только потом спросил:

— Даже если найдем во что переодеться. Как мы откроем ворота, вдвоём?

— Нам не нужно открывать ворота, — ответил я. — Хотя было бы неплохо. Нам нужно всё разведать, отогреться и, по возможности, совершить пару диверсий. Пока нужно подумать, можем ли мы провести большой отряд сюда, минуя болото и реку.

Анри пожал плечами. Вдвоём, мы подняли люк и оглядели спуск. Старая приставная лестница не внушала доверия.

Я слез первым, проверил не сгнили ли ступеньки. Всё было в порядке. Затем поднялся, взял фонарь и спустился снова, поставив его на пол. Потом Анри передал мне связанного испанца и он улёгся рядом с фонарем. Наконец слез и сам мушкетёр. Я поднял фонарь, освещая нам дорогу, а он поднял на плечо испанца.

— Шарль, — спросил д’Арамитц. — Позвольте узнать, почему ваш пленник достался мне в качества поклажи?

— Потому что вы потеряли своё оружие, Анри, — рассмеялся я, и эхо разнесло мой голос по каменному коридору. — Я буду отбиваться от испанцев шпагой и фонарём, а вы — другим испанцем.

— Для столь тяжелого оружия куда больше подошел бы Исаак.

— Если бы де Порто вместился в эти коридоры, то наверное.

Д’Арамитц хмыкнул, но ничего не ответил.

Нам повезло, и коридор был прямым как палка, безо всяких развилок или поворотов. Прошло чуть больше часа, свеча начала гаснуть, а блондин на плече д’Арамитца ворочаться. Мы остановились на пару минут, чтобы соорудить для него кляп, а потом снова двинулись вперёд.

Казалось, наши злоключения наконец-то завершились. Одежда только никак не хотела высыхать. Адреналин медленно отступал, впуская в наши тела холод и озноб. Я начал стучать зубами, но изо всех сил старался это скрыть. Пришлось самому хлебнуть неразбавленного вина.

— Я все ещё не понимаю, — сказал Анри, и конечно же, в его голосе не было ни капли дрожи. Холод и дождь словно были ни по чём нашему гугеноту. — Почему ты так беспокоишься о нём? Он вряд ли стоит много.

— Стоит?

— О тебе уже ходит слава, как о любителе брать ценных пленников. Но этот?

— Поверить не могу, Анри, что ты о таком задумываешься. А что же, мне его просто прирезать?

— Как поступил бы любой человек Короля, — едва скрывая грусть ответил мушкетёр. — Это испанец, достойный человек, может быть. Но достойным людям и смерть полагается достойная.

Я вздохнул. Очень хотелось развернуться и вмазать хорошенько д’Арамитцу, но один я бы точно не справился с той миссией, что сам на себя возложил.

— Я не хочу убивать тогда, когда могу не убивать, — пояснил я.

Анри покачал головой. Тогда я перешёл к аргументам понятным обитателю XVII века:

— Ты никогда не угадаешь, кто тебе может пригодиться. Чьи знания можно использовать или опыт. Мне, чёрт возьми, нужен печатный станок. И солдаты.

— Но зачем?

— Мы в Нидерландах, чёрт возьми, — я обернулся всё-таки, чтобы посмотреть гугеноту в глаза. — Биржа в Амстердаме работает уже сорок лет. Может быть Его Величество и не понимает всей значимости, но я понимаю.

— Ты собрался подделывать векселя? — спросил Анри.

— Всё куда серьёзнее, — ответил я. — Но в этом не будет никакого смысла, если мы не проявим себя и не захватим Бапом.

— Ты умалишенный, — усмехнулся мушкетёр. Но спорить больше не стал.

Остаток пути мы провели в молчании.

Остановились у самой лестницы — такой же приставной, как и в начале нашего пути.

Я поднялся первым. Отпер люк, к счастью, щеколда была с нашей стороны. Только ради того, чтобы увидеть испанца, весьма удивлённо таращегося на меня из темноты подвала. В руках у него уже была шпага, словно он ожидал, что из подземелья к нему полезут лазутчики.

— Как удачно, — прохрипел он на испанском. — Так и знал, что жирдяй Дик продаст нас французикам!

Глава 17

Одна моя рука была на лестнице, другой я держал фонарь. Помирать, так с музыкой, как говорил мой брат (чаще всего, перед тем, как нашкодить на гражданке, конечно же).

Я бросил в испанца фонарём, тот ловко и со смехом отбросил его в сторону взмахом шпаги.

Смех тут же сменился воплем, когда освободившейся рукой я схватил его за достоинство. И в ту же секунду отпустил вторую руку, спрыгивая с лестницы. Испанец не смог даже нормально закричать, от боли он сразу упал на колени и захрипел. Секунду я буквально висел на его гульфике (это для красного словца, гульфика он не носил), потом послышался треск. Вроде бы ткани, но точно не уверен. Мужчина ударился лицом о люк и потерял сознание. Я снова упёрся ногами в лестницу.

— Как дела? — подал снизу голос д’Арамитц.

— Всё в порядке, Анри, но месье фонарь нас покинул.

Я выбрался в погреб, отшвырнув тело в сторону. По лицу испанца уже стекала кровь. Скорее всего, падение было очень неудачным. К счастью, подвал был достаточно освещен — несколько свечей стояли в разных углах, на жестяных подставках в виде лодочек. Вдвоём с Анри, мы затащили наверх и нашего пленника.

— Как удачно, — повторил я за убитым. — У нас теперь есть два комплекта формы.

— Один из них всё ещё мокрый, — ответил мушкетёр.

Я осмотрелся и запер на засов ведущую наверх дверь. Над нами кто-то явно гулял. Несмотря на то, что Бапом находился в осаде, люди в таверне всё равно пьянствовали и распевали песни.

Затем мы с Анри раздели убившегося о люк испанца и сбросили труп в подземный ход контрабандистов. Оставалось решить, как нам поступить с Диего. Он как раз начал тихо постанывать. Пусть и связанный, с кляпом во рту, он всё равно мог привлечь к нам внимание испанцев, устроив в подвале дебош. Но мы уже привели его сюда, более того, мне хотелось положить пленника в тепло.

Я обошёл подвал, в поисках хоть какой-то одежды — ничего.

— Переодевайтесь, Анри, — указал я на форму снятую с убитого. — Судя по росту, вам подойдёт больше.

— А вы?

— Мне надо что-нибудь придумать, — ответил я, снова обходя погреб. Только винные бочонки, пивные бочонки, бочонки с куда более крепкими напитками и несколько ящиков с какими-то сушеными штуковинами. То ли овощи, то ли грибы — я не рискнул пробовать.

Переодеваться в мокрую одежду самому означало, во-первых, дать повод для ненужных расспросов в общем зале. А во-вторых, простите мой излишний и мало применимый к текущим реалиям гуманизм, оставлять Диего мерзнуть голым и мокрым, в старом подвале. До изобретения Женевской Конвенции было три сотни лет, но я-то оставался человеком века двадцать первого!

— Остаётся один вариант, — сказал я, поворачиваясь к Анри. Тот уже закончил с одеждой и выглядел настоящим испанцем.

— Какой? — спросил он.

— Поднимись наверх, закажи выпить и поищи для нас самого пьяного одинокого испанца.

— Ты уже раздаёшь приказы, дорогой Шарль? — блеснул уже опостылевший мне оскал.

— У тебя есть план получше?

— Увы, нет, — королевский мушкетёр холодно усмехнулся. — Мне просто не понравился твой тон.