Страж Ордена 2 (СИ) - Семин Никита - Страница 51

Я вижу, как Нейроспектрометр сходит с ума. Кристалл горит яростным, неистовым белым светом, а шкала контроля мечется, фиксируя десятки одновременных вторжений.

— Проклятье, их слишком много! — рычу я, поднимая руку.

Но в этот критический момент я не остался один. Неподалеку из-за стены солдат оцепления выскочили два человека, и я почувствовал облегчение: Оболенский и Верхотуров уже были здесь.

— Поручик! — кричу я, хватая его за плечо. — Огонь! Разгони толпу! Не убивать! Вихрь!

Огнемаг не стал целиться в людей. Он выпустил в воздух мощные огненные вихры. Это было не боевое заклинание, а психологическая атака. Жар от вихрей обжигал лица и одежду, не давая фанатикам сомкнуться.

— Илья! — кричу я, обращаясь к магу земли. — Металл! Барьеры! Отрежь их!

Верхотуров, мгновенно оценив ситуацию, направил свой дар на металлические люки и решётки площади. За время нашего расставания он изрядно преуспел в контроле над собственной силой, что сейчас и демонстрировал. Люки, решетки ограды, даже бочки с металлическими ободами с лязгом поднялись, образуя грубые, но эффективные металлические барьеры, изолируя группы фанатиков.

Я же, получив секунды передышки, начал свою чистку. Сосредоточившись, я выпускал в каждого фанатика точечные нейроимпульсы. Моё Копьё теперь стало целительным разрядом. Я рвал белый сигнал — грубый контроль Лордов Света — и люди падали, теряя сознание, но освобождённые.

— Смотрите! — кричал кто-то из толпы, видя, как их товарищи, чьи черты были искажены, падали, а затем их лица разглаживались. — Они спасают их! Колдун освобождает!

Простые люди, до этого нападавшие на меня или просто стоявшие в оцепенении, пришли в себя. Увидев, как их товарищи, чьи лица были искажены, падали после моих ударов и обретали нормальный вид, они поняли. В их глазах вспыхнул не фанатизм, а гнев — гнев на обманщика.

С криками и воплями они сами бросились на тех, кого ещё не коснулся мой импульс.

— Наваждение! Его околдовали! — кричала одна из торговок, с силой хватая за руку фанатика, который бился в припадке.

— Я сам себя не чуял! Будто кто управлял мною! — орал, хватаясь за голову, один из освобождённых, пытаясь оттащить своего соседа.

— Спасайте околдованных! Валите их на землю!

Простые люди начали действовать. Они сами оттаскивали фанатиков, валили их на землю, не давая им дойти до меня. С этого момента они стали моими союзниками, моими невольными помощниками, которые поняли: их друзей контролируют, и эта Белая магия — их истинный враг.

— Не дайте ему дойти до колдуна! Валим его на землю! Колдун потом спасет! — кричит кто-то из толпы.

В этот момент, когда Верхотуров и Оболенский держат фланги, а простая толпа обеспечивает тыл, я совершаю финальный рывок. Я разрываю последние, натянутые, как струны, нити контроля.

Площадь наполняется стонами и плачем. Из-за возникшего хаоса и рвущихся ко мне околдованных фанатиков, толпа много кого затоптала. Сотни погибших, но рядом — десятки, сотни спасённых, освобождённых от чужой воли. Они лежат на земле, не понимая, что произошло.

Над нами восходит луна, освещая разрушенную площадь, усеянную телами и обломками металла из-за действий Ильи.

— Уберите их, — говорю я, и мой голос хрипит.

Оболенский, лицо которого покрыто копотью и сажей, кивает. В его глазах — не только усталость, но и новое, нескрываемое почтение. Он видел, как я превратил прибор в оружие, а магию — в научную тактику.

— Взять их под стражу. Всех, кто нападал. И обеспечить медицинскую помощь, — приказывает он гвардейцам, и те спешат выполнить приказ.

Я смотрю на Иоанна. Он сидит на земле, скрестив ноги, в своей порванной рясе. В его глазах, теперь уже не белых, а карих, нет ни ярости, ни фанатизма. Только пустота и страшное, леденящее осознание происходящего.

— Иоанн, — говорю я, подходя к нему.

Он поднимает глаза.

— Ты победил, — его голос слаб и безжизненен — голос человека, которого разбудили в чужой комнате. — Я… я был игрушкой. Я видел.

Я не чувствую злорадства. Только холодное удовлетворение.

— Ты был инструментом, Иоанн. Ты хотел очистить мир, но принёс в него Тьму.

Прошёл год с момента «битвы за умы и души», как прозвали наше сражение.

Мой кабинет в Инженерном замке теперь больше напоминал штаб, чем лабораторию. На смену раздражению от «копошения в песочнице» пришла атмосфера деловой, напряжённой работы. На стенах висели не только карты Петербурга, но и подробные схемы европейских столиц, отмеченные потенциальными «геопатогенными зонами».

Я выполнил приказ Императора. Команда обученных мной инженеров и чертёжников неслась по Европе, устанавливая «Врата Правды» при дворах коронованных особ. Нейроспектрометр стал первым по-настоящему международным стандартом в борьбе с магической угрозой. Мой Красный сигнал стал универсальным языком для обозначения «чужого контроля», а Белый — прямым предупреждением о вмешательстве Лордов Света. Я диктовал правила, Европа их принимала. Чем бы ни пленили умы людей Лорды Света, под какой личиной бы ни являлись им — их отпечаток прибор с легкостью находил, не позволяя расширить их паству.

Меня поставили во главе Комитета, а Шувалова сделали ответственным представителем Комитета на международной арене. Оболенский стал моим заместителем, Верхотуров же возглавил отдел по контролю за аномалиями. Мы контролировали магический мир Империи, а через неё — и всего континента.

Европа, напуганная слухами о «костромском пророке» и «чудовище из Петербурга», приняла мою технологию безоговорочно.

— Лондон, Вена, Варшава — все работают по вашей схеме, — докладывает Шувалов, который теперь является моим ближайшим политическим союзником. — Правители в восторге. Они наконец могут хоть как-то отслеживать и выявлять своих подданных с открывшимся даром или взятых под контроль тварями из-за Грани. Вы стали героем мирового масштаба, Михаил.

Я лишь усмехаюсь. Герой. Инструмент. Какая разница? Главное, что теперь в какой-то степени правила игры диктую я.

Оболенский кроме должности моего заместителя возглавил боевое крыло Комитета. Его огненный дар в прямом противостоянии любому магу оказался бесценным. А Верхотуров, в нагрузку к отделу по контролю за аномалиями, разрабатывал новые, более совершенные башни.

Что до Голицына, то он получил своё. Счастливо избежав отправки в крепость, он отправился служить на Кавказе, где, под надзором местных офицеров, он должен был использовать свой дар для шпионажа. Вдали от столицы, в грязи и опале, он служил живым напоминанием о том, что даже великий дар не исключает необходимости сохранять верность Отечеству и Короне.

И, когда положение мое окончательно укрепилось, я наконец задумался о финальной цели, о той самой, ради которой я здесь оказался.

— Нам нужно переходить к следующему этапу, граф, — сказал я Шувалову, разворачивая перед ним новый, сложный чертёж. — Борьба с прорехами была лишь латанием дыр на палубе. Мы должны поставить над планетой единый мощный щит.

Шувалов нахмурился.

— Что вы задумали, Михаил? Неужели ещё одна башня?

— Мегабашня, граф. Та, что должна будет контролировать не отдельную прореху, а всё электромагнитное поле планеты.

Я объяснил свой план, который до этого держал в строжайшем секрете. Лорды Света не могли прорваться в наш мир самостоятельно. Им был нужен канал. Тот самый, который пыталась построить Церковь Света в моём времени, подключаясь к ядру планеты. И я решил взять их идею, но использовать уже в наших интересах.

— Новая башня позволит пробиться к единому электромагнитному полю планеты и играть с ним так, как это нужно нам, — объяснил я, склонившись над чертежом. — Но кроме этого, башня даст нам не просто доступ к геомагнитному полю Земли. Она должна будет вытягивать хаотичную энергию из самой Грани — из энергетического поля, где обитают Лорды. Это ослабило бы их, обескровило. И всю эту изъятую энергию мы направим на создание глобального, непроницаемого Купола — электромагнитного щита, который покроет всю планету.