Страж Ордена 2 (СИ) - Семин Никита - Страница 14

Гнев Николая был гневом не капризного аристократа. Это был гнев оскорбленного государя, увидевшего бунт в зародыше. Он ненавидел бунт во всех его проявлениях.

— Хорошо, — сказал он ровно, и от этого спокойствия Чарторыйскому стало не по себе. — Если этот… инженер… не желает идти к нам, мы придем к нему. И напомним ему о порядке.

Он подошел к двери и распахнул ее.

— Оболенского ко мне! — бросил он в приемную.

Через минуту в кабинет, щелкнув каблуками, вошел молодой поручик лейб-гвардии Преображенского полка. Красавец, баловень судьбы, а с недавних пор — еще и гордость Комитета. Один из первых столичных одаренных, в котором пробудился дар к магии огня.

— Поручик, — начал Великий князь, и Оболенский вытянулся в струнку. — Тебе известна фамилия Молниев?

— Так точно, Ваше Императорское Высочество. Эксперт, прибывший из Кунгура.

— Этот «эксперт» проявил неповиновение и неуважение к моей особе. Возьмешь с собой двоих гренадер. Отправишься в гостиницу «Hôtel du Nord». Твоя задача — доставить его сюда. Немедленно. Если окажет сопротивление — действовать по уставу. Ты меня понял?

— Так точно! — глаза поручика загорелись. Ему, лучшему из молодых одаренных, поручили укротить зарвавшегося провинциала. Это будет не просто исполнение приказа. Это будет дуэль.

— Исполняй, — коротко бросил Николай Павлович.

Когда дверь за поручиком закрылась, Великий князь вернулся к своему столу. Он был уверен, что инцидент будет исчерпан в течение часа. Он не знал, что только что отдал приказ, который ввергнет его в еще большее бешенство. И заставит его взглянуть на этого уральского мужика совсем другими глазами.

К вечеру гнев мой немного утих. Я как раз обдумывал, не нанести ли мне неофициальный визит лично Великому князю, минуя его канцелярию, когда дверь в номер без стука распахнулась.

На пороге стояли трое. Двое — гвардейские гренадеры, огромные, как шкафы, в блестящих касках с султанами. А впереди них — молодой, холеный поручик гвардии, с тонкой полоской усов и глазами полными наглого, самоуверенного огня. Я почувствовал это сразу — едва заметный жар, исходящий от него. Одаренный. Огневик.

— Горный инженер Молниев? — лениво протянул поручик, небрежно опираясь на эфес сабли.

— Я, — ответил я, вставая между ними и Ульяной, которая испуганно отступила вглубь комнаты.

— Его Императорское Высочество, Великий князь Николай Павлович, желает вас видеть, — объявил он с издевательской усмешкой. — Немедленно. Вы обвиняетесь в непочтительности к высокой особе и неисполнении приказа явиться в Комитет. Нам велено вас доставить.

Он сделал ударение на последнем слове, и гренадеры шагнули вперед, расправляя плечи.

Так-так-так….Значит, доставить. Прекрасно! На меня, единственного, кто разбирается в тварях и магии, и способен защитить интересы государственной важности на новом поприще, натравили трех разряженных болванов, как будто я — их сбежавший крепостной! Этот польский аристократишка, видимо, решил, что может играть со мной, как с деревенщиной. Вконец охреневшие мрази! Что ж. Первый мой урок для столичной гвардии — о важности вежливости с одаренным — сегодня будет бесплатным. И очень болезненным!

— Я готов немедленно проследовать к его высочеству, — ровным голосом ответил я. — Но без сопровождения и вот этого вашего «доставить».

Поручик нагло расхохотался.

— Ты, кажется, не понял, мужик! Не ты здесь условия ставишь. Взять его!

Гренадеры ринулись вперед.

Я не собирался превращать номер в руины. Мне не нужны были молнии. Все было сделано тихо и быстро.

Первый гренадер, тот, что был слева, замер на полушаге, не донеся до меня свои ручищи. Короткий, невидимый нейроимпульс — и его собственная рука с размаху врезала ему же в челюсть. Раздался глухой, сочный звук. Гвардеец качнулся, его глаза остекленели, и он мешком рухнул на пол.

Второй успел среагировать. Он отшатнулся, пытаясь выхватить саблю. Но было поздно. Еще один импульс, на этот раз в ноги. Его колени подогнулись, будто их подрезали, и он с грохотом рухнул на колени, не в силах пошевелиться.

Поручик-огневик опешил лишь на долю секунды. Затем его лицо исказилось от ярости.

— Ах ты ж, мерзавец!

Он выбросил вперед руку, и с его пальцев сорвался короткий, яростный язык пламени. Жар ударил мне в лицо. Ульяна за моей спиной вскрикнула.

Выставив вперед ладони, я тут же создал «пламенный щит». Огненное заклинание поручика, ударившись о мой невидимый щит, безвредно рассыпался снопом ярких, как фейерверк, искр.

Поручик смотрел на это с открытым ртом. Его лучшее, самое сильное заклинание, которым он так гордился, просто… исчезло.

— Неплохо для начала, — сказал я, делая шаг к нему. — Но слабовато. Огонь нужно уметь контролировать. Вот так.

Я щелкнул пальцами. И плюмаж из перьев на его блестящей каске, гордость гвардейца, весело вспыхнул, как рождественская свечка.

Взвыв от унижения, бедолага бросился судорожно сбивать огонь перчаткой.

В этот самый момент дверь в номер снова распахнулась, и на пороге застыл граф Шувалов. Он был бледен и зол. Его взгляд скользнул по картине: двое гвардейцев на полу, их офицер, приплясывая, тушит собственный головной убор, а в центре, спокойный и невредимый, стою я.

— Проклятье, Оболенский! — прорычал он, обращаясь к поручику. — Что ты тут делаешь, идиот⁈

— Приказ его сиятельства! — неуклюже оправдывался поручик. Ему наконец удалось потушить плюмаж, и номер наполнился смрадным дымом сгоревших перьев и конского волоса.

Затем Шувалов обернулся ко мне, и в его глазах я прочел смесь досады и… холодного, почти испуганного восхищения.

— Я знал, что он силен, — пробормотал он, скорее себе, чем мне. — Но настолько…

Перешагнув через тело одного из гренадеров, он приблизился ко мне.

— Кажется, — сказал он, пожимая мне руку, — наш разговор с его высочеством будет очень, очень интересным.

В дверь в кабинет Великого князя настойчиво постучались. Николай Павлович, погруженный в изучение фортификационных планов, поднял голову, и с досадой разрешил войти. Дверь тут же распахнулась, и на пороге показался граф Шувалов. А за его спиной…

За его спиной двое дюжих жандармов поддерживали под руки поручика Оболенского. Блестящий гвардейский мундир поручика был смят, на щеке алел свежий синяк, а от некогда пышного плюмажа на каске остался лишь жалкий, обгорелый огрызок. Он смотрел в пол, и уши его пылали от стыда.

— Что. Это. Значит? — ледяным голосом произнес Николай Павлович, медленно поднимаясь во весь свой гигантский рост.

— Это значит, Ваше Императорское Высочество, — начал Шувалов, — что произошла чудовищная ошибка. Исполнительское рвение некоторых ваших подчиненных едва не привело к катастрофе.

Он шагнул в сторону, и в кабинет, спокойный и невозмутимый, вошел я.

Великий князь перевел взгляд с побитого гвардейца на меня. В его глазах полыхнул огонь.

— Это ты сделал? — прорычал он.

— Я защищался, ваше высочество, — ответил я ровно, глядя ему прямо в глаза. — Ваши люди ворвались в мой номер без приглашения и попытались применить силу. К тому же, в присутствии дамы. Я был вынужден их… успокоить.

— Успокоить⁈ — взревел Николай. — Ты поднял руку на офицера лейб-гвардии! Да я тебя…

— Позвольте доложить, ваше высочество! — вмешался Шувалов. — Произошло недоразумение. Господин Молниев прибыл в Комитет, как и было велено. Однако князь Чарторыйский, превысив свои полномочия, отказал ему в немедленной аудиенции, о которой я лично договаривался с вами.

Взгляд Великого князя метнулся на Чарторыйского, который стоял в углу, бледный, как смерть.

— Я действовал по инструкции… — пролепетал тот.

— Молчать! — рявкнул Николай.

Он снова посмотрел на меня, и в его взгляде боролись гнев и… любопытство. Он был солдатом до мозга костей и понимал язык силы. И он видел перед собой человека, который только что без видимых усилий «успокоил» троих его лучших гвардейцев, включая одаренного.